Телохранитель моего мужа

Я вижу, как Марков хватает её за запястье, и пытаюсь удержать лицо. Он ведёт её в дом, как нашкодившего щенка. Как ещё пинка под зад не дал. Цветы белым покрывалом остаются лежать на крыльце. Безжалостные ноги хозяина сминают их, ранят. Втаптывают в камень.

Я не могу оторвать глаз от сломанных стеблей, растрёпанных головок. Среди них и она — моя Катя. Такая же поникшая. Но сломленная ли?..

16. Рина

Это он. Он! Я сразу его узнала!

Мне казалось, что все видят мою дрожь и растерянность, мою беспомощность и предательство.

Алексей знает — первая мысль, что пришла в голову. Он специально приволок его сюда, чтобы наказать, чтобы устроить очную ставку, а потом — публичную порку неверной жены.

Именно поэтому он приволок меня сюда, чтобы разобраться без свидетелей. Толпа мужиков не в счёт. Это его люди. Они будут молчать, но станут свидетелями моего позора.

Поэтому, когда Алексей схватил меня за руку, я не стала сопротивляться. Его пальцы подобны клещам. Ещё один синяк, но он ничто по сравнению с тем, что меня ждёт.

Мысли скачут, как обезумевшие белки — рыжие, огненные, хаотичные.

— Я же просил тебя сидеть дома! — рычит мой муж. — Неужели ты так тупа, что не можешь выполнить простые просьбы?

Команды — он хотел сказать. Неожиданно становится легко. Я ошиблась. Он ничего не знает. А я с перепугу выдумала невесть что.

У меня онемела рука оттого, что Алексей сильно сжал запястье, но я не чувствую боли — мне хорошо, и я пытаюсь не засмеяться. Нервное. Нервы у меня расшатаны. Отдохнуть бы. Отоспаться. Пусть бы чёрт куда-нибудь забрал мужа, чтобы я могла передохнуть.

Я вижу, как открывается дверь. Как Артём входит в дом. Он видит неприличную сцену: муж рычит на меня и продолжает сжимать руку. Ещё немного — и кость не выдержит. Снова лучевая треснет или сломается. Месяц гипса — неприятно, но зато при переломах Алексей меньше меня мучает. Проверено. Может, это как раз выход — дать ему превысить силу.

— Алексей Степанович, разрешите осмотреть дом? — он вмешивается бесцеремонно.

Лицо у него отсутствующее, как у робота. Словно он ничего не видит. Там, на улице, мне показалось, что Артём меня узнал. Дикое, нерациональное предположение. Страх женщины, которая умудрялась остаться инкогнито и больше никогда не сталкиваться с мужчинами, которых она снимала на ночь и пользовала.

Я вдруг понимаю, что не запомнила их лица. Возможно, при встрече смогла бы узнать, но сейчас — смазанное нечто, словно вместо лиц у них — каша, мешанина, размытое фото, где сколько ни силься, не сможешь угадать, кто есть кто.

Алексей ослабляет хватку и отпускает мою руку.

— Да, конечно. Здесь работали ваши ребята. Надеюсь, всё сделали, как надо. Но проверка никогда не бывает лишней. Катерина, — это он мне. Холодно, поджав губы, — отправляйся в свою комнату.

— Эту комнату я хочу осмотреть в первую очередь.

Алексей пожимает плечами.

— Да, конечно.

Артём идёт первым, оглядывая попутно коридоры. Я семеню следом. Муж не стал меня удерживать, а я и рада поскорее от него скрыться. Возможно, он попрётся за нами. Такого подозрительного сукиного сына ещё поискать надо. Он никому не доверяет.

— Какая комната ваша? — Артём оборачивается, смотрит мне в глаза.

Слишком прямо. Чересчур глубоко. Чуть дрогнув, приподнимаются брови, словно он подаёт мне тайный сигнал. Сердце готово выскочить через рот — так меня тряхнуло. Я не могу ответить. Только рукой показываю на нужную дверь. Рука у меня дрожит.

Он смотрит на неё. И что-то злое тенью пробегает по его лицу. Мелькает и прячется. Он снова робот — бездушный, деловой, безучастный.

Артём осматривает дверь, водит по ней пальцами, а я гляжу, как заворожённая. Эти пальцы меня ласкали. Трогали в таких местах, куда никто не догадался заглянуть.

Страшно сказать, но я чувствую возбуждение. Слабенькое, робкое, но фитилёк зажигается где-то внутри, согревает низ живота, щекоткой касается сосков, что твердеют и болезненно упираются в кружевное бельё.

Дыхание у меня сбивается. Что я вытворяю? Не хватало ещё дышать этому мужчине в затылок, давая понять, что я влажнею только от одного его вида и запаха. Что у меня колени — желе, а тело словно чужое. Не моё. Потому что до него оно никогда не предавало меня, не волновалось, не знало особой радости.

Артём входит в комнату. Я иду по пятам. У него походка пружинящая, словно где-то там на подошвах скрыты те самые пружины, что заставляют его отрываться от пола легко.

Охранник, значит. Не то, чтобы я придумывала ему профессию — не до того было той ночью, но он казался мне сложнее. Или мне хотелось видеть его таким. Женщинам свойственно наделять мужчин несуществующими достоинствами.

Он осматривает комнату. Кажется, профессионально. Я вижу, как оттопыривается его пиджак. Оружие. Становится неуютно. У меня здесь кресло-качалка с клетчатым пледом. Я сажусь в него с ногами, укутываюсь. Слежу за мужчиной. Он возится долго, очень долго.

Дверь открыта. Где-то там Алексей. Странно, что он не пришёл проверить. Но, наверное, здесь полно камер, а у него есть возможность следить. Я обмираю, представив, как он трахает меня здесь, а камеры записывают наши совокупления во всех ракурсах и подробностях. Становится гадко, до горечи во рту.

Я всё равно ничего не могу изменить. Придётся и это глотнуть и надеяться, что кроме мужа записи не будет никто смотреть. Или он всё же проявит милосердие и станет отключать видеонаблюдение, когда будет приходить сюда за порцией обязательного для него секса?

Меня зовут Артём, — я вздрагиваю от звуков его голоса и поднимаю глаза. Смотрю на мужчину, что однажды на одну ночь стал моим любовником.

Нужно всё забыть и вычеркнуть. Жить дальше, представляя, что ничего не было, привиделось, приснилось. А я не могу. Его запах. Голос. Присутствие. Мука. Как всё это выдержать?

— Теперь я ваш телохранитель, — простые слова.

Кажется, я переоценила степень своего везения. Никогда нельзя хвастаться. Потому что вслед за этим находится тысячи причин, чтобы наказать или посмеяться над самонадеянными дурочками, которые считают, что могут обмануть и избежать наказания.

Он смотрит на меня не отрываясь. И тогда внутри рождается огненный шар. Желание выжечь из себя всю грязь. Ради него — молодого и красивого. Сильного самца с литыми мышцами и короткой стрижкой. Ради этого рта с чёткими линиями. Его губы целовали меня с нежностью, с томительной почтительностью. А руки дарили блаженство. И никакого насилия. Всё добровольно. Единственная ночь, когда я хотела и получала удовольствие.