Тайна князя Галицкого
Шрифт:
Немного поторговавшись, Басарга отдал в качестве платы за работу лошадей, выгадав тем самым полдня времени. Местные мужики, навалившись артелью, прямо на руках снесли струг в воду, холоп переправил на борт вещи – и течение понесло царского подьячего в сторону дарованного за службу поместья.
Летнее путешествие немного научило боярина управляться со стругом, и потому он поперва отправил спать холопа, сам усевшись к рулю, а ближе к вечеру посадил на свое место рыбацкого сына. Рассвет застал их уже на Шексне. Сонный холоп ругался с рыбаками, требуя пропустить его через перегородившие реку ставни, мужики так же сонно отбрехивались, черпая сачком зашедшую в садок рыбу. Появление боярина заставило смердов пошевелиться, и вскоре
Следующим днем они подошли к устью Славянки и пристроились в хвост медленно ползущих вверх по течению ладей и ушкуев. Река была узкой – идущие встречь ладьи едва не задевали друг друга бортами, – но короткой. Уже в сумерках струг вошел в просторное Никольское озеро, проплыл его до конца, снова пристроившись в хвост потрепанному коричневому ушкую.
Здешний волок работал аж в четыре ряда, и потому корабли не застаивались, хотя и шли непрерывным потоком. Четверть часа – и артельщики, подогнав волокушу, завели струг на рогатины, перемотали толстый канат меж бревен.
– Полтину давай! – крикнул снизу один из мужиков.
Басарга бросил монету, тот поймал, отошел в сторону, а влекомая быками волокуша поехала по длинным полозьям из воды.
Четырехверстный волок струг одолел всего за два часа, оказавшись в Благовещенском озере еще в темноте. Здесь путники дождались рассвета, спустились вниз по петлистой Порозовице, веслами помогая стругу вписаться в крутые изгибы русла, и к полудню самая трудная часть пути осталась позади. На огромном Кубенском озере Тришка-Платошка смело поднял все паруса и помчался вперед, уверенно обгоняя прочие суда. Точно так же, на всем ходу он влетел и в Сухону, уже в верховьях своих имевшую шириной более ста сажен. Однако очень скоро пыл ему пришлось поумерить, ибо петляла сия могучая река ничуть не меньше, нежели узкая Порозовица. Однако и на излучинах рыбацкий сын все едино обходился без весел, да еще и тихоходные ладьи исхитрялся обгонять, проскакивая то справа, то слева от них.
Идти вниз по течению всегда легко и просто. Великий Устюг путники миновали уже на четвертый день после Славянского волока, в устье Ваги вошли на шестой, и ровно через неделю боярин Басарга Леонтьев оказался на своей земле, свернув с Ваги в устье реки Ледь.
Хозяина ни смерды, ни старосты еще не ждали. Да оно и неудивительно – до Юрьева дня [18] , когда по обычаю полагалось закончить все расчеты по податям, долгам и прочим уговорам, оставалось еще больше двух месяцев. Конец же сентября – это еще страда в полном разгаре, у хорошего хозяина ни единого мига свободного нет.
18
В XVI веке Юрьев день приходился на 6 декабря.
Басарга это понимал, а потому сильно досаждать старостам не стал – только дал знать, что приехал, дабы больше прилежания выказывали. Он не спеша поднялся вверх по Леди, заглядывая в ближние деревни, осмотрел на омутах и заводях снасти, лодки местных жителей и теперь наконец без торопливости выбрал место для усадьбы – на высоком холме, стоящем над крутой излучиной. Вид со взгорка восхищал благолепием – а жить, как помнил Басарга из наставлений отца, нужно в красоте. Река омывала это место с трех сторон, что сильно облегчало оборону, коли, не дай бог, в родном доме придется отбиваться от ворога, а примерно десять сажен высоты в будущем надежно оберегут хозяйство от паводков. До Ваги отсюда выходило десять верст рекой – достаточно, чтобы не донимали проезжие путники, но не так далеко для выхода самому. На торный путь можно всего за час-другой добраться.
Чуть ниже по течению, у другой излучины, имелся удобный пляж – сюда боярин с холопом и вытянули струг, укрепив под борта срубленными поблизости слегами
и подсыпав для надежности песка.К Трехсвятительской пустыни Басарга сходил пешком, прямо через лес, благо о изгибах рек на своей земле уже кое-что знал. Коли прямо, ногами – то не двадцать, а всего три версты получалось.
Монахи его разочаровали. Все, что смогли сделать почти за четыре месяца, – так это крышу на церкви тесом перекрыть.
– Вас чего, пороть надобно, святые отцы? – в сердцах возмутился подьячий. – Отчего не строитесь? Для чего вам деньги царем дадены?!
– Так кому строить, милостивец? – перекрестился трясущейся рукой отец Владимир. – Сами слабы, смерды окрестные в полях да на тонях в хлопотах, из города звать далече. Отсылали отрока плотников в Ваге скликать, так токмо двоих и привез. Христа ради храм Божий укрепили, поклон низкий людям православным…
– Христа ради? А вклад двести рублей в землю закопали?!
– Кто же о том сказывать вслух станет, милостивец? – понизил голос настоятель. – Не все смертные в здешних местах чтят слуг Всевышнего и храмы Божии. Язычников в лесах полно, требы поганые творят, идолов растят. И так зарежут с легкостью. А уж серебра ради… Да и душегубы русские иные татар хуже. Душу давно в злодеяниях иссушили, за грош грех любой на себя возьмут.
– Хоть не потеряли? – вздохнул Басарга.
– Как можно, милостивец?!
– Тогда молитесь, отче. Что еще с вас возьмешь?
Вот так и вышло: вместо того чтобы разбираться со своим поместьем, подьячий вынужден был ехать в Вагу искать плотницкую артель – благо у городских ремесленников страды не бывает, работать в любой сезон готовы, – сговариваться, искать материал, давать дозволение рубить на нужды монастырского строительства свой лес и лес обители – Иваном Васильевичем, дедом государя, пожалованный, да ныне из-за слабости братии едва ли не бесхозным почитающийся.
Договариваясь с купцами да артельщиками, спрашивая совета у бояр местных, Басарга не забывал упоминать о внимании государя к Важской пустыни, о явлении нетленных мощей напоминал, особо напирая на их чудотворную силу, о том, что свыше явление сие Господом ко взятию Казани приурочено – и добился для монастыря еще нескольких вкладов лесом и товаром, а также скидок изрядных на скобы, гвозди, полотно и краску, да еще многие горожане с порывом душевным безвозмездно трудиться отправились, а иные поехали в чудное место на богомолье.
Работники прибыли – кормить надобно. Артель согласилась прочие заказы отложить – значит, как можно быстрее план крепости составить требуется. Прихожане появились – свечи, ладан, бумага нужны, крестики и образа. Дом странноприимный, дабы кров уставшим и запозднившимся дать…
Так и мотался боярин Басарга по замкнутому кругу, не успевая с одними хлопотами закончить, как тут же другие накатывались. Между тем холодными ночами с неба уже сыпался снег. Поутру он, конечно же, таял – но стоило сгуститься мгле, как начинал валить снова. А уже к середине октября воду стал прихватывать ледок, который держался даже днем.
Боярин Леонтьев не ожидал, что зима придет сюда так скоро – в его родных калужских лесах холода наступали куда позднее. Но пришлось смириться с тем, что в ближайшие недели каждый смертный будет заперт там, где оказался. Лед рек, болот и озер стал слишком крепок, чтобы лодки могли его сокрушить, но оставался еще слишком слаб, чтобы выдержать путника или, тем более, повозку.
Впрочем, на строительстве монастыря это никак не сказалось. У плотницкой артели имелось в достатке и леса, и еды – работай да работай. Стены будущей обители уже приобрели намеченные очертания: две башни дальние, прикрывающие обратную стену и стены боковые, и две башни возле ворот, соединенные верхним храмом. Они надежно обороняли вход и подступы спереди. Все башни успели вырасти на два десятка венцов, стены же пока еще можно было перешагнуть, сильно не напрягаясь.