Театральная история

Наташа разглядывала скатерть.

— И вот теперь я так, для рифмы, что ли, решил тоже поиграть — развод-разводка, развод — разводка… чтобы и вначале, и… и в конце… были, ну, словесные выкрутасы, что ли… Закольцовываем брак, — улыбнулся он уже совсем беспомощно.

Наташа наконец-то ответила. Голосом пустым, бесцветным:

— Мне кажется, те слова, которые я тогда сочетала браком, никакой пользы этому браку не принесли.

— Не говори о нас метафорами, ладно? Это обижает.

— Денис! — Его имя прозвучало в ее устах отвратительно. Он даже отпрянул — настолько неприятен был ему этот звук. — Наш развод — это развод. Здесь нет метафор.

Денис Михайлович, так сильно любящий жену, не понимал ее совсем. Если бы ему стало известно, как Наташа провела эту ночь, он бы изумился. Если бы ему сказали, что эта жесткость и даже жестокость — следствие того, что Наташа боится утратить решимость, он бы изумился еще больше. Оскорбить его показным равнодушием она хотела для того, чтобы не дать ему попытаться ее

вернуть.

Наташа вышла из кухни и направилась в свою комнату. Собрав вещи в неправдоподобной величины чемодан, не прощаясь с мужем, она закрыла за собой дверь. Как полагала, навсегда.

Услышав щелчок, Денис Михайлович почему-то на цыпочках прошел в прихожую и надолго уперся взглядом в обитую черным, с двумя серебристыми замками, изящной медной ручкой дверь.

У него вдруг возникло ощущение, что эта дверь захлопнулась давно, многие месяцы, даже годы назад, а он почему-то лишь сейчас это заметил.

…Марсик лениво поглядывал на хозяина и его женщину, которая пришла ночью — с таким решительным видом, и с таким тяжелым чемоданом. Кот изящно прыгнул, и приземлился в самом центре чемодана. Свернулся клубком и стал наблюдать за Александром и Наташей.

Ничего особенного в этот вечер Марсик не приметил.

Не перебивай мои паузы

Сергей и Александр на репетициях объяснялись друг другу в любви, давали клятвы, а когда Сильвестр объявлял “На сегодня все!”, расходились, стараясь не встречаться глазами. Единственные слова, которыми они обменялись за несколько десятков репетиций — “добрый день” и “до встречи”. Все остальное — пламенные диалоги Ромео и Джульетты.

Александру показная легкость — в общении с коллегами, во время репетиций, — давалась с большим трудом. Тут бы самое время ему вспомнить про парадоксы легкости и тяжести, но он больше не обращался к этой символике. Она устарела. Вместе с ней потеряли остроту и его переживания начет аборта. Утратила власть и навязчивая идея, что они с Марсиком проживают какую-то единую судьбу.

Все, о чем он думал в прошлом, покрылось какой-то странной, музейной пылью. В музее оказалась и ненависть к Сергею. Чучело задушенного зверька стояло в самом темном зале, на самом непочетном месте — туда Александр не заходил. Он попытался сдать в музей и чувство к Сергею, но сделать этого не смог. Мешала роль, необходимость любить “своего Ромео”. В этом чувстве все еще таилась энергия взрыва.

А потому, когда в коридоре он заметил Преображенского, стоящего у его гримерки, то замедлил шаг, пытаясь совладать с чувствами.

Сергей смотрел на Александра, как не смотрел уже давно — хотя и с некоторой опаской, но без неловкости. Александр подошел ближе, и Сергей протянул ему ладонь для рукопожатия.

— Привет. — Александр как можно более небрежно и, пытаясь улыбнуться равнодушно, пожал протянутую ему руку. Сердце застучало в пальцах, и он быстро высвободил их.

— Привет. — Почувствовав дрожь в Сашиных пальцах, Сергей смутился, и от смущения начал говорить деловым голосом: — Слушай, я тебя кое о чем хочу попросить. Зайдем к тебе на минутку?

— Конечно, конечно, — Александр вставил в замок ключ, повернул его, распахнул дверь и жестом пригласил Сергея.

— Садись. — Александр кивнул на пожилое, видавшее виды кресло.

— Нет, я и правда на минутку. Я вот о чем… Ты как вообще?

— Я нормально, — ответил Александр. Если чувство к Сергею вспыхнет снова — всему конец. И его карьере в театре, и отношениям с Наташей. А потому сейчас в нем преобладал страх, который, как ни странно, помогал поддерживать вожделенное равновесие чувств.

— Я так и думал, что нормально! Ты играешь все лучше, и без помех. — Сергей с царственной небрежностью отвесил комплимент.

— Да, — улыбнулся Александр, — теперь без помех.

— Тогда, — с заметным облегчением сказал Сергей, подхватывая его улыбку, — тогда послушай, — Сергей пристальнее вгляделся в Александра и окончательно убедился, что о деле можно говорить беспрепятственно, — Саша, ты на сцене так торопишься, что перебиваешь мои паузы.

— Твои паузы? — Александр, “плавающий в своих чувствах”, настолько изумился, что прекратил заплыв.

— Только не говори, что ты думал, будто паузы общие, — сказал Сергей безо всякой иронии.

— Нет, но… Я как-то не думал, что они лично твои.

Они снова улыбнулись друг другу. Сергей неожиданно сел в кресло, от которого полминуты назад отказался. Напротив него, сняв теплую куртку и почему-то положив ее себе на колени, сел Александр.

— Нет, правда, — продолжал Сергей, и Александр, вслушиваясь в его интонации, начал верить: Сергей пришел, чтобы заключить мир. Чтобы забыть старое, — ты прямо атакуешь меня своими монологами. Побиваешь меня словами, как камнями. Понимаешь?

— Не вполне, — признался Александр.

— Вот, например, мне из-за тебя очень трудно дается сцена у Лоренцо. Где я, после твоих слов о любви… — Сергей с легким испугом посмотрел на Александра и решил сформулировать немного по-другому: — После слов Джульетты о любви мы стоим у брата Лоренцо. — Сергей поднялся с кресла, чтобы показать, как именно он стоит, и все его тело наполнилось нетерпеливой

страстью. — Вот мы встретились. И Ромео, и Джульетта увиделись в келье, и оба так накалены, что Лоренцо боится оставить нас одних. И я говорю: “Скажи, Джульетта, так же ль у тебя от счастья бьется сердце?”

— Разве я оставляю тебе слишком маленькую паузу? — Александр слегка обиделся и спросил уже совсем укоризненно: — Разве сразу я тебе отвечаю?

— Саша! Ты вообще ничего не должен отвечать! Посмотри текст! Зачем ты говоришь “О да! О да!”?