Темный мир

— Костя? — Артур посмотрел на меня, ожидая, очевидно, что я выскажусь — и Маринка станет послушной и выполнит нужную команду.

— Ладно, — сказал я. — Поезжайте. Мы тут… как-нибудь выкрутимся… Ну, ты знаешь, что делать. Давайте.

— Поехали! — закричал Артур.

И Джор тоже закричал:

— Мы вернемся! Девчонок отвезем — и вернемся! Ментов приведем!..

Так, ребята. Вот тут мне опять придется отвлечься и попытаться как-то объяснить… Помните, я говорил о трех источниках моего вдохновения: памяти, диктофонных записях и записях от руки в блокноте? И что я не помню, как эти записи делал, хотя почерк мой, он своеобразный и трудноподделываемый, и тем более не помню того, о чем писал, не то что в деталях, а вообще — о чем? Собственно, к этому моменту я и подошел. То, что я расскажу дальше, взято целиком из тех записей. В голове моей сейчас ничего такого нет. Наверняка было. Но сейчас нет. И только временами — на полсекунды, не больше — как проблеск… Сейчас — могу только прочитать запись и очень близко к тексту пересказать. И еще — железобетонная уверенность в том, что все записанное — именно так и было, все правда до буквочки.

Но и эти проблески — не моя память. Как будто вспоминаешь полузабытое кино или чьи-то рассказы…

Не хочу я этого писать, неприятно, мерзко до липкости, но и обойти не могу.

Ладно. Скоро сами все поймете.

Волков заказал самолет, как только понял, что «процесс пошел», поэтому звонок Шарапова, Шарпа, застал его уже на аэродроме Петрозаводска.

— Вы были правы, — сказал Шарп. — Это щит.

— Он у вас?

— Да. Я выслал борт.

— Хорошо, жду.

Через пятнадцать минут в служебном секторе сел САТ-ВБ — один из трех построенных вертолетов этой марки и единственный в нашем полушарии, Волков им очень гордился, это вам не яхта, которых как грязи; в прошлом году Волков удачно организовал банкротство этой перспективнейшей фирмы и сейчас покупал ее вместе со всей документацией, персоналом и ноу-хау через подставных швейцарцев. Вертолет был сделан целиком из углепластика и легко развивал четыреста пятьдесят километров в час на малой высоте в режиме огибания рельефа, то есть был практически невидим для радаров; Волков полагал, что родной армии не обязательно знать, куда летает по делам министр недропользования.

Салон был удобен, но аскетичен — как он любил. Ничего лишнего.

За исключением экипажа, в машине был только Ульфур, правая рука Шарпа.

— Расскажи в двух словах, — велел Волков.

— Перехватили разговор со спасателями. Пропала пара студентов, заблудились в тайге. Обыкновенное дело. А утром уточнили, что студентов нашли, но в плохом состоянии — не дышат и почернели.Шарп сразу понял, в чем дело. Попытались успеть вывезти первыми — не успели. Спасателей пришлось ликвидировать. Болто погиб. Пока это выглядит как авиакатастрофа, но, боюсь, могут докопаться. Туда вот-вот генеральская комиссия прибудет, землю рыть. Хорошо бы не министр, с его чутьем. Мы успеем раньше, но ненамного. Студенты сейчас в тайге, решили пока не трогать, никуда не денутся. Это все.

— Хорошо… То есть со спасателями, конечно, прокол…

— Времени было в обрез.

— Не надо было затевать стрельбу.

— Вы же сами распорядились…

— Да. Потом разберусь и решу. Про министра не беспокойся, я организую, чем бы ему заняться. Где сейчас щит?

Ульфур молча показал в заднюю часть салона.

Щит казался новехоньким, словно только что из рук мастера, время над ним было не властно. Волков благоговейно взял его в руки. Тяжелый…

— Никто из вас в крипту не входил? — спросил Волков, хотя и был уверен в ответе.

— Нет. Студенты входили.

— Это понятно… Ладно, сколько нам еще осталось?

— Шесть минут.

— Хорошо, Ульфур, хорошо…

Он провел ладонью над щитом, прислушался. Как будто пламя бушевало там, в глубине ясеневых брусьев, наискось прошитых железными прутьями и склеенных рыбьим клеем… Потом — положил руку на щит. Жгло. Лабиринт, вырезанный на лицевой стороне, тут же начал светиться, как уголья под пеплом. И напротив, холодным по-зимнему был бронзовый, покрытый запирающими рунами обод.

— Две или три пули в него попало, следов нет, — сказал Ульфур.

— Кто же это посмел? — спросил Волков.

— Болто.

— Тогда понятно, почему он мертв.

— Его зарубило винтом…

— Да хоть молнией. Не имеет значения. Так что, Ульфур, имей в виду — щит этот неприкосновенен. Причем неприкосновенен дважды… Но эти детали тебя уже не касаются. Главное усвоил?

— Да, шеф.

Вертолет Волкова сел совсем рядом с избой. Разбитый Ми-2 горел на опушке леса, и многие деревья уже охвачены были огнем. Слышен был рокот другого вертолета — который, надо полагать, тушил пожар. Видимо, Шарп проявил инициативу, у остальных полномочий не было. Правильно, если с радаров пропала «птичка» спасателей и на связь они не выходят, генеральской комиссии не миновать. И хорошо наскипидаренная комиссия может откопать что-нибудь интересное и имеющее отношение к недропользованию… а это непорядок. Пожар и его тушение по продуманной схеме — самый эффективный способ сокрытия улик. Их и так-то ищут через два раза на третий. Первые два — кто виноват и на кого свалить. Сейчас сигнал медленно и судорожно ползет снизу вверх, одновременно к месту предполагаемой катастрофы летят другие борта, а вслед им несутся многоэтажные инструкции, поскольку командирам важно не столько найти пропавших (при внезапном исчезновении понятно, что выжить парни могли только чудом), сколько прикрыть тылы к моменту проверки. Но вот когда сигнал доползет до самого верха, подключится их плосколицый министр со своим поистине звериным чутьем, а значит, Ульфур прав, и в самом ближайшем будущем и в отдаленном территориально пункте должно произойти хорошее, развесистое ЧП с достаточным числом жертв, чтобы министр по ЧП без колебаний улетел в нужном направлении. Заготовки есть, надо только отдать распоряжение.

— У нас двадцать минут, — снова предупредил Ульфур.

Волков как будто не слышал.

Со щитом в руках он вошел в избу и просто спрыгнул в дыру в полу. Быстро, как будто ходил здесь тысячу раз, прошел весь туннель и вошел в круглую крипту. Свет ему был не нужен, он прекрасно видел даже в полной темноте. Подошел к мумии.

— Ну вот и встретились, — сказал он. — Не ждала, красавица?

Мумия промолчала.

Закинув щит за плечо, он обе руки положил мумии на виски.

— Что ж, пришло время… — и оборвал себя, замолчал, прислушиваясь. — Что?!! Ах ты ж тварь!!!

Сильнейшим рывком он оторвал голову мумии и швырнул куда-то далеко. Там раздался сухой рассыпающийся удар.

— Обманула! Обманула! Пустая, сука!

Он нечеловечески быстро обежал всю крипту, надеясь, что где-то здесь находится нужный ему предмет. Но все было мертво и холодно.

Ульфур и Шарп ждали у выхода.

— Летим, — сказал Волков, стремительно проходя мимо них.

— Куда, шеф? — спросил Шарп, взбегая следом за Волковым по трапу.

— Искать этих ваших студентов…

ВБ поднялся, развернулся на месте и стремительно ушел за лес, а с севера показались Ка-50, волокущий на тросе огромную бадью с водой, и два Ми-8 со спасателями…

— Вот они, — сказал Ульфур. — На лесовозе.

— Останови их, — сказал Волков.

— Можно… э-э…

— Можно. Теперь можно.

16

Это рассказал Джор. Когда мы сидели в подвале.

— Ну, едем мы. Из грязи выбрались — камни начались. Хорошие такие булыганы, в борта и днище лупит почище града. Кидает по-черному. Вылететь — на счет «раз», только отвлекись и разожми пальчики. Кобетова орет, Артур ее за один бок держит, мне приходится задругой. По сторонам не смотрю. Вдруг над самой головой — вжжжухххх! И ветром сверху — как даст. Листья, ветки полетели. И вот такая туша над самыми головами… Я думал, машину сдует, честно. Или что он нас так прямо и раздавит. Потому что такая туша… А он обогнал, развернулся — и повис, гад, над самой дорогой. И так чуть-чуть влево-вправо — как пританцовывает будто. И смотрит. Если честно, я чуть в штаны не навалил. Потому что… ну, нельзя так. Не может быть, не должно быть… Ага. Ну, шофер наш по тормозам, я об кабину локтем, самым нервом — чуть не взвыл… А кэп выходит, и в руках у него шмайссер. То-то про черных копателей вспомнил… Встал впереди машины и таким конкретным загибом… А я вдруг думаю: сейчас по нему как вмажут из всех стволов, и всем нам хана. По кабине стучу: девки, наружу! Они что-то поняли, но медленные, черт… но поняли. Дверь хоть открыли…