Тень, ключ и мятное печенье

– Так что ты тогда шляешься?

– У меня в халупе холодно, как в погребе.

– Это точно, – поддержал сыщика старик с «клювом». – Холодная нынче осень. На угле разориться можно.

– Могу смешать тебе лекарство, – предложил бармен, всё ещё, видимо, не избавившийся до конца от своих подозрений. – Оно и мёртвого подымет.

– А не уложит? – настороженно поинтересовался Лайош.

– Не уложит. Ну, башка наутро поболит малость, так что с того.

– Мешай, – согласился «моряк», и перед ним на стойке тут же появилась литровая пивная кружка в сопровождении десятка разномастных бутылок и нескольких банок с притёртыми стеклянными крышками.

– Это чего? – Шандор смотрел, как бармен, на первый взгляд без каких-либо пропорций, смешивает разноцветное содержимое в кружке.

– Да всего помаленьку – ром, виноградная водка, медовая настойка, ещё кое-что из крепкого. И травки.

– Часом не драконидские?

Бармен пожал плечами и недобро усмехнулся.

– Я эту дрянь сюда на порог не пускаю. Но травки у них знатные, чего не пользоваться. Это вот корень ашшы. Слыхал, небось?

– Слыхал, – подтвердил «моряк», снова заходясь глухим кашлем. – Он же денег стоит.

– Не боись, сочтёмся, – осклабился бармен.

Шандор прикинул, не выскочить ли прямо сейчас за дверь. Может, предварительно плеснув в лицо хозяину содержимым кружки – ведь наверняка у того где-нибудь под стойкой спрятан на всякий случай обрез или револьвер. Потом сыщик подумал о том, чтобы сразу после выпивки заглянуть в туалет: два пальца в рот, и пойло не успеет ещё толком начать действовать.

В этот миг в одной из ближних кабинок вдруг возвысившийся на несколько тонов голос рявкнул:

– Да плевал я на его претенжии! Дело шделано, пушкай платит!

Шандор повертел в руках пододвинутую к нему барменом кружку с «лекарством». Старик слева завёл свою волынку о том, как «в его-то времена моряки…» Сыщик поддакивал ему, периодически вставляя слово-другое, и радуясь возможности оттянуть знакомство с лечебным коктейлем. Шепелявый голос из кабинки снова взвился, перекрывая гомон общих разговоров:

– Парням это ждорово не понравишша! У наш не благотворительное обшештво, штоб жадарма работать!

Кто-то с силой пристукнул по столу кружкой, и раздражённый голос снова слился с неспешным гулом паба.

Шандор сделал вид, что собирается, наконец, хлебнуть, но тут же зашёлся в надрывном кашле. Тем временем из кабинки показались двое: крепкого сложения мужчина с бакенбардами, недовольно насупивший свои сросшиеся брови – и его щуплый спутник, тоже хмурый и раздосадованный. «Бык» Джонс протопал к выходу, даже не глядя по сторонам. Второй на секунду задержался, натягивая перчатки и лениво окидывая взглядом публику у стойки. Глаза его мельком скользнули по Лайошу, но не задержались, и через секунду человек вслед за Джонсом направился к выходу.

Сыщик, справившись с кашлем, поднялся со стула.

– Что-то мне совсем паршиво, – пояснил он старикам и бармену. – Приятель, перелей-ка ты мне лекарство с собой, поползу в халупу отлёживаться.

Бармен, недовольно ворча, извлёк из-под стойки замызганную воронку и пустую бутылку, на дне которой ещё можно было разглядеть потёки от какого-то напитка. Перелил в бутылку содержимое кружки, заткнул грязной засаленной пробкой и протянул Лайошу.

– С тебя полкроны.

– Мать моя женщина! Ты ж сказал – сочтёмся!

– Ну так если бы ты посидел подольше, глядишь, и сочлись бы. А раз уходишь – плати как все.

«Моряк», ругаясь себе под нос, пошарил по карманам и принялся выкладывать на стойку монеты по десять геллеров, приговаривая над каждой:

– Вот это был мой завтрашний завтрак. А это обед. А вот и ужин.

На пятой монете, обозначавшей голодовку следующие полтора дня, он закончил причитания, и пододвинул плату бармену.

– Будь здоров, – безмятежно отозвался толстяк, сгребая плату куда-то под прилавок.

– И тебе не кашлять, – буркнул Шандор, направляясь к выходу.

Сыщик ещё и за дверью паба прошаркал метров пять, затем оглянулся по сторонам и рысцой перебежал улицу. Абекуа, заметив направляющуюся к нему из тумана знакомую фигуру, только махнул рукой вправо, в сторону перекрёстка у канала.

– Туда! Быстрее!

Они припустили быстрым шагом, вглядываясь в туманную пелену. Навстречу время от временя попадались прохожие – в основном люди, но один раз мелькнул и пёстро разодетый муримур. Он с прищуром оглядел Вути, видимо, заподозрив в том конкурента, однако компаньоны не стали задерживаться, и муримур остался позади, снова скрытый туманом.

Преследователи чуть ли не бегом миновали мост над каналом, когда Абекуа, обладавший более чутким, чем человеческий, слухом, дёрнул Лайоша за рукав. Секунду-две муримур принюхивался и прислушивался, затем с недоумевающим видом огляделся по сторонам.

– Не пойму. Где-то…

Внизу, на канале, глухо заворчал мотор парового катера.

– Не было печали, – скривился Шандор.

Они вернулись на набережную и по лестнице осторожно спустились на маленькую пристань. У дальнего её конца под парами стоял катер, на палубе никого не было видно. Не было ни души и на самой пристани.

– Пятьдесят на пятьдесят, что они на катере, – прошептал Вути.

– Или свернули в какой-то дом по дороге. Или вообще пошли по одной из двух набережных, – тоже шёпотом отозвался Лайош.

– Нет, – Абекуа потянул носом воздух и уверенно кивнул. – Джонс прошёл где-то здесь, и совсем недавно.

– Не знал, что у тебя такой чуткий нос.

– При чём тут мой нос? Этот «Бык», похоже, за раз выливает на себя по флакону того мерзкого одеколона «Император». Ты разве сам не чувствуешь?

Шандор принюхался, и в самом деле уловил в воздухе знакомые нотки парфюмерии, ставшей невероятно популярной в городе этой осенью.

– Тогда попробуем посмотреть, что там на катере.

Они крадучись добрались до конца заставленной ящиками и бочками пристани, и осторожно перелезли через борт приземистой посудины, из трубы которой валил дым. Где-то в трюме шуршала лопата: в топку подбрасывали уголь, готовя катер к отплытию.

– Не пойму только, чего ради они решили отправиться на катере…