Тень Сохатого

И было тут кое-что, о чем стоило задуматься всерьез. Дело в том, что после всех этих встреч и бесед у Александра Борисовича сложилось странное, и даже мистическое, ощущение, что за убийством Риневича, за развалом объединения «Юпитера» и «Дальнефти» да и вообще за всей этой шумихой с раздуванием уголовных дел вокруг Боровского стоит какая-то вездесущая и всемогущая демоническая личность. Вот только что это за личность, где она обитает и почему так невзлюбила Боровского (да и Риневича, ведь именно его Боровский отправил на тот свет) — это оставалось тайной.

Впрочем, мало ли что кому может казаться. «Возможно, я сам накрутил себя, — думал Турецкий. — А в реальности все просто как дважды два».

Правду мог открыть непосредственный участник всей этой «дьявольской вакханалии» — так Турецкий мысленно прозвал события, происходящие вокруг имени Боровского, но Генрих Игоревич продолжал хранить гробовое молчание. Причины его дикого поступка по-прежнему оставались тайной.

За три часа до беседы с Катей Поляковой Александр Борисович сидел в кабинете у одного из приятелей Боровского и Риневича. Это был бизнесмен отнюдь не средней руки, который занимался «железом» (так он сам это называл), а свободное время проводил в элитном клубе новой российской аристократии в компании себе подобных. Там он и подружился с Риневичем и Боровским. Звали бизнесмена Дмитрий Ильич Коваленин. Он был дороден, бородат и смугл, а когда улыбался, был похож на Эрнеста Хемингуэя с известного портрета.

— Насчет Риневича твердо могу сказать одно, — рассказывал Коваленин, — этот человек умеет получать удовольствие от жизни. То есть умел, — немного сконфузившись, поправился Коваленин. — А вот Генрих Боровский, тот был сделан совсем из другого теста.

— Почему «был»? — поинтересовался Турецкий.

— Потому что прежнего Боровского больше нет, а каким он выйдет из тюрьмы, я не знаю. Прежде это был очень добрый, интеллигентный и… не побоюсь этого слова, совестливый человек. Да, да, не улыбайтесь. Среди олигархов тоже попадаются вполне интеллигентные люди. Биография Генриха говорит сама за себя. Ее, кстати, можно пересказать в нескольких фразах.

— Попробуйте, — попросил Турецкий.

— Да ради бога, — улыбнулся Коваленин. — Ну вот, допустим, живет себе на свете олигарх. Живет, живет, наживается на государстве и наших бедных гражданах. И вдруг — бац! На него нисходит озарение. Ну, может, и не бац, конечно. Может, это у него подспудно зрело. Где-нибудь в глубине души. Есть же и у олигархов душа, или вы это отрицаете?

— Напротив, допускаю.

— Ну вот. Итак, в один прекрасный момент наш олигарх со всей отчетливостью понимает, что в нашей стране создалась ненормальная, мягко говоря, ситуация. Власть, бизнес, народ — все это лишь на поверхности. На самом деле страной руководят люди, которым наплевать на все, кроме своего благополучия. Этим людям наплевать на бедность населения, на проблемы регионов, на нужды армии и прочее. И наш олигарх не исключение. В сложившейся ситуации он, как и другие, постоянно выдает на «лапу» как власти, так и бюрократии. Чтоб, значит, никто никого не трогал, и все было тип-топ. Счет идет на миллионы, и даже на десятки миллионов долларов. Уф-ф, жарковато что-то сегодня…

Коваленин поднял руку и ослабил узел на галстуке. После чего продолжил:

— Само собой, эти миллионные вливания никак не отражаются на уровне жизни населения. У нашего олигарха, кстати, в компании трудятся сто пятьдесят тысяч трудящихся. Простых работяг, живущих от зарплаты до зарплаты… Вы не возражаете, если я включу кондиционер?

— Отнюдь.

Коваленин нажал на кнопку, потом с наслаждением откинулся на спинку кресла и продолжил:

— Итак, на нашего замечательного олигарха снизошло озарение. Божественная длань спустилась с небес и открыла ему глаза на истинное положение вещей. Помучившись над своими видениями с неделю-другую, он решает действовать. Примером ему конечно же служат наши дореволюционные русские богачи типа Саввы Морозова и других. К ним сейчас модно апеллировать. Итак, наш доблестный олигарх решает больше не давать на лапу власть имущим. А все эти средства бросить на социальные нужды и улучшение инфраструктуры жизни этих ста пятидесяти тысяч своих рабочих и служащих. Вы следите за ходом моих мыслей?

Турецкий кивнул:

— Пытаюсь. Продолжайте.

И Коваленин продолжил:

— Наш олигарх стал строить целые городки для рабочих. Современные клиники, санатории, детские сады, клубы и так далее и тому подобное. Казалось бы он победитель! Он победил судьбу, он победил жизненные обстоятельства, правда?

— Безусловно, — подтвердил Александр Борисович.

Смуглые губы Коваленина раздвинулись в грустную усмешку:

— Но это только казалось. Правильно говорят, что благими намерениями выстроена дорога в ад. Тут же на нашего героя и его людей был направлен… э-э… даже не наезд, а целый накат. Накатили, как говорится, со всех сторон. Взяли в оборот. Пришпилили к нему целую кучу уголовных дел, как к телеграфному столбу. И в конце концов довели до сумасшествия.

— Для того чтобы возбудить уголовные дела, нужны веские причины, — заметил Турецкий.

Усмешка Коваленина стала саркастической:

— Бросьте, Александр Борисович. Вы лучше меня знаете, что был бы повод, зацепка, а дальше… — Он махнул рукой. — …Все пойдет как по маслу. Но теперь уже это не имеет большого значения, учитывая состояние душевного здоровья Генриха.

— Вы что же, и в самом деле считаете, что Боровский сошел с ума? — спросил Турецкий.

— А вы бы на его месте не сошли? Его, как волка, обложили со всех сторон. Проект объединения «Юпитера» и «Дальнефти» полетел ко всем чертям со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Какими именно последствиями?

— Ну не просто же так они решили объединиться. Вероятно, у них были совместные планы. Я не знаю… — Коваленин пожал плечами. — Ну протянуть куда-нибудь нефтепровод.

— Куда? — тут же поинтересовался Турецкий.

Коваленин неодобрительно прищурился:

— Ну вот. Дай вам палец, вы всю руку зацапаете. Я ведь не знаю всех тонкостей этой сделки. Знаю, что вроде бы они собирались протягивать нефтепровод в Китай.

— Это было выгодно?

В кабинете стало прохладно, и Коваленин машинальным движением затянул узел на галстуке.

— Было бы не выгодно, не стали бы над этим работать, — спокойно ответил он. — По крайней мере, я так полагаю. Вы напрасно думаете, что я расскажу вам что-то интересное. Я ведь говорю вам, я не в курсе. У меня есть свой бизнес. А с Генрихом и Олегом мы были просто товарищами по клубу. Встречались, играли в преферанс, пили коньяк, курили сигары. Иногда катались на лошадях, иногда выезжали на псовую охоту.

— Ого! Такая есть до сих пор?

Коваленин снисходительно улыбнулся:

— Александр Борисович, честное слово, для тех, у кого есть деньги на развлечения, в наше время не проблема их потратить. Развлечения есть на любой выбор — только платите. А насчет Боровского и Риневича?.. Поверьте, я рассказал вам все, что знаю. Если я и дальше буду говорить, это будет трепотней человека с разыгравшейся фантазией, только и всего. Я, допустим, могу предположить, что Боровский застрелил Риневича случайно. Допустим, хотел разыграть друга, но в обойме оказались настоящие патроны вместо холостых. Но ведь это полный бред.

— Как знать… — пожал плечами Турецкий.

— Но на самом деле для меня ясно одно, — продолжил бизнесмен, не обратив внимания на тихие слова Турецкого. — Геня сошел с ума. Не такой он был человек, чтобы совершить столь дикий и необъяснимый поступок. Я даже не удивлюсь, если к нему во сне пришел дьявол и сказал: «Генрих, дружище, ты видишь, как мир обходится с тобой? Почему бы тебе не обращаться так же с миром? Вокруг тебя одни враги. И самые коварные из них те, которые корчат из себя твоих лучших друзей. Возьми пистолет и разберись с ними. Сначала с ними, а потом и со всеми прочими».

Коваленин вновь пожал плечами, как бы давая понять, что пути сумасшедшего для нормального человека неисповедимы.

— Значит, во сне… — задумчиво произнес Турецкий.

— Угу. Во сне.

На столе зазвонил телефон. Коваленин снял трубку.

— Да, Ларис… Да, соединяй! — Он прикрыл трубку ладонью и сказал Турецкому умоляющим голосом: — Александр Борисович, это мой партнер из Австрии. Честное слово, очень важный разговор, никак невозможно отложить.

Турецкий кивнул и поднялся с кресла. Аудиенция была окончена.