Тайна гадкого утёнка
Шрифт:
– Спит, - шёпотом сообщила Галина.
Стараясь не производить шорохов, супруги Шпацы тихо покинули комнату.
Глава IV
Воробьи узнают о тайне, после чего наступает конец
Около трёх часов в ночной тиши раздался вопль. Зиновий с Галей, как поджаренные, вскочили с кровати. Комнаты для постояльцев пустовали, занята была только одна. Кричали, по всей видимости, там.
Держа перед собой свечу, торопливо, скрипя половицами, воробьи шлёпали
– Лебедь!
– испуганно вопили за второй от стены дверью.
– Бедная, несчастная женщина!.. Уберите её! Она смотрит! Там, в углу!
Зиновий, а за ним его жена ворвались в комнату. Сидя в кровати и указывая дрожащим когтистым пальцем на что-то невидимое, ехидна в очередной раз прокричала:
– Там! Видите?! Скажите: пускай уйдёт. Это не я! Я не виновата!
– Кто там? Я никого не вижу, - ответил Зиновий и тут же, не сдержавшись, недовольно посетовал: - Ох, как же всё-таки нехорошо, что вы к нам пришли.
– Здесь больше никого, - укладывая ехидну обратно на подушку, ласково проговорила Галина.
– Только вы я и Зина, мой муж. Ложитесь, вы больны. Зина сейчас пойдёт и позовёт Геннадия Карловича.
– Но, кусочек… - собрался было возразить Зина. Впрочем, это не понадобилось.
– Стойте, не ходите, - перебила ехидна.
– Бесполезно. Кажется, приходит конец.
– Ну что вы, - не согласилась воробьиха, - ещё поживёте.
– Кто знает, кто знает, сладость моя, - глубокомысленно покачал головой Зиновий.
– Нет, вы не понимаете, - настаивала больная.
– Я предвидела. Нельзя долго и спокойно жить с нечистой совестью. Сядьте, прошу вас. Дайте мне всё рассказать. Помогите снять камень с души, выслушайте.
Зиновий предусмотрительно подвинул стул.
– Сядь, сладость моя, - сказал он.
Галина уселась. Пристроившись у больной в ногах, Зиновий с чутким видом поглядел на ехидну.
– Говорите, что вы там хотели, - произнёс он.
– Мы помогаем вам снять камень. Продолжайте.
И больная рассказала.
Около десяти лет назад, когда она работала в инкубатории и помогала птицам нести яйца, после чего те хранились в специальных помещениях при необходимой температуре, с ней, акушеркой Варварой, произошёл один не совсем обычный случай. Тогда это казалось не таким ужасным. Просто попросили сказать неправду. Тем более, были уплачены деньги - половина сразу и половина потом, когда всё было сделано. Первое время, пока Варвара Николаевна была сравнительно молода, всё это не слишком задевало совесть. Но в дальнейшем, когда она лишилась постоянной работы и всё чаще стала просиживать вечерами одна, имея в собеседниках лишь печальные мысли… Словом, она стала сожалеть о своём поступке и не знала, как загладить вину.
– Что же вы такого сделали?
– полюбопытствовала Галина.
– Однажды, - продолжала повитуха, - когда было моё дежурство, в инкубаторий пришёл лебедь. Уже немолод. На вид - около пятидесяти; может, чуть старше. Видно: не из бедных. Я сразу обратила внимание: костюм на нём был новый, из дорогой ткани. Я прекрасно разбираюсь: сама какое-то время пыталась шить.
– Ну так что же?
– нетерпеливо ёрзал Зиновий.
– Что он вам сказал?
Ехидна ответила, что незнакомец предупредил: вскоре в инкубаторий должна поступить одна молодая особа, его породы. На сносях, вот-вот родит. Но о том, что она родит, в книге регистрации, которую обязана заполнять каждая акушерка, записи быть не должно. «Вам ясно?
– спросил лебедь.
– Ваше молчание будет хорошо оплачено, не сомневайтесь».
– «Но как быть с яйцом?
– не понимала Варвара.
– Ведь я должна буду его проштамповать. Придёт контролёр и обязательно спросит: откуда оно и кто мать?» - «Об этом предоставьте позаботиться мне, - ответил собеседник.
– Мать найдётся. Другая, тоже лебедь. Скажет, что яйцо принадлежит ей. Всё, что требуется от вас, - подтвердить её слова. Вы всё поняли?»
– Зашторьте окно! Она там! Уберите её!
– закрывшись лапой, вновь заголосила ехидна.
– Галя, будь любезна, - распорядился воробей.
Воробьиха побежала задёрнуть занавеску.
– А теперь, - наклонившись к больной, сказал Зиновий, - ответьте мне: что за лебедь к вам приходил? Вы сказали, он был богат? Кто он? И кто та женщина, которая отказалась от потомства и которую, как я сейчас думаю, вы повсюду видите? Неужели вы не догадались узнать о них? Хоть что-то. Адрес, имя. Фамилия.
– Я могу назвать вам номер, - прохрипела ехидна.
Рискуя заразиться, воробей наклонился ниже.
– Номер чего?
– спросил он.
– Запомните… Или запишите.
– Галя, кусочек!..
– внезапно разгорячившись, приказал воробей.
– Беги, лети!.. Ручку, бумагу! Срочно!
– Но она сейчас умрёт, неужели не видно?! Нужна не бумага, нужно лекарство!
– И то, и другое! Неси! Живо, в темпе!
Галя бросилась вон.
Когда она вернулась, с собой у неё были остатки бальзама в бутылке, ложка, огрызок карандаша и исписанная с одной стороны подсчётами в столбик бумага. Муж её, как помешанный, вышагивал от стены к стене с неутомимостью маятника и всё время повторял:
– Эл-ноль-три-пять-восемь-один… Эл-ноль-три-пять-восемь…
Галин крик заставил его умолкнуть и остановиться.
– Она умерла?!
– Да, и что?
– И ты спокойно ходишь?!
– Кусочек, все животные когда-нибудь умирают. Что ты хочешь, я не понимаю?
Ехидна лежала, раскрыв рот. Длинный нос указывал куда-то ввысь и выглядел сейчас довольно уныло. Подойдя, Галина подняла неподвижную челюсть покойницы. Рот закрылся.
– Ну вот, - с досадой вымолвил Зиновий, - взяла отвлекла! Я совсем не помню цифр. Помню, но теперь не все.
– Зачем они тебе?
– О-о, кусочек!..
– лукаво прищурился воробей.
– Если я размотаю этот клубок… Хотя это и произошло много лет назад… Сладость моя, я чую: на этой тайне мы можем крупно заработать. А теперь пойду просить коня Тимофея, чтобы отвёз меня за Геннадием Карловичем.
– Как жаль, Зина, что ты не летаешь. Не пришлось бы звать Тимофея.
– Кусочек, что за пошлость? Летать! Я что, голодранец? Будь добра, оставь покойницу и погляди лучше, что у неё там в чемодане.