Театральная история

— Мрачен и ласков? Как это?

— Со мной подозрительно ласков, а на дне — мрачен. Что удивительного? Я, как мог, заморочил его. Но ненадолго. Орех крепкий.

Иосиф пригласил:

— Сильвестр, садись. Кофе? — спросил он участливо.

— Э, нет! Твой кофе омерзителен. Лучше Свету попрошу принести. — Сильвестр позвонил. — Света, принеси кофе нам с Иосифом… — Иосиф отрицательно покачал головой. — Нет, принеси только мне. Спасибо.

Иосиф сказал тоном человека, который устал повторять:

— Все будет хорошо. Его православное сердце все спокойненько перенесет. И “Ля Монд”, и “Ди Цайт” готовы опубликовать все, что нужно. Более того, тексты уже написаны.

— Ты?

— Ну а кто же? И в каждом тексте восхваляется Ипполит Карлович. За поддержку нового, актуального спектакля “Ромео и Джульетта”. Ему расскажут, какой он молодец! Какой передовой молодец! А какой же православный устоит перед признанием Запада? — Иосиф хихикнул, улыбнулся и Сильвестр. — Не переживай! Эти статьи сделают озабоченного моралью богача намного снисходительнее к твоим театральным шалостям.

— Шалостям? Иосиф, ты наглеешь. На глазах наглеешь. Вот прямо сейчас наливаешься наглостью.

Иосиф смутился.

— Я имел в виду, что тогда он спектакль воспримет как гениальную шалость, а не как угрозу общественной нравственности.

Сильвестр погрозил пальцем Иосифу.

— Смотри! На тебя вся надежда, — сказал он и добавил весьма искренно: — Вот ужас-то.

Иосиф сделал вид, что не расслышал последних слов.

— Да ладно, что у Ипполита Карловича за вера… Так, верочка. — Иосиф хохотнул. — Да и вообще, мне кажется, зря ты его так боишься. Театр-то не его личный. Театр-то государственный.

— Иосиф, не будь ребенком, а?

— Ну да, да, глупость сказал. Хотел тебя хоть как-то успокоить.

Вошла Светлана, улыбнулась режиссеру и Иосифу, отмерив толстяку гораздо меньше ласки. Молча поставила на стол поднос с кофе, печеньем и бутылкой воды.

— Светочка, не уходи пока из театра, хорошо?

— Что вы, Сильвестр Андреевич, я и не думала…

Светлана вышла. Сильвестр стал отпивать маленькими глотками кофе. Настроение его понемногу, но все же улучшалось.

— А отца Никодима ты видел у Ипполита Карловича? — спросил Иосиф.

— Ха! — Режиссер оставил чашку от губ. — А они разве бывают отдельно? Только, наверное, когда Ипполит Карлович со своими красотками распутничает. И то, я думаю, с благословения святейшего отца.

Иосиф засмеялся и возвел глаза к потолку — мол, знаем мы все это лицемерное сообщество, знаем!

— А знаешь, как повел себя святой отец, когда меня увидел? — спросил Сильвестр. — Он как будто тайком меня перекрестил. Так, чтобы Ипполит Карлович видел, что он мне, нехристю, только добра желает. Я вот сопротивляюсь всему божественному, а он меня тайно, любовно святым крестом осеняет. Сволочь, а? — спросил Сильвестр не без восторга. — Бестия, а? Я его хоть и ненавижу, но чуть не закричал “Браво!” О таком актере в труппе можно только мечтать. А как ему идет ряса… Он будто родился в ней. Вот как надо носить театральный костюм! А наши актеры? Разве могут они так убедительно разговаривать, так естественно носить одежды героев? А его жесты — такие вкрадчивые, такие кроткие! А тембр, вносящий мир в душу! — В этой части Сильвестровой речи ненависть и восторг уже слились совершенно и загадочным образом друг друга подпитывали. — Лучший исполнитель роли священника из всех, кого я видел в церкви…

— Я думаю, пора начать пиар-атаку из-за рубежа. — Иосифу показалось, что слишком долгий разговор об отце Никодиме может выдать его планы. — Ипполит Карлович теперь бродит рядом с нашей тайной. Так пусть же его немного погладят европейские руки.

Сильвестр состроил такое выражение лица, словно внезапно ощутил запах тухлятины.

— Как же коряво ты, Иосиф, выражаться стал. Бродит рядом с тайной? Погладят европейские руки? Какие?

— Образно говорю. — Иосиф нахмурился. — Пусть его европейские газеты превознесут. А потом уже начнем массированный обстрел статьями…

Сильвестр покачал головой.

— Обстрел статьями… Это, видимо, ниже журналистского достоинства — по-человечески разговаривать. Ну да был бы результат. Не сердись, Иосиф… — сказал Сильвестр, увидев, как нахмурил тот свое толстое чело.

Иосиф в ответ еще бескопромиссней насупился. Сильвестра развеселил его обиженный вид.

— Да, кстати, — добавил режиссер. — В довершение ко всем проблемам, Ипполит Карлович мне подарил еще одну. Он изъявил желание посмотреть на новеньких наших.

— На актрис? — усмехнулся Иосиф.

— Нет у меня для него новых актрис! Вообще нет новых актрис. Приведу Ипполиту Карловичу Сашу с карликом. Пусть полюбуется. Все равно он с ними разговаривать не станет.

— Так зачем это ему?

— Барин новых холопов видеть желают-с. И чтоб они прониклись его обликом, хочут-с. Чтоб знали, кому молиться.

— Но Саша-то не ляпнет, что он Джульетту репетирует?

— Нет, что ты. Тибальта. Исключительно Тибальта. Я его предупрежу.

И Ганель о своей новой роли промолчит.

— Всех новичков приглашает? А… а меня?

— А ты разве играешь кого-то? — живо откликнулся Сильвестр, радуясь, что Иосиф сам “подставился”. — Давно? Кого? Почему мне не сказал?.. Да не печалься ты, возьму тебя, возьму.

Иосиф вдруг хлопнул себя по лбу, словно вспомнил что-то очень важное.

— Слушай, а правда, что подруга Саши мечтает попасть к нам в труппу?

— Ах да! Черт, я и забыл, что обещал Саше на нее посмотреть. Она давно к нам мечтает попасть. Как-то не хочется мне сейчас его нервировать отказом.

А ведь придется отказать. У меня молодых актрис перекомплект.

— А зачем отказывать? Она, говорят, очень красива.

— Ты с ума сошел, да?

— Да я не для себя! Ты же говорил, что Ипполит Карлович любит приехать в театр и выбирать себе артистку? Чтобы потом с ней в особнячке своем… канканировать.