Тень мачехи

Слава подошел сзади, ухватил ее за бедра, грубо притянул к себе:

— Зан-ноза ты моя, зан-нозушка, — пропел он ей в ухо, дыша на Марину горячим сивушным, с примесью лука, запахом. — Всё хлопочешь, хлопотуля… На отоварочку* сходила? Есть чё в мамон** закинуть?

С грохотом бросив нож, она повернулась. Сказала желчно:

— Скоро опять баланду хлебать будешь! Говорила тебе — не бей Пашку! Докторша его синяки увидела и хочет теперь заяву написать! И адвокат этот, который к нам приходил, в одну дудку с ней дует. Тебя посадить хотят, а Пашку в детдом!…

Последнюю фразу она почти выкрикнула в лицо сожителю, не сдержалась — хоть и понимала, что может получить по полной за то, что повысила голос. Бывало уже такое. Но Слава лишь прищурился и мягко отступил в сторону. Задумчиво пожамкал пальцами небритый подбородок и уверенно сказал:

— Бодяга*** все это. Побреют**** твою докторшу и адвоката ее.

Но Марина видела, что ему не по себе. Она отвернулась, вытащила из ящика стола топорик и, зло кусая губу, принялась рубить на куски мёрзлые остатки фарша.

— А если нет? — горячилась она, швыряя их на шипящую сковородку. — А если пацана заберут? И тебя посадят? Что я делать-то буду? В петлю мне? Или под машину кидаться?…

Слава крякнул, нырнул в темноту коридора и вернулся с бутылкой «беленькой». Степенно уселся за стол, неторопливо налил водки в широкий, с красными цветочками, бокал, и, с сомнением глянув на Марину, добавил пива. Протянул ей.

— Выпей ёршика, угомонись.

Поколебавшись, она в три глотка осушила бокал. Снова отвернулась к плите, плеснула в фарш немного воды из металлического чайника с помятым боком. От сковородки шел густой перечный дух — словно в специи добавили мяса, а не наоборот. Фарш был перемолот так, что больше походил на паштет. Но дешевле него в ларьке, где работала Марина, была только тушенка — а в той жилы да жир. Собаки — и те не жрут, сменщица проверяла.

— Сраное государство, загнали людей в хлев, и дерьмом кормят! — в сердцах сказала Фирзина, перемешивая фарш. — Ребенку в больницу отнести нечего! А докторша эта и адвокат натащили ему продуктов всяких, даже торт купили. С чего вдруг, Слав? С чего доброта-то такая?! Там детей целое отделение, а кормят только моего. Он-то, дурачок, не понимает, что просто так ничего не делается.

Слава налил себе водки, выпил залпом. Достал из кармана пачку «Максима» и спички, закурил, задумался.

— Насчет меня как узнали? Пашку, что ль, раскололи? — с деланным равнодушием спросил он.

— Адвокат догадался, — хмуро бросила через плечо Марина. Славкин «ёрш» не успокоил ее, а наоборот — только усилил обиду и отчаяние. — Павлик не признаётся. Врет им, что память потерял. И будет врать, ты ж его до смерти запугал! Без ремня-то никак было, Слава? Он ведь маленький еще, ну, шлепнул бы его, ну, в угол поставил — но ты ж его ремнем этим до синяков! Забить ведь мог насмерть, я ж твою руку знаю… В общем, еще раз ребенка тронешь — уйду от тебя.

Сожитель стукнул кулаком по столу, зарычал:

— Да вали, куда хочешь! Мало я о вас заботился? Мало бабла тебе носил, шмара неблагодарная? А остаёшься — так не указывай, что мне делать и как сына воспитывать!

— Да если б он сын был тебе! — огрызнулась она. — Оба ведь знаете, что неродные. Оттого у Пашки и обида крепче! Домой возвращаться не хочет… А докторша эта, тварь, крутится возле него, прикармливает, порядок в палате наводит! Отобрать, говорит, у вас надо ребенка, раз вы только на алкоголь деньги тратите!

Марина опустилась за стол, подперла лоб рукой. Но губы уже дрожали, лицо кривилось — и она всё-таки не выдержала, заревела, некрасиво растянув рот в кривую толстую подкову и утирая глаза концом рукава.

— Чё ты ревешь, дура-курица, — сожитель раздраженно пододвинул к ней бокал с новой порцией спиртного. Она помотала головой, взвизгнула:

— Не буду я пить, к ребенку завтра! — и добавила умоляюще: — Ты бы тоже не пил, вдруг докторша уже стуканула? Может, выехали уже за тобой!

Вдавив сигарету в блюдце, Слава шумно вздохнул. И, помолчав, признал:

— Согласен, легавым только дай мазу******, они сразу беспредельничать начинают.

Подумал немного, хмыкнул:

— Но только мазы-то нет. И мне они дело не пришьют, пока шнурок******* рот на замке держит. В конце концов спишут всё: ну не подфартило пацану, кто-то его отметелил, а кто, он не помнит.

«Хотя сегодня не помнит, а завтра докторша шоколадками да конфетками память ему отлазаретит — так он на меня укажет, и амба. — От этой мысли он напрягся. — Терпилу******* из пацана сделают, а меня по этапу пустят».

— Ты не реви давай, — сказал он, вставая. — С докторшей этой, если будет рыпаться, я сам разберусь, и не таких обламывал. Но мне пока свалить надо.

Он порылся в кармане, швырнул на стол сложенную вчетверо пятисотку.

— На вот, купи мальцу яиц шоколадных. И скажи, что от меня, пусть знает. А им скажи, что месяц уже меня не видела.

Марина подняла голову, кивнула, всхлипывая.

— Не прокукарекай тут, — он мотнул головой в сторону сковородки, — уже горелым несёт.

Она спохватилась, вскочила с табуретки, принялась суетливо скрести деревянной лопаточкой, переворачивая и разбивая почерневшие куски фарша. А он вышел в прихожую, обулся, надел пуховик. Вернулся, сгреб со стола сигареты и коробок. Марина глянула на него исподлобья, шевельнула губами, будто хотела что-то спросить.

Слава отвел глаза. Поколебавшись, достал из-за пазухи пачку мелких купюр, отделил несколько сотенных.

— Бери, пока добрый. А я на пару недель на дно лягу, пока кипиш не пройдет, — предупредил он, забирая бутылку. — В ларек к тебе Витька Крашеный будет заходить, пока они понт готовят********. Расскажешь ему, что да как. И реветь прекращай. Сама знаешь, я тебя защитить смогу. Не заберут у тебя ребенка.

Марина выдохнула, мелко закивала, с благодарностью глядя на Славу. От его слов веяло уверенностью, которой было так много, что часть её передалась женщине. Она распрямила плечи, чувствуя, как утихает дрожь в руках. И подумала, что завтра тоже купит Павлику фруктов — а докторшины выбросит в помойку.

____________________

Из тюремного жаргона:

*Отоварка — покупка в ларьке

**Мамон — живот

***Бодяга — пустая болтовня

****Побреют — (здесь) откажут в просьбе

*****Маза — возможность

******Шнурок — (здесь) малолетний

*******Терпила — пострадавший

*******Понт готовить — искать жертву

22

— Всё в порядке, Татьяна Евгеньевна. Эпиактивности* нет, судорожной готовности нет, — румяный, светловолосый и широкоплечий врач кабинета функциональной диагностики чем-то напоминал Ивана Царевича из русских сказок. Он ободряюще улыбнулся, пошутил: — И ни одного таракана не замечено.