Темный оборот луны

– - Да все то же, - сказал Виталик.

– - Ты ж знаешь, - почти извиняясь, сказал хозяин, уже без первоначального куража, появляясь с двумя тарелками.
– Меня всегда какие-нибудь приключения находят...

– - Знаю, - согласился Виталик, ставя на стол бутылку "Топаза".

Через несколько часов эта бутылка уже пустая стояла под столом, тарелки с салом и колбасой и две банки местной говяжьей тушенки - в стеклянных банках - с торчащими оттуда вилками тоже стояли полупустые, а они начинали вторую, сидя друг против друга. За окном посвистывало, и Виталик время от времени ежился, когда из оконной щели особенно дуло в спину.

– - Не могу, Витьк, - говорил Виталик.
– Ну не могу. Я чувствую, что деградирую, каждый день чувствую. Я же не этому учился. Я же не этим хотел заниматься. Не все могут торговать. Не все могут быть деловыми людьми, понимаешь? Кому-то дано. Кому-то нет. Раньше нас все заставляли общественной работой заниматься. Ну не могут все заниматься одним и тем же! Теперь те же люди нас заставляют заниматься капитализмом. Не могу я! Я сопьюсь, если буду торговать. Точно сопьюсь. Может, если бы меня с детства к этому готовили, так получилось бы. Но я уже знаю, как заниматься другими вещами. Поздно, все. Я отравленный. Меня теперь либо отстреливать надо, либо гнать из страны. Вот я и еду, пока не отстрелили. Что ты все "колбасный эмигрант", "колбасный эмигрант"... "какие возможности"... Все не так. У меня возможностей нет. Ты смог, и слава богу. Я не могу. Что я тут буду ловить? Холод? Нищету? Бандитов?.. Соседу вечером бутылкой по голове засветили прямо у подъезда... в семь вечера... Не могу!

– - Я не смог...
– хмуро протянул Витька, подпирая щеку рукой.
– Меня жизнь заставила... Тебя бы заставила - и ты бы смог...

– - Нет, - категорично ответил Виталик, мотая головой.
– Честь тебе и хвала. Я бы не смог. Я бы бомжом на вокзале стал. Я знаю, нечем гордиться. Ты бы стал классическую музыку сочинять, если б эта самая жизнь тебя заставляла? Или китайский язык за день выучить? Или корень квадратный в уме за секунду считать? Есть предел у каждого. А кто-то может, я ж не спорю.

– - И я не спорю, - сказал Витька.
– Я разве что говорю? Езжай...

– - Да и эта вся деятельность...
– продолжал Виталик.
– Все бизнесменами заделались и пальцы гнут... Да тут уже ничего никогда не будет! Все! Сейчас все разворуют, свалят, тут тундра останется! Выжженная земля... Потом уже поздно будет. Вот ты. Ты чего тут сидишь? У тебя бы там были такие возможности!...

Витька облизал вилку с глубокомысленным видом.

– Кто-то покидает корабль первым, - проговорил он философски.
– А кто-то последним. Кому что.

– - Ну-ну, - сказал Виталик, обидевшись.
– Утешай себя этим. Сдохнешь тут... Ты бы ехал хоть в Москву, - Витька усмехнулся.
– Ну что ты ухмыляешься? Сейчас проблем нет, вон, Шамиль Басаев по Москве ходит. Тебе за деньги сто паспортов выдадут. У моего шефа партнер в федеральном розыске, так хоть бы хны. По всем людным местам, по всем кабакам шляется... от телекамер только шарахается, они тут с шефом на презентацию ходили, он там все под стол падал... Да господи, у нас таможенный брокер десять паспортов на разное имя в кармане носит, и все десять настоящие. Откуда ты знаешь, может, и дело-то твое давно закрыли? Ты узнавал?

Витька покачал головой и в такт движениям потыкал вилкой в банку, скрежеща по стеклу.

– - Вот видишь, не узнавал, - продолжал Виталик.
– Лет сколько прошло. С тех пор уже столько преступлений совершилось, что твое просто невинная шалость. В Москве сейчас стреляют каждый день на каждом углу, вот, кому-то надо вспоминать, что пять лет назад кто-то там из окна по пьянке выпал. Если уж у тебя здесь бизнес, то в Москве ты еще не так развернешься. Ты же умеешь!

Витька снова покачал головой.

– - Бизнес у меня...
– проговорил он.
– Что у меня - деньги шальные? Я, знаешь ли, кредитов не присваивал, у бабушек пенсию не воровал. Я же вкалываю, света не вижу, я все своими руками, своим горбом, понимаешь? У меня все чисто - кроме собственного документа, и это знает, кто надо, и дай бог ему здоровья, что он этим не пользуется... Я людей не гублю, я каждую копейку честно заработал... Я как проклятый тут кручусь! Москва... ну и что мне делать в Москве? Здесь я человек, я себя уважаю, и меня уважают...

– - Собаками травят, - подсказал Виталик.

– - Травят, - скромно согласился Витька, как будто это было признание его заслуг.
– У меня здесь Люська... Знаешь как я Люську нашел? Нуу, это такая история была, прям детектив. Все началось с Кулеша... ты Саньку Кулешова видел, дружка моего? Я тебе показывал. (Виталик согласно кивнул головой, вспомнив того, о ком он говорит.) Так вот, у Кулешова мать укатила куда-то за шмотками, то ли в Польшу, то ли в Турцию, не помню... в общем, хата пустая, скучно, говорит Кулешов, перебирайся ко мне. Вот мы как-то с ним сидели, с Кулешовым, в скверике, вернее, я сидел, а Кулешов пошел за добавкой. А он такой - решение принимать не умеет в принципе, то есть если стоят рядом вино "Анапа" и портвейн "Кавказ", он и то два часа колебаться будет, а тут какая-то гадость кислая на всю полку, что там внутри, не поймешь... В общем, Кулешов застрял капитально. Сидел я, сидел, мне скучно стало, сначала я на рыла глядел, кто мимо проходит, а потом взял, положил кирпич посреди дороги. Ну, кто, думаю, уберет? Ни мур-мур, все мимо ходят, кто-то, может, ногой отпихнет. А одна девушка взяла и убрала, и вот это как раз была Люська... Так вот, перебрались мы с Кулешовым на квартиру. Первый этаж. Кругом деревня. Кулешов от меня даже был в выигрыше, потому что у них там традиция такая, на улице Карла Либхнехта, что четный Карл Либкнехт бьет нечетного Карла Либкнехта, стенка на стенку, и на чужую территорию лучше не заходить. А единственная их точка местная - кафе "Снежок" было на той стороне, и Кулешову туда путь заказан. А я что - у меня прописка на тыщу верст отсюда, в городе Козлопупинске, такого города, по-моему, в природе нет, в котором у меня прописка, я нейтрален как Швейцария, какие ко мне претензии, я вообще могу не знать, что это за улица, и мне по фигу все их проблемы. Заваливались мы, естественно, без задних ног, и без передних, а у меня тогда нервы были не того, я замечал, черти не черти, но вроде мерещилось кой-чего. Не глюки даже, а что-то такое... сомнамбулическое... вроде сплю и не сплю. И значит, сплю я, и снится мне, что я в той же самой Кулешовской квартире, и вдруг я слышу, что за дверью в подъезде кого-то убивают. Все отчетливо слышу: крики, стоны... хрипение. Я встаю, подхожу к двери. Слышу, эти самые, кто убивал, суют ключ в замочную скважину и вроде вот-вот откроют. Я подумал - нас с Кулешовым только двое, в доме только кухонные ножи тупые да табуретки, другого оружия нету, сами мы на ногах не стоим, в общем, дело худо. Становлюсь я тогда на четвереньки мордой к замочной скважине и начинаю лаять собакой. Там, за дверью, вроде задумались, ругнулись, ключ вынули и слышу, вроде ушли. Я на лестничную клетку, смотрю, в темном уголочке мужик приткнулся, тихонько так, не шевелится, вокруг кровища... И значит, снится мне дальше, что посмотрел я на этого мужика, вернулся, запер дверь и снова спать завалился.

Утром просыпаюсь, глаза продираю, смотрю - против окна мотоцикл с ментом, здрасте, картина Репина "Приплыли". И голоса на лестничной клетке. Я Кулешова растолкал, выйди, говорю, разберись, я тут без прописки, и вообще меня тут нет - ежели что, права качай побольше. Кулешов просыпается, сонный, весь слипшийся, как пельмень. Выполз, слышу, чего-то там тявкает. Смотрю в приоткрытую дверь - народ галдит, на полу - в том самом месте, что я видел!
– вот такая лужа крови. Я начинаю думать: я в своем уме или нет? Пошел голову поправлять. Тут появляется Кулешов и докладывает: сосед дядя Жора с утра лужу крови увидел, милицию вызвал, снимите, говорит, отпечатки пальцев, тут черте какое преступление века налицо, а милиция ему говорит: ты пойди проспись и припомни, может, сам вчера спьяну паяльником в косяк вписался, а теперь стражей порядка от работы отвлекаешь, раз пострадавших нет, то мы знать ничего не знаем, и дело с концом.

Тут мне сразу мысли в голову полезли мрачные, одна другой противней. И себя еще жалко стало. Вот, думаю, сейчас и правда что-то найдут - труп далеко не ушел - и по сторонам посмотрят, и возьмут меня, непрописанного, с фальшивым паспортом, и припаяют мне все висяки с тех времен, как их монголы брали. В общем, я ноги в руки и на вокзал. Сел бы в поезд, но тут с утра до полудня никто не останавливается, а там уж я чуть охолонул. Что ж, думаю, так я и буду по стране кататься, нет уж... здесь теперь моя судьба, и будь что будет. Надо же и останавливаться на чем-то... так и до Тихого океана доехать можно короткими перебежками, а дальше что - в море? В общем, никуда не поехал. Сидел на вокзале в ресторане весь день, пил. Когда ресторан закрыли, пошел в город... бродил, бродил... часов до двух прошлялся. Тут бы меня и брать голыми руками, но я вроде как в трансе был, не сообразил. Я тогда закрытых помещений боялся, думал - забьюсь куда-нибудь, вот тут-то меня и повяжут. Тогда-то я Люську и вспомнил. Я ведь ничего не знал про нее, имя только спросил - она сказала - и еще заметил, что она в автобус села на Ильинку. Смотрю - у одного дома стоит какой-то чувак, в окно уставился тоскующим взглядом. То ли он о девушке мечтал, то ли за квартирой следил по наводке - не знаю. Я подхожу, говорю: друг, говорю, нужна твоя помощь, позарез нужно женщину найти, ничего о ней не знаю, только имя и район - приблизительно. Этот малый даже не удивился. По правде, если человек посреди ночи торчит на улице, его ничем не удивишь. Идем, говорит. И мы с ним пошли. До Ильинки добрались... уже самое утро было...

– - А с чего у тебя глюки-то?
– неуверенно спросил Виталик.
– Что убитых-то там видел?

– - Да, это все просто оказалось, - Витька махнул рукой.
– Там вот в чем было дело: сосед этот, дядя Жора, завел на балконе петуха. Ну, сельский житель, привык. А там то ли распоряжение какое есть, что нельзя их держать, то ли согласие соседей требуется... не знаю, не вникал в эту проблему. Суть в том, что чего-то нарушил. Ну и соседи были не в восторге: по утрам орет, и Пашка Логинов с третьего этажа ему давно обещал свернуть шею, ну и свернул, петуха забрал себе, а голову привязал дяде Жоре к ручке двери. А дядя Жора жаловаться побоялся - самому еще по шее дадут - а милицию вызвал на всякий случай, голову отвязал и вызвал, мало ли, вдруг у них там план не выполнен, дело заведут, а там заодно и Пашке под горячую руку чего-нибудь перепадет, этого Пашку милиция знала как облупленного, на него в отделении уже готовые протоколы держали, и только даты проставляли по мере необходимости. Так что вот... мы все к геометрии Эвклида привыкли, а в жизни оно по Лобачевскому, по Лобачевскому, это я часто замечал...