Телохранитель моего мужа

Но я знал, что никакая не точка, а запятая. Её Тайна манила. Тянула меня за собой. А самое страшное — я спал и не видел кошмаров. Точнее, это самое прекрасное. Но это случилось после ночи с ней. Поэтому мне сможет помочь лишь та самая таблетка — она. У меня слишком развиты причинно-следственные связи. Пусть это и выглядит смешно.

— Я найду тебя, девочка, слышишь? — обещаю, одёргивая шторы.

Над городом — серая хмарь утра. Раннего и мутного, как кофе в придорожном кафе. Дома кутаются в туман. Плотные тучи клубятся над крышами. Мне пора уходить. Впереди ещё один день в агентстве, которое я тяну в память о деде.

Я вздрагиваю, потому что думаю о нём, как о покойнике. Это неправильно. Нечестно. И больше всего на свете я хочу, чтобы он очнулся и избавил меня от груза, который оттягивает плечи. Но я же не дурак и не маленький. Понимаю, что даже если старый чёрт выкарабкается, то вряд ли вернётся к делам. Разве что поддержит словом и советами. Если сможет. И эти мысли — ещё страшнее, чем смерть.

Конечно, она не девочка. Взрослая женщина. Наверное, постарше, чем я. Но несколько лет разницы — это барьер для тех, кто любит замечать мелочи и придерживаться всяких условностей. Эдакое косное узкое мышление. Мне же было плевать, сколько ей лет. Главное — она моя. Я это чувствовал.

Моя — сладко поёт сердце. Дикарь с очень развитыми собственническими инстинктами. Я никогда таким не был по отношению к женщинам. Но сейчас именно это я чувствую. Мой человек. Это как любовь с первого взгляда: посмотришь на человека и понимаешь: с ним и сработаешься, и в разведку пойдёшь, и голову заложишь. Не подведёт, не струсит, не предаст. Грудью от пули закроет.

Она именно такая. Не шлюха и не проститутка. И в то, что она бесится с жиру, я тоже уже не верил. Не то. Пока не объяснимое, не совсем понятное. Но на уровне инстинктов я понимал: с ней что-то не то. Что-то неправильно. Не укладывается.

— Я бы мог тебя забыть, девочка. Но не стану, — бормочу себе под нос.

Да, я разговариваю с ней в пустом номере для новобрачных. Как сумасшедший.

— Не думала же ты, что можешь вот просто так взять и уйти? Мы ведь и не поговорили толком.

Да что там: нам было не до разговоров. Голый секс. Зато какой.

Нужно уходить. Выпить кофе. Работать.

Заодно и подумаю, как быть дальше.

Я вызвал такси и спустился вниз. И тут вспомнил о «Зажигалке» и брошенном там пальто. Пальто фигня по сути. Но именно туда зашла она в образе поломойки или домработницы средней руки. А это значит лишь одно: у неё кто-то там знакомый. И это значительно упрощало мою задачу. Было от чего оттолкнуться. И это уже не иголку в стоге сена искать!

Рина

Веточка позвонила неожиданно. Мы договаривались: минимум звонков. Только если что-то очень срочное. Всё остальное можно решить при редких встречах.

Её звонок означал лишь одно: что-то случилось.

— Кать, тут твой приходил.

Сердце обезумело в груди. На миг я подумала, что это Алексей. Вычислил. Следил. А это значит: меня ждут не просто неприятности.

— Он тут пальто оставил. И, кажется, видел тебя здесь. Расспрашивал всех. Въедливый такой, жёсткий мальчик.

— А-артём? — заикаюсь я от облегчения и падаю в кресло. Ноги меня не держат.

— Ну, он не представился, — вычитывает мне Веточка. — Только шнырял везде да спрашивал. Меня тоже, между прочим. И ушёл весьма весь в подозрениях. Как бы чего не вышло.

Я настолько рада, что это не Алексей, что не могу в себя прийти от облегчения и радости.

— Вет, ты не волнуйся. Всё позади. Он меня не узнает. Я сегодня же изменю причёску, потому что самое приметное — волосы. А остальное… Таких, как я, тысячи. Пошумит немножко и успокоится. Главное — спокойствие.

— Мне бы твои железные нервы, — ворчит подруга. — Он не похож на тех, что сворачивают, Кать.

— Буду надеяться на свою удачу, — улыбаюсь грустно. Мне больше ничего не остаётся.

У меня день, чтобы прийти в себя и избавиться от следов бурной ночи. Особо можно не стараться: на теле хватает других отметин другого человека, который пользует меня, когда ему хочется и как хочется. По праву сильнейшего. По праву закона. А ещё у него есть короткий поводок, который не даёт мне убежать или почувствовать себя свободной.

Но это был мой выбор. Так что жаловаться — смешно.

Я посещаю салон. Стригу волосы до плеч. Меняю цвет. Я больше не брюнетка, а шатенка — каштановая с рыжиной. Мне идёт. Хорошенькая. Многие говорят — красивая. Но я давно перестала замечать собственную красоту. До вчера. Сегодня я разглядываю себя в зеркале. Несколько часов, когда я могу и улыбаться, и видеть свои глаза почти живыми. Настоящими.

Это сделал он. Это сделала я. Мы вместе сделали что-то такое, что делает меня живой. Ненадолго. До тех пор, пока в дверном замке не поворачивается ключ.

— Дорогая, я дома! — слышу я низкий рокочущий голос. От него влажнеют и текут многие женщины. Только от звуков его голоса они готовы расставить ноги, потерять голову, отдаться.

В фантазиях они представляют, как он их имеет, трахает и тибидохает. Жаль, что их фантазии никогда не воплощаются в реальность. А если и воплощаются, то не с ними.

Он стоит в проёме дверей. Высокий, поджарый, красивый. Мужественное лицо, лёгкая небритость на мощной челюсти. Густые брови, дизайнерская причёска, отлично пошитый костюм. Он меряет меня взглядом. Задумчиво, словно думает, что бы ему со мной сотворить эдакого.

— Здравствуй, Алексей, — говорю я и даже не пытаюсь выдавить улыбку. Делаю шаг ему навстречу и прикасаюсь губами к колючей щеке.

9. Рина

Я звала его только так — Алексей. Никаких Алёш, Лёш и прочих уменьшительных имён. Мужу это не нравилось. А мы делали лишь то, что нравилось ему. Спорить, доказывать, возмущаться — легче стену головой пробить. Впрочем, он мог помочь. Со стеной и головой. И со многим другим — тоже.

— Катерина, — он звал меня тоже только так, а не иначе. Изредка — Катюша, когда у него хорошее настроение, что бывает весьма редко, — ты зачем изменила причёску? Мне не нравится. Почему ты меня не спросила, прежде чем садиться в кресло к парикмахеру?

Он дома. Он хозяин. Он хочет трахаться. А поэтому ищет повод до чего бы ему доебаться. Его целых два дня не было. Срочно нужно спустить пар. Причёска — чем не повод?

— Может, ты ещё и по любовникам бегала? — раздражается он, начиная вырисовывать в своей башке всякие будоражащие его картины.

— Конечно, — отвечаю спокойно — не выдержала. Мне бы промолчать. Нарываюсь. Возмутительное неповиновение. — По лицу только не бей.

Это предупреждение. Красная метка. Черта, за которую ему нельзя переступать. И лучше об этом сказать сразу, пока он ещё не разогрелся.