Телохранитель моего мужа

Рина удивлённо приподнимает брови.

— Я и не смогу, пока ты не позволишь. Посылать мысленные смс в пространство я ещё не научилась. Не тот уровень интеллекта.

Она пытается шутить, но я сейчас не в том настроении, чтобы понимать шутки. В груди разрастается ощущение, что я что-то упустил, где-то прокололся. А когда при очередном повороте замечаю чёрный «Ниссан», всё становится на свои места.

Её подруга привела за собой «хвост». Вольно или не вольно. Либо была беспечна, либо сделала это намеренно.

33. Рина

— Рин, ты пристегнулась?

Мне не понравился ни вопрос, ни то, как Артём провёл языком по своим губам. И взгляд его напряжённый не понравился. Я пристёгивалась в машинах автоматически: Алексей любил водить машину быстро и грубо, а я трусиха.

— Всё хорошо. Мы немного покатаемся, — кивнул он, но улыбка получилась вымученная. И глаза слишком серьёзные.

Я, конечно же, заметила машину, что ехала за нами как приклеенная. Артём не спешил. Его предупреждение казалось фарсом. А я думала о том, что… только не Вета. Только не она. Иначе мне больше некому верить. Её вынудили? Или она была настолько беспечной, что позволила за собой следить?

Вета могла быть какой угодно, только не легкомысленной. Жизнь научила её никому не верить на слово и выкручиваться из разных обстоятельств. Я верила, что какие бы бури над нами ни бушевали, она всегда окажется рядом и поможет. Протянет руку помощи или хотя бы приободрит искренними словами.

В эту минуту, когда за нами крадётся чёрная машина, моя вера в Веточку трещит и грозится развалиться на куски.

— Всё будет хорошо, Рин. Верь мне, — у Артёма голос хриплый и напряжённый. Я даже не успеваю испугаться — машина, подобно взбесившемуся животному виляет в сторону. Визжат шины, а я прикрываю глаза. Мне лучше ничего не видеть, иначе не выдержу. А визжащая истеричка — это не то, что Артёму сейчас нужно.

Я не знаю, сколько раз и куда мы сворачиваем, но через какое-то время гонка заканчивается. Машина сыто урчит и едет ровно.

— Не профи, — хмыкает Артём, — но машину снова придётся менять. Хорошо хоть не квартиру. Плохо, что теперь знают, с кем ты. С другой стороны,

— Ты думаешь, Вета? — приоткрываю я глаза и сквозь ресницы смотрю на лобовое стекло. Кажется, что дорога врезается в мозг и готова залезть поглубже, чтобы напугать, пригрозить, сожрать. У меня от езды кружится голова. Я чувствую, как под носом становится мокро. Кровь. Поспешно достаю из сумки платок. На колени мне падает мобильный телефон.

— Кстати, и об этом тоже. Когда ты собиралась мне сказать? — кивает Артём небрежно в сторону телефона.

Кровь капает мне на руки, на сумку, пачкает джинсы. Я поспешно прижимаю платок к носу и запрокидываю голову. Мерзкий вкус крови наполняет горло.

— Я не лгала тебе, Артём, — получается гундосо и противно. Мне срочно нужно в ванную, и я бы не отказалась от ваты, чтобы заткнуть кровавый фонтан. — Возьми, проверь. Там нет сим-карты. Это моё хранилище. Фотографий и воспоминаний. А также номеров телефонов. Я слишком часто теряю, разбиваю мобильники.

Этот тоже не в лучшем виде — по экрану расходится паутина трещин.

Артём останавливает машину. Вздыхает. Трёт лоб руками. А затем запихивает мобильник мне в сумку, достаёт оттуда пачку влажных салфеток, оттирает кровь с вещей и моих рук.

— Нам нужно идти, Рина. Уйти отсюда подальше. И, увы, немножко проехаться метро. А потом уж я поймаю такси.

Я киваю и выхожу наружу. Мне приходится так и идти, запрокинув голову. Жутко неудобно, но Артём рядом.

— Прости, — говорит он, сжимая мои пальцы.

— За что? — спрашиваю, понимая, почему он просит прощения.

— За подозрения, — вздыхает он.

— Я должна была объяснить, но забыла. Я никогда это хранилище информации за телефон не считала. То есть давно не считаю.

Он сам ведёт меня в аптеку и покупает всё необходимое. В метро я захожу в туалет, чтобы умыться и привести себя в порядок. В зеркало стараюсь не смотреть. Вид у меня тот ещё, и без того понятно. Слишком маленькая, бледная и напуганная.

На какие-то жалкие часы я обретаю хоть какую-то уверенность, которая разлетается в дым буквально за несколько минут. Я всерьёз подумываю о том, чтобы сбежать. Но без денег и хоть какого-то тыла — это всего лишь глупые мечты.

Пока мы добираемся домой, у Артёма трижды звонит телефон. Один раз — не понятно кто, второй — звонок от сестры. Он слушает её сосредоточенно. Я вижу, как сходятся в одну линию его брови. Артём бросает на меня быстрый взгляд. Этого достаточно, чтобы понять: речь либо обо мне, либо о Ляле.

— Что там? — вцепляюсь я в его руку, как только он отключается.

— Всё хорошо, Рин. Ляле назначили лечение. Доктор сказал, что она молодец. Мари договорилась о консультации с пластическим хирургом. Пусть посмотрит, оценит… ущерб. А дальше будем думать. Кстати, ей понравились вещи и баночки со скляночками. Она их трогает.

Мне нестерпимо захотелось увидеть это своими глазами. Артём ловит, наверное, мои мысли.

— Если всё хорошо, мы поедем в клинику завтра. Потерпи. Не всё сразу. Надо дать ей возможность адаптироваться на новом месте. Стресс в хорошем смысле слова, например, смена обстановки, тоже иногда неплохо воздействует. Может наметиться прогресс.

— Если она действительно больна, — передёргиваю я плечами. — Я нередко думаю, что она просто ушла в себя и не хочет общаться, разговаривать, жить. Самый лёгкий способ не чувствовать боль — убежать от реальности.

Может быть, и так, — бросает он на меня странный взгляд, и мне ещё больше хочется попасть назад, в клинику, чтобы убедиться: с Лялей всё в порядке, ничего не случилось.

— Дай мне слово, — цепляюсь я за Артёма умоляюще, — что обязательно скажешь мне, вдруг что-то пойдёт не так… или не знаю…

Мне сложно выразить чувства словами, но он меня понимает. Взгляд его смягчается. Он гладит мои побелевшие пальцы.

— Обещаю. Пока что нет причин волноваться, правда.

Это не успокаивает меня до конца, но позволяет дышать. На какой-то миг мне показалось, что он что-то от меня скрывает.

Последний звонок ловит его почти на подходе к дому.

— Да, мама, — я не чувствую тепла в голосе Артёма, но отвечает он спокойно. — Да, я приеду. Нам поговорить нужно. Нет, у меня всё хорошо. Ты следишь за мной? Не стоит. Да, я всё объясню. Не волнуйся.

Он как волны спокойного моря — убаюкивает, притупляет бдительность. Всего несколько фраз, но их хватает, чтобы женщина на том конце эфира если не успокоилась, то перестала разговаривать на повышенных тонах. Я не слышала их разговора, но слышала взволнованный, немного резкий тон. Уловила темп речи. Он был далеко не благодушным.