Тайны стен

Отец взял с меня слово, что каждый день мы будем обедать вместе. Поездка к чёрному дому откладывается. Налегая на педали, я тороплюсь домой.

Наша кухня в закутке за стеллажом с античной литературой. Большая плитка, сразу три турки висят на крючках. Шкафчики заполнены имбирём, корицей, разными видами перца и сиропами – для тех, кто любит послаще. И если кофе мы всегда варим с удовольствием, готовить в семье никто и никогда не любил. Наверху тоже есть кухня, побольше. Иногда, по настроению, мы встаём к плите. Но обычно еду получаем из ресторанчика через дорогу.

Хозяин и отец – старые друзья. Они вместе учились, вместе начинали вести дела, ещё когда в магазинчике было несколько стеллажей, а вместо ресторана – маленькое бистро. Дети хозяина теперь ходят к нам, как в библиотеку. Отец ищет для него редкие издания кулинарных книг. Он же много лет снабжает нас обедами.

Я заглядываю в ресторан с чёрного хода, забираю два горшочка с рагу и салат. Отец борется с наплывом покупателей. Мне он показывает в сторону кухни – там скопились заказы на кофе.

Когда, разобрав чашки, покупатели разбредаются среди полок, мы устраиваемся за столиком, на который с трудом вмещается несколько тарелок.

– Ты не спросишь меня, как сделка?

– Мне позвонил клиент. Поблагодарил. Сказал, всё хорошо, – отец ест быстро, постоянно оглядываясь в сторону кассы. – Но как сделка?

– Хорошо. Только сегодня не свели мосты. Я ехала на метро.

Он поправляет очки и на несколько секунд поднимает глаза к потолку.

– Да, я слышал по радио. Помню, последний раз такое было… лет пятнадцать назад. Коронационный мост не могли починить больше суток. Хорошо, что сломался один, а не все три.

Пытаюсь слушать, но мысли улетают к нашей со статуями договорённости. Нужно быстрее отправиться в тот дом, а потом в парк к Охотнику. Как раз пытаюсь вспомнить, встречались ли мы раньше, когда отец спрашивает:

– А что насчёт Достоевского?

О, нет…

– Его мне скоро вернут.

– Надеюсь, твоя подруга аккуратно с ним обращается.

Ещё одна ложь легко слетает с губ:

– Конечно!

Не выношу этот взгляд. Будто со мной снова что-то не так.

– Ты точно его не потеряла?

– Я бы сказала, если так!

Прокалываю вилкой маринованный помидор. Смотрю на салат, на остатки еды на тарелке, но – не в глаза отцу.

Я не теряла старое издание «Бесов».

Его украли.

Я взяла книжку из витрины с редкими изданиями. Да, на стеллажах стоят и поновее, но мне хотелось что-то с историей. А ещё посидеть на свежем воздухе, например, в парке. Я прошла два квартала до ближайшего, устроилась на лавочке под клёном. Утонула в тяжёлом тексте, совсем не обращая внимания на прохожих. И кто-то этим воспользовался.

Он вырвал книгу у меня из рук.

И сбежал.

Чтобы не расстраивать отца, я ничего ему не сказала. Придумала историю о подруге, которой дала почитать книгу, а сама попросила статуи отыскать воришку.

Взамен мне нужно передать послание.

Встаю из-за стола. Бросаю взгляд на часы, отец говорит:

– Ты не забыла?

Конечно, нет. Как я могла забыть.

В рюкзаке лежит таблетница, в ней семь ячеек, по три таблетки в каждой. Каждый понедельник я наполняю её лекарствами. Каждое воскресенье она пустеет. Одна таблетка в обед, две – перед сном. Проглатываю обеденную и убегаю из магазина, оставив отца с покупателями.

После книжного я всегда пахну кофе и специями. Застегнув куртку, с силой налегаю на педали – надо преодолеть подъём. Всегда немного завидовала тем, кто живёт в домах с видом на реку. Зато, как говорит отец, у нас тише.

Нужный дом я узнаю издалека – он выделяется на фоне красного кирпича, белого мрамора и жёлтой штукатурки. Матовый чёрный камень, будто обломок угля оставили посреди улицы.

Может, поэтому я не сразу вижу пятна копоти.

Зато, заметив, резко давно на педали, выбрасываю ногу, пытаясь устоять. Третий этаж выжжен пожаром. Окна разбиты. Я бы подумала, это совпадение, но именно там жила некая хранительница.

Я опоздала, причём на несколько дней или больше.

Оглядываюсь, но не нахожу вокруг ни одной статуи, с которой можно было бы это обсудить. Наверное, поэтому, Минерва и послала сюда меня. Ехать обратно намного легче, велосипед сам катится под гору, нужно только держать равновесие.

А я не перестаю думать о том, что бывает с гонцами, приносящими плохие вести.

Минерва снова окружена толпой. Её фотографируют, касаются копья, блестящих ладоней, эгиды, а она смотрит на это доброжелательно, но с лёгкой ноткой снисходительности. Я жду, когда туристы с рюкзаками и фотоаппаратами удалятся к следующей живописной точке, прежде чем подойти к постаменту.

– Ты так быстро поговорила с хранительницей? – спрашивает она, не опуская головы.

– Нет… У меня не получилось. В том доме, в нём был пожар. Целый этаж сгорел.

И я никогда раньше не видела, как Минерва чуть не роняет копьё.

– Ты уверена?

– Да, я как раз оттуда. Нашла дом, а там всё выгорело, окна разбиты и…

Минерва обрывает меня властным движением ладони.

– Они добрались до хранительницы первыми и получили второй ключ. Этого следовало ожидать. Мы слишком медлили.

Я молчу. Она хмурит бронзовые брови.

– Нам может понадобиться твоя помощь в будущем.

– Конечно, я помогу. В любой день! А… – помочь Минерве это уже здорово, но нельзя забывать об отце. – Моя книга?

– Охотник всё расскажет, – отрезает она.

Я бы хотела узнать подробности, но Минерва, кажется, задумалась совсем о другом.

– Тогда я пойду к нему.

Тянусь к велосипеду, но она качает головой.

– Нет, сегодня мы соберём совет. Обсудим стратегию. Отправляйся домой, Охотник будет ждать тебя завтра.

– Может, я…

Сзади подъезжает автобус с новой группой туристов. Едва заметно она кивает подбородком в сторону дома, говорит:

– Иди!

И замирает, гордо глядя вперёд.

Велосипед несёт меня домой. По дороге ломаю голову над словами Минервы: что это за ключи и почему так важно их защитить?

Ответ – или намёк на него – находится в книгах. Я закапываюсь в отделе по истории Города. Переставлю перепутанные покупателями тома по алфавиту, поправляю суперобложки, стираю пыль с книг, которые никого не заинтересовали. Беглый поиск по заголовкам и оглавлениям ничего не даёт. Но когда от строгой истории я устремляюсь к загадочному и легкомысленному мистицизму, кое-что обнаруживается.