Тайная жизнь Санни С.
Шрифт:
– Да ну тебя. Я серьезно. Чтобы понять, как защититься от таких вещей, надо знать, как они работают.
– Ну логично… Чтоб проводку починить, нужно хотя бы фазу с землей не путать, - пробормотала я, потому что папа недавно ремонтировал кое-что, и его здорово долбануло током.
– Вот! Именно! Но нет, это под запретом… Хотя авроры - это полиция тамошняя, - умеют такое.
– Но, может, в школе рановато еще? А потом уже, в училище или что там у них…
– А логика где?!
– подскочил он, явно забыв, что страдает от сердечной раны.
– Учить защите неизвестно от чего, а потом преподавать это неизвестно
Он замолчал, а я подумала и спросила, давно подмывало:
– Слушай, а если это всё так круто… можно волшебством мне зрение исправить?
– Не-а, - тут же ответил он, - я первым делом узнал. Тут тоже логики ноль: кости заново вырастить могут, а зрение поправить - нет. У нас величайший волшебник в очках ходит, так что…
– Жалко, - искренне сказала я.
– Да ладно, не переживай. Скоро тут что-нибудь изобретут, уверен, - серьезно сказал он.
– Тут прогресс ого-го как прет! А пока… ну… Эти очки тебе не особо идут, конечно, но…
– Но выбирать особо не из чего, - закончила я.
– Под мои линзы не всякая оправа подходит. Я видела симпатичные, но они стоят будь здоров, и эти стекляшки в них все равно не впихнешь. А облегченные линзы тоже… недешевые.
– Ну, знаешь, это-то фигня, - сказал он и встал.
– А ну, сядь ровно.
Вдруг вспыхнул свет, и я подумала, что это снова папа вломился, но нет - огонек трепетал на кончике палочки.
– Опять у матери спёр?
– Не, она сама дала. Знает же, что я не удержусь. Смотри на меня и говори, хорошо видно или как, поняла?
– Ой!
– невольно вскрикнула я, когда почувствовала, как оправа начинает менять форму.
– Нет, так плохо. Фокуса нет. А так очень резко!
Это было как у офтальмолога в кабинете, когда подбирают линзы и вставляют в оправу разные стеклышки.
– Ну вот, - сказал он наконец.
– Интересный опыт! Как тебе, удобно?
– Ага, они теперь легкие такие, - я потрогала оправу.
– И видно отлично! Спасибо…
– Да забей, - буркнул он, подобрал что-то с верстака, а через минуту всучил мне еще две такие же пары очков, пояснив: - Мало ли, разобьешь или еще что…
– А родителям я как объясню, откуда вдруг такое богатство?
– спохватилась я.
– Правду скажи - я подарил, - он присмотрелся ко мне, кивнул и добавил: - Так намного лучше. Вон в зеркало глянь.
Я наклонилась к боковому зеркалу папиной машины и согласилась: с такой оправой лицо у меня сделалось намного симпатичнее!
– И волосы распусти. Что ты их закалываешь, как старая бабка?
– Может, мне их еще и покрасить?
– спросила я, щелкнув заколкой, и увидела в отражении, как он вздрогнул и отпрянул.
– Ты чего шарахаешься? Мама говорит, мне было бы лучше блондинкой, а то не пойми что на голове. Школу закончу, перекрашусь.
– Я и сейчас могу тебя покрасить. Временно, чтоб родители не напугались, - фыркнул он и снова сделал что-то такое, отчего мои тускло-русые волосы вдруг зазолотились.
– Не, не идет тебе. Не тот оттенок. Погоди, а если посветлее?
– Тоже не то, - с огорчением сказала я, разглядывая серебристые кудри.
– Я с ними дура дурой. Давай, наоборот, потемнее. Еще. Еще… Вот, стоп!
Цвет, насколько можно было различить, получился интересный - темно-русый с заметным
пепельным отливом. Точно, мамина подруга говорила, что у меня зимний тип (сложно сказать, что это означает), поэтому всякое нежное розовенькое мне совершенно не идет, только портит, а вот холодные глубокие тона - даже очень.– А можешь так оставить?
– попросила я.
– Может, родители и не заметят. А заметят, совру, что накопила на краску из карманных денег. Это ж не фиолетовый какой-нибудь!
– Запросто, - ответил он.
– Могу еще подрастить.
– Не надо, с очень длинными неудобно, - помотала я головой.
– Так я себя вполне устраиваю! Удобная штука эта ваша магия… Всегда можно устроиться косметологом, а? Ну, если подзаработать надо.
– Да, хорошая мысль, - без тени улыбки ответил он.
– Я пойду, ночь на дворе. И, слышу, твой папаня бродит кругами и бдит, а ему на работу завтра. Надо ж совесть иметь.
– Ага. И ты… - я помолчала, подбирая подходящие слова, потом сказала: - Не зацикливайся на ней. Отвлекись. Как тот же Льюис: он обычно на девчонку ноль внимания, фунт презрения, если она за ним начинает бегать. А когда она дойдет до кондиции, тут-то он и берет ее тепленькой.
– Нет, так я не хочу. Мне ж не это нужно, - серьезно ответил он.
– Но, чует мое сердце, я этого все равно не получу. Так что нет смысла убиваться, а лучше, ты права, отвлечься и заняться учебой. До выпускного всего ничего.
– Два года вроде?
– припомнила я.
– Ну да. А что такое два года? Ладно, я пошел… - он вдруг коротко и неуклюже обнял меня и поцеловал в щеку.
– Спасибо.
– Да не за что… - сказала я ему в спину.
– Ну и чем вы там полночи занимались?
– мрачно спросил папа, когда я вернулась в дом. Он не спал, смотрел какое-то шоу и отчаянно зевал.
– Пап… - укоризненно ответила я.
– Иди спать, а? У парня несчастная любовь, он не понимает, чем обидел девчонку, а друзей здесь у него нет. Вот и всё.
– А, это та рыжая, что ли?
– сообразил он.
– Ну ясно, на кой ей этот придурочный, в той школе, поди, парни табунами бегают! Да поприличнее и побогаче…
– Пап, я не собираюсь обсуждать чужую личную жизнь и кто там за кем бегает, - мрачно сказала я.
– Человеку плохо, он пришел поговорить. На этом точка.
– Точка-точка, похоже, выросла дочка, - непонятно произнес папа и вздохнул.
– Ладно, Санни, я знаю, голова на плечах у тебя есть. Мама так и сказала, но…
– Но ты не мог не убедиться, что мы там не трахаемся на заднем сиденье?
– не удержалась я.
– Думаешь, если я некрасивая, так меня любой пальцем поманит, и я побегу?
– Санни, я вовсе не это имел в виду, - растерялся папа.
– Ну просто… Парень странный, я волновался…
– Да нормальный он, - вздохнула я.
– Только дурак.
– Они все такие, в любом возрасте, - сказала мама, высунувшись на лестницу.
– А ну, спать живо, оба!
========== Часть 3 ==========
В следующий раз он объявился только через два с лишним года, просто появился будто ниоткуда, но я не испугалась: слышала ведь об этих фокусах. Я его едва признала - так он вытянулся. Правда, все равно остался тощим и несимпатичным, но хоть одевался теперь прилично.