Телохранитель моего мужа

— Ты же отключила телефон? — хмурит он брови уже в машине. — И никому не звонила?

Немного запоздалая тревога, но я улыбаюсь.

— Нет, конечно. Я не отключила и не звонила.

Он не разорался и не обозвал меня тупой курицей. Не запахнулся в злобе. Я проверяла? Ждала этого? Он лишь сильнее сдвинул брови, соображая, как быть.

— У меня нет телефона, Артём. Я его в спешке оставила в том доме, — признаюсь после длительной паузы. А он лишь кивает.

— Это даже к лучшему, — и протягивает мне свой гаджет. — Звони подруге. Номер помнишь? Назначь встречу где-нибудь подальше от её заведения. В не очень знакомом месте.

Номер Веточки я знаю наизусть. С телефонами у меня беда: я их то теряю, то разбиваю, то забываю. Поэтому нередко звоню подруге с незнакомых номеров. Да и от Алексея шифруюсь: он постоянно проверял список моих звонков и контактов.

Вета отвечает не сразу. Но, в конце концов, берёт трубку.

— К-катя? — заикается она, услышав мой голос.

— Я, я, Вет, — вслушиваюсь в её растерянность. Если б я её не знала как облупленную, подумала бы, что она напугана. А может, случилось то, о чём говорил Артём? Я открываю рот, чтобы спросить, но она опережает меня.

— Точно ты? Живая? — уточняет она ожившим голосом.

— А какой же мне ещё быть? — настаёт моя очередь теряться.

— Ну, так это. Сказали, что ты того, — мычит она, запинаясь.

— Что значит того?.. — туплю я со страшной силой.

— Дак, померла, сказали, — произносит Вета замогильным голосом, а я от неожиданности нажимаю на «отбой».

32. Артём

У Рины лицо белое-белое. Я не помню, чтобы кто-то так сильно бледнел от нескольких фраз по телефону. А ещё меня дёргает одна вещь. Она мне соврала. У неё есть телефон. Она же мне фотографии показывала. Обманывает? Зачем? Спросить в лоб или подловить? Хуже нет, когда ты человека, которому доверял абсолютно, начинаешь в чём-то подозревать.

— Что-то случилось? — спрашиваю чуть погодя.

— Ну, да, — проводит она рукой по лицу, словно смахивает паутину. — Кажется, я покойница.

— У твоей подруги были гости? Угрожали? Искали? Что? — из меня вопросы сыплются, как из мешка с огромными дырами, а Рина лишь головой качает на любой мой вопрос.

— Не знаю. Она сказала, что я умерла. Я испугалась и растерялась. Не расспросила и выключила телефон.

Рина смотрит на меня виновато, я медленно выдыхаю. Подруга сама позвонить не может — у неё номер не определился. Вообще удивительно, что она ответила. Но девушки с её профессией вполне способны отвечать на незнакомые звонки.

— Тогда позвони и поговори. Не бойся. Ты точно живая. Там нигде нет твоего трупа.

О, чёрт. Почему я такой косолапистый медведь? Я же пугаю её ещё больше своим неумением говорить деликатно.

Рина смотрит на меня сердито, сопит, а затем снова нажимает на кнопку звонка.

Подруга её тараторит быстро. Я слышу только голос и ритм речи, подобный пламенному фламенко.

— Нет, не сейчас, через два часа, — сопротивляется её напору моя девочка. — В «Чашке», помнишь? Мы были там однажды.

Я невольно морщусь, а она со вздохом прощается с Веточкой.

— Я помню, ты говорил: в каком-нибудь незнакомом месте. Но «Чашка чаю» почти такое и есть. Там захолустье, тихо, далеко не центр, спальный район. Практически нулевая возможность встретить знакомых. Нам бы и по магазинам… не здесь. Раз уж сказали, что я мертва. О, Господи…

Рина прикрывает лицо руками, качает головой.

— Нет, она ни с кем не виделась. Никто не приходил и не расспрашивал обо мне. Алексей тоже не заявлялся. А о моей смерти мельком сказали в криминальной хронике. Маркова обозвали бизнесменом, замеченном в тёмных махинациях. Жутко звучит.

— Я пробью по своим каналам, узнаю, откуда ветер дует. Подобная информация идёт с чьей-то подачи. Не такая уж крупная рыба твой Марков, чтобы о нём трезвонили.

Естественно, в магазинах Рина выбирает минимум вещей. Кто бы сомневался. Но я не сопротивляюсь. Сейчас не время спорить по мелочам. Она всё делает быстро, не капризничая, не зависая над магазинными полками по полчаса. Интересно: она так же быстро выбирала те кружевные штучки, готовясь к отлову мужчин на улице?

Да, я нет-нет невольно возвращаюсь мыслями к нашей первой встрече. Какой мужчина воспримет это с равнодушием? Я не ангел, у меня есть свои тёмные стороны. Но я вряд ли бы хотел, чтобы она их видела.

«Чашка чаю» и в самом деле находилась глубоко в недрах города. Неприметное кафе, очень скромное, но чай и выпечку там подавали хорошие.

Веточка меня узнала сразу. Круглые глаза, удивлённо приоткрытый рот.

— Знакомься, это Артём, — представляет меня Рина.

— Да мы как бы уже, — бормочет она, но всё же церемонно протягивает руку. — Вета.

А потом обращается к Рине так, будто меня здесь и не существует:

— Он тот самый, да? Обалдеть!

Наверное, мне нужно выйти, дать им потрещать по-девичьи, но из чистого упрямства я остаюсь, пью чай, ем булочку с маком. Рина в двух словах, очень скупо, рассказывает о самом главном.

— Не бойся, — успокаивает её Вета, — если твой заявится, я ему ничего не скажу, но неплохо бы иметь с тобой хоть какую-то связь, вдруг чего.

— Нет, — это звучит чуть резче, чем я хотел. — Лучше мы сами свяжемся. И лучше, чтобы рядом с тобой всегда кто-то из охраны находился.

Я не запугиваю. Вета понимающе кивает. Становится задумчивой, щурит глаза. В её хорошенькой голове крутятся только ей известные мысли. Она складывает два плюс два. Наверное, пытается просчитать варианты развития событий.

— Да. Это хорошо. Идеально. Когда не знаешь, чего ждать, лучше ничего не знать. В этом случае исключены всякие неожиданности, когда можешь предать от слабости или потому, что кое-кто знает, на что можно надавить.

Она права. Ушлая, цепкая бабёнка, прошедшая, по всей вероятности, и Крым, и Рим, и медные трубы. У меня невольное отторжение к ней. Не могу понять, что их связывает — настолько они разные.

Рина доверчивая очень. А эта звезда всегда знает, где выгоду поиметь — на лице написано. Ставлю зарубку: узнать о ней подробнее. То ли следователь во мне проснулся, то ли подозрительность не в меру. Но внутри всё сопротивляется, чтобы они общались. Чтобы Рина делилась с ней своими передвижениями, новостями, сокровенным.

Это субъективно — я понимаю, но ничего поделать не могу.

Они прощаются тепло, по-женски — с обнимашками и поцелуями.

— Я буду звонить тебе иногда, — обещает Рина, и я снова вспоминаю её телефон, который она якобы забыла в том доме. В груди неприятно дёргается. Я сам себя ненавижу за подозрительность.

— Она тебе не понравилась, — вздыхает Рина, как только мы садимся в машину.

— Она не понравилась мне ещё тогда, когда я пытался тебя найти после того, как ты от меня сбежала, — говорю прямо. — Но это не значит, что она плохая. Обещай, что не станешь пытаться тайно с ней связываться или общаться.