Телохранитель моего мужа

— Я до сих пор не знаю, кто его отец и откуда он взялся. И, наверное, никогда не узнаю уже об этом. Серёжа — сын Ляли. Мой родной племянник. Мальчик, у которого есть мы и нет никого.

Она сидит слишком одинокая в своём одеяле-коконе. Слишком сломленная этим тяжёлым разговором.

— Не плачь, — говорю я Рининому сердцу, потому что глаза моей девочки сухи. — Мы подумаем, что можно сделать.

А затем я её обнимаю. Прижимаю к себе. Крепко-крепко прижимаю, ощущая, как Рину начинает трясти. Это тяжело. Я знаю. Но ведь я поэтому и рядом, чтобы ей никогда больше не было больно. Я постараюсь. Сделаю всё, чтобы оградить, уберечь, защитить. Я должен. Иначе жизнь потеряет смысл.

31. Рина

Нужно было дорассказать всё одним махом, но я не смогла. Смалодушничала. А ещё подумала: зачем ему? Как-то нехорошо втягивать человека в свою судьбу, в прошлое и настоящее.

Он сделает свою работу и уйдёт. Так даже лучше, потому что Алексей не тот, кто оставляет принадлежащее ему имущество без присмотра. Рано или поздно он меня найдёт. Или найдут те, кто за ним охотится.

Кажется, я устала. И бояться, и жить собачьей жизнью. Может, проще сдаться, но у меня Ляля и Серёжа. Если я опущу руки, они точно никому не будут нужны. Поэтому я ломаю голову, как выкрутиться.

Самый лучший вариант — уехать куда-нибудь далеко-далеко. Спрятаться, залечь на дно. Но без документов, денег сделать это не так просто. Мне не вырвать Серёжку из детдома. Разве что украсть. Мне не спрятать Лялю с таким диагнозом и внешностью. Мне не найти работу, хотя в век компьютерных технологий с этим может быть и попроще.

Я могла бы искать заказы на переводы через Интернет. Веточка однажды предлагала. Но Алексей бы меня убил, если бы узнал, что я подрабатываю. Я смалодушничала, а зря. Сейчас бы у меня были деньги. Хоть какие-то.

Я на обочине жизни. Живу в чужой квартире. Сплю с чужим мужчиной, который оплачивает мою еду, лечит сестру, охраняет племянника. А самое страшное — я не знаю, что будет завтра. И будет ли оно.

— У нас ещё есть незавершённые дела, Рин, — гладит меня по спине Артём и вырывает из невесёлых дум.

Я так и лежу, завёрнутая в одеяло, как колбаса. Он прижимает меня к себе. Даже сквозь одеяло я чувствую: он ещё не удовлетворён, ему хочется ещё секса. Эрекцию не скроешь и не спрячешь. Но то, что он не делает попыток присунуть, потому что ему хочется, трогает меня до слёз.

— Успеем, — говорю и, отстранившись, распахиваю одеяло. — Иди ко мне, — льну голым горячим телом к его коже, уже немного остывшей. Он так и лежит обнажённый. Даже не попытался одеяло отвоевать. Какой же он хороший и добрый.

Артём шумно втягивает в себя воздух.

— Что ты творишь, моя девочка, я ж не остановлюсь.

— И не надо, — опрокидываю его на спину и ложусь сверху.

Я целую его в губы, провожу руками по бокам. Мщу немножко, дразня пальцами рёбра, но с ним этот номер не проходит.

— Я не боюсь щекотки, — заявляет, улыбаясь, как Чеширский Кот.

— Тогда не сопротивляйся, — шепчу в лицо и трусь всем телом, спускаясь ниже.

Целую его соски, касаюсь языком пупочной впадинки, удовлетворённо отмечая, как он вздрагивает. Обволакиваю ртом напряжённую головку и скольжу губами вниз по члену. Когда тебя никто не заставляет это делать, оказывается, бывает приятно ласкать мужчину. Артём даже руки не поднял, не шевельнулся, чтобы направлять и командовать. Он полностью в моей власти. Я могу делать с ним, что хочу. И это кружит голову.

Я насаживаюсь на его член, позволяю войти глубоко, до самого дна. А затем начинаю раскачиваться, устанавливаю ритм. Свой собственный.

Артём касается моих сосков, возбуждает меня, шепчет что-то, но я не вслушиваюсь, потому что в голове шумит от возбуждения. Красочные всполохи мелькают перед глазами. Пружина внутри затягивается до упора, и ему достаточно лишь качнуть бёдрами мне навстречу, чтобы меня накрыл оргазм. Невыносимое чувственное наслаждение, от которого тело рассыпается звёздами. К этому невозможно привыкнуть. Этим пока что нельзя пресытиться. Может, когда-нибудь. Но не сейчас.

Он даёт мне успокоиться, а затем переворачивает на спину, требовательно вжимаясь, толкаясь почти агрессивно, но всё равно не грубо.

— Теперь моя очередь, — шепчет он мне в ухо. Это щекотно и снова возбуждает.

Да, сделай так, чтобы я забыла. Оставь во мне свой отпечаток. Подари мне ещё один экстаз, улети вместе со мной.

Я вела свой внутренний монолог, разговаривала с мужчиной, что стал невыносимо дорог. Оторвать его от себя — разве что с кровью и болью. Но пока не нужно. Пока можно быть рядом и наслаждаться. Плыть по течению и не заботиться ни о чём. Он всё взял на себя. Это и пугало, и вызывало бесконечную благодарность за передышку.

— Рина, — содрогнулся Артём, и я приняла в себя его семя, сожалея, что не смогу забеременеть и родить. Маленького, крохотного ребёнка, которого бы любила всем сердцем и берегла от всех напастей.

Но я, наверное, не умею. Ляля и Серёжа тому — грустное подтверждение. Вечное напоминание, что я не смогла их оградить от беды.

— Пошли в душ, а потом всё же по магазинам, — отрывается от меня нехотя Артём. — И к Веточке твоей заглянем.

Он помнит о моей просьбе. Он обо всём помнит.

— А потом я тебя здесь запру, а сам съезжу по делам, договорились?

Я киваю, соглашаясь.

— Рина, — он заключает моё лицо в ладони, — не молчи, пожалуйста. А то я думаю, что всё делаю неправильно, а ты просто боишься сказать об этом.

— Ты всё делаешь хорошо, — поднимаю глаза. — Просто у меня мысли всякие, и я колеблюсь, как маятник. Но в этом твоей вины нет. Это всё мои личные заморочки.

Давай ты будешь проговаривать их вслух? И мы вместе постепенно решим все твои проблемы, развеем сомнения, научимся слышать друг друга. Иначе я когда-нибудь оступлюсь, а ты замкнёшься, напридумываешь лишнего.

Он идеален. Я бы хотела узнать людей, что вырастили его таким правильным. Спасибо сказать или в пояс поклониться.

— Я постараюсь, — это не обещание, а уклончивость. Запоздало мне становится совестно втягивать его в своё болото, хотя я уже постаралась — навесила на Артёма всё, что могла.

Мы моемся по очереди — он деликатно не мешает, хотя по блеску его глаз я понимаю: его тянет ко мне как на аркане. Я вспоминаю порочную себя. Роковую женщину, что пыталась соблазнить мужчин в святой уверенности: каждый из них надолго меня запомнил. Но все они остались за бортом, а этот прибился к берегу. Наверное, никто не знал и не знает меня настолько близко, как Артём.