Тень рыцаря
Шрифт:
Когда-то мы с Кестом часами размышляли над этой фразой, пытаясь понять, что же она означает. Неужели ее создатель считал, что комбинация силы, скорости и длины рук – хотя все это очень важно в фехтовании – может победить умение? Если это так, то мне не повезло, потому что Шуран не только сильнее и быстрее меня, но и выше, а значит, у него есть преимущество в несколько дюймов.
Я ничего не мог поделать: поговорка крутилась у меня в голове, в то время как Шуран занес клинок, собираясь отрубить мне голову. Он поглядел на Кеста, который все еще стоял на коленях.
– Ну что, святой клинков, сколько
Кест попытался подняться, но снова упал на колени, словно согбенный старик, хлебнувший лишку. Он поглядел на Шурана, затем на меня и сказал:
– Семь.
– Семь ударов, – повторил Шуран. – Какой позор, что Швея сдала вас этим дашини: должно быть, они нанесли вам непоправимый ущерб. Ну же, Фалькио, мой друг, какой вам толк в этих семи ударах? Может, хоть раз в жизни пожалеете себя? Если хотите, можете помолиться и примириться с богами. Или вы предпочитаете, чтобы я приказал привести сюда Швею и позволил вам казнить ее за предательство? В любом случае не лучше ли насладиться последними моментами жизни, а затем позволить смерти забрать вас?
– Нет, – ответил я.
Шуран поглядел с удивлением.
– Почему?
Впервые в жизни у меня не нашлось ответа. Даже если бы свершилось невообразимое чудо и огромное дерево рухнуло на Шурана и убило его, то и тогда бы я не смог одержать победу, потому что в сотне метров от нас наготове стояла тысяча рыцарей. Битва была проиграна, даже не начавшись.
В самых важных битвах побеждают не умением.
А как тогда, черт возьми, в них побеждают?
Я услышал шаги у себя за спиной.
– Назад, – скомандовал я, полагая, что это Валиана или Дариана.
– А это еще кто? – удивился Шуран; я оглянулся, и сердце в груди разбилось.
Она выглядела точно так же, как когда я впервые увидел ее. Темные волосы, обрамлявшие бледное лицо, длинное платье из прозрачной ткани, оттенявшее ее неземную красоту; последние слабые лучи солнца сияли и переливались на нем тысячей маленьких звездочек.
Эталия.
Я потянулся к ней, но она отстранилась. На клинок Шурана женщина тоже не обратила внимания, прошла мимо нас и встала в нескольких шагах от него. Молитвенно сложила руки перед собой.
– Кто вы? – спросил Шуран.
– Я – друг в часы тьмы, – сказала она. – Я – свежий ветер под палящим солнцем. Я – вода и вино, которыми щедро делятся с ближним. Я – отдых после боя и исцеление ран. Я – друг в часы тьмы, – повторила она. – Я здесь ради вас, Шуран, сын Кавейла.
Трин, управлявшая телом Алины, проникшая своим черным сердцем в самую душу девочки, заставила ее подойти вперед и покачать головой. Жуткая деревянная рамка на голове Алины зашуршала.
– Это его шлюха, – провозгласила она. – Одна из сестер Милосердной случки, так их, кажется, называют.
Шуран улыбнулся.
– Вы пришли сюда, чтобы предложить себя мне? Или собираетесь умолять, чтобы я пощадил жизнь Фалькио?
Еще бы, ублюдок! Она полна любви, сострадания и готова на жертвы, она понятия не имеет, что делает!
– Эталия, подойди ко мне, только не совершай резких движений, – ласково сказал я.
Она пропустила мои слова мимо ушей, обратившись к Шурану:
– Я в самом деле пришла, чтобы предложить себя вам, и не собираюсь умолять
о Фалькио.Шуран поглядел на нее с округлившимися от удивления глазами, затем он закинул голову и захохотал на весь луг.
– О моя прекрасная леди. Ваше предложение меня несказанно поразило. Увы, я не могу так поступить с Фалькио. Разве он недостаточно страдал?
Нет, – сказала Эталия, голос ее был тих и спокоен, как озерная вода. – Я бы очень хотела, чтобы все произошло по-другому, но ему нужно пострадать еще немного.
– Тупая стерва! – выругалась Дариана и шагнула вперед, чтобы схватить ее.
Быстрый, словно молния, клинок Шурана отвесил ей пару пощечин: сперва по одной щеке, затем по другой. Она тут же отскочила назад от шока и боли. Шуран сказал:
– Так не разговаривают с дамами.
Трин все еще смотрела на Эталию.
– Я хочу знать, что нужно этой шлюхе, – потребовала она разъяснений.
– Мое предложение простое, – ответила Эталия, повернувшись к Трин. – Вы вместе с дашини совершили ритуал, заставив его пережить смерть супруги. Вы тоже присутствовали там с ним, не так ли?
– Да. – Губы Трин сложились в чудовищную ухмылку. – Это было так… возбуждающе. Я вспоминаю каждый миг, могу снова и снова прочувствовать каждый удар, который она получила. Помню, как ломались кости и трескалась кожа, как зубы вылетали изо рта… Помню, что она чувствовала, когда те мужчины…
– Не нужно продолжать, – прервала ее Эталия. – Вы уже сказали все, что нужно.
– О! И что же вам нужно? – спросил Шуран. – Вы же собирались что-то предложить.
– Так и есть. – Эталия повернулась ко мне и не отводила от меня взгляда, хотя обращалась к Шурану. – Если вы победите Фалькио в бою, то можете проделать со мной весь тот ужас, который прочувствовала герцогиня Трин, вплоть до сломанных костей и лопнувшей кожи.
– Ты с ума сошла? – закричал я. – Убирайся отсюда! Беги!
Но Трин опередила меня, воскликнув:
– Мы принимаем предложение! – Голос ее звучал весело, словно ей пообещали нечто необыкновенное. – С превеликой радостью!
– Очень хорошо, – сказал Шуран. – Своей собственной глупостью вы, миледи, решили свою судьбу.
– Да, – ответила Эталия голосом, полным дерзкой печали, глядя на Большого рыцаря. – До сегодняшнего дня я шла путем милосердия, и судьба моя заключалась в том, чтобы… Полагаю, что это больше ничего не значит.
Он улыбнулся.
– Не беспокойтесь, миледи. Я обещаю, что…
Эталия его перебила:
– Вы ничего не можете для меня сделать, Шуран, сын Кавейла. Вы уже мертвы. Я убила вас.
Она ушла, а он остался стоять с открытым ртом. Проходя мимо меня, она шепнула:
– Будь милостив, если сможешь, а когда наступит время, действуй быстро.
У меня заболело в груди, я не мог дышать. Словно восьмая смерть вернулась. До последнего звука и вкуса крови во рту, ощущения…
Нет-нет, прошу…
Я открыл глаза и посмотрел на Кеста. Спаси меня, подумал я. Выйди из этого чертова круга и спаси меня. Я не смогу этого сделать, Кест. Без тебя не смогу. Я видел, как он мучительно пытается справиться с невидимым грузом, лежавшим у него на плечах, который давил сильнее, чем чувство вины, с которым он боролся в душе. Но как Кест ни старался, он терпел неудачу.