Телохранитель Генсека. Том 2

В моей реальности экс-министр МВД застрелился сразу после того, как его исключили из партии, лишили всех наград и отправили на пенсию. В прессе не было даже некролога. Опубликовали только краткое сообщение на последней странице то ли «Известий», то ли «Московской правды» о том, что скончался бывший министр МВД. И все…

— Но и не знать о подношениях он тоже не мог… — продолжал рассуждать генерал Рябенко. — Скорее всего, жена уговаривала не отказываться.

Подъехали к дому и сразу увидели служебную «Волгу», принадлежащую Генеральной прокуратуре. За рулем сидел водитель и рядом с ним человек в штатском — явно из КГБ. Мы поднялись на лифте на седьмой этаж и только вышли на площадку, как распахнулась дверь квартиры министра внутрених дел. Выбежал охранник Щелокова, молодой парень в гражданской одежде.

— Скорее скорую, скорее! Николай Анисимович совсем плох!

— Беги на первый этаж, там с поста позвонишь. Почему раньше этого не сделали?!

— Важняки связь отключили, — уже с лестницы крикнул охранник, — и никого из квартиры не выпускали.

Мы вошли в квартиру. К стенке жались две женщины, приглашенные сюда быть понятыми при обыске.

— Где министр? — резко спросил генерал Рябенко.

— Его в спальню отнесли, — пролепетала одна из понятых.

Рябенко прошел первым, я последовал за ним. Воздух в помещении казался тяжелым, пропитанным запахом лекарств.

В спальне у кровати над мужем рыдала Светлана Щелокова. Эта всегда элегантная, стильно одетая и ухоженная блондинка сейчас была растрепана и заплакана — покрасневший нос, дорожки от слез на щеках, потекшая тушь и размазанная помада.

Когда в комнату вошли, она даже не обернулась.

Николай Щелоков лежал, запрокинув голову, с полуприкрытыми глазами. Дыхание было неглубоким, прерывистым. Лицо — бледное, с сероватым оттенком. Казалось, он уже не слышит, что происходит вокруг.

Светлана опустилась на край кровати, взяла мужа за руку. Прошептала умоляюще:

— Коля… пожалуйста, не оставляй меня… ты же сильный…

Он не ответил и вообще никак не отреагировал.

Рябенко молча приблизился, остановился у изголовья кровати. Смотрел несколько секунд, потом наклонился, осторожно нащупал пульс на шее. Подождал. Печально покачал головой, ничего не сказав.

Прошло еще несколько долгих минут в тишине. Все, что можно было сделать самостоятельно, без помощи профессионального доктора, уже было сделано. Оставалось только надеяться на чудо.

Я не мог понять дышит Щелоков или уже нет. Вдруг он дернулся всем телом, вытянулся в струнку — послышался глубокий, хриплый вдох. Последний в жизни министра. Глаза его широко открылись, уставясь в потолок.

Светлана Щелокова осознала, что произошло — захлебнулась беззвучным, но оттого не менее страшным, плачем. Скорчившись, упала на пол, сотрясаясь в рыданиях.

Рябенко, без лишних слов, провёл ладонью по лицу покойного, закрывая ему глаза.

— Крепитесь, — сказал генерал женщине только что ставшей вдовой, но та его даже не слышала.

Рябенко повернулся к прокурорским:

— Вы кто такие?! Почему скорую не вызвали?!

— Так это все быстро произошло, — без тени смущения, так, как может сказать только уверенный в своей безнаказанности человек, ответил следователь прокуратуры.

— Как же быстро? — в спальню заглядывали понятые, но войти не решались. — Уже полчаса Николаю Анисимовичу плохо было. Мучился очень сильно. Я хотела к себе сбегать, чтоб в скорую позвонить — тоже не разрешили. Сказали, вы понятые, на месте должны стоять.

«Вот ведь попали-то, а ведь так начиналось все красиво. И показания подозреваемых, по которым вышли на Щелокова, и распоряжение Генпрокурора. Сейчас бы вещдоки взяли, а там бы и на чистосердечное вывели», — думал один из прокурорских, который пока стоял молча.

Я поразился. Человек умер на их глазах и по их вине, а этот гаденыш думает только о сорвавшемся обвинении?!

— Почему телефон отключен? Кто распорядился? — продолжал грохотать генерал Рябенко.

— В рамках оперативно-следственных мероприятий была отключена телефонная связь. Чтобы пресечь возможность связи подозреваемого со своими сообщниками, — многословно ответил тот, что думал о сорвавшейся операции. Кажется, он заволновался, начиная понимать, кто может стать «козлами отпущения».

— О том, что вы не разрешили вызвать скорую помощь, уже доложено Брежневу.

— А я сумела позвонить Михал Андреичу на работу. Я у Суслова Михал Андреича работаю, — словно бы оправдываясь, сообщила вторая понятая.

В этот момент в коридоре раздался топот ног — в спальню быстро вошли врачи скорой. Но все, что им оставалось, это констатировать смерть.

Назад в Кремль ехали молча.

«Андропову не поздоровится, и Руденко тоже будет плохо», — думал Александр Яковлевич.

Я был невольным свидетелем его мыслей, и «слышал», что переживал Рябенко, в первую очередь, о Брежневе: «Леня расстроится… Да что там, расстроится, как бы на здоровье не отразилось. Они же друзья были с Николаем, еще с Молдавии. Как же так все тихо провернули? И ведь я ничего не знал, даже и не догадывался! Воспользовались поездкой в Сибирь».

Ситуация складывалась интересная. Никогда не поверю, чтобы Андропов так глупо подставился. Скорее всего, он позаботился о неопровержимых доказательствах вины Щелокова. И был уверен в законности собственных действий. Но все равно, оправдаться перед Леонидом Ильичом ему будет ой как не просто.

В здании Центрального Комитета на Старой площади мы поднялись в кабинет Брежнева. В приемной сидели прикрепленные Андропова и Руденко. Генеральный прокурор и Председатель КГБ находились в кабинете. Когда мы с Рябенко вошли, Брежнев говорил:

— … это заслуженный человек, я уж не говорю о том, что он министр. Это фронтовик! А сколько он сделал для страны? Он же фактически из праха восстановил министерство!

Увидев нас, Леонид Ильич тут же спросил:

— Что там?

— Леонид Ильич, Николай Анисимович умер… — мрачно доложил Рябенко. — Следователи не разрешили вовремя вызвать скорую и буквально к нашему приезду уже все было кончено.

— Задержать следователей, — распорядился Леонид Ильич. — Не вздумайте только в Лефортово определять. В Матросской Тишине есть, как мне докладывали, спецкорпус. Вот туда и в одиночку. Целее будут, — и он многозначительно посмотрел на Андропова.

«Идиоты, так по-глупому проколоться. Не вызвать скорую — это верх непрофессионализма», — раздраженно думал Андропов.

Генеральный прокурор Руденко, полный пожилой человек, стоял с побагровевшим лицом и, казалось, его самого сейчас тоже хватит удар.