Тень уходит последней
Шрифт:
– Пока только об этом своей дочке не говорите. Она же может и без вас туда сходить?
– Так ей же нужно вернуться не в свой дом, может потеряться.
– Ой, Николай Иванович, а зоопарк то у меня, буквально, за окном. Так, что не волнуйтесь.
Через несколько минут после разговора с Дятловым в кабинет Синцова заглянул редактор газеты.
– Ну, что, Николай Иванович, все закончил?
– Да, да, - встал из-за стола Синцов.
– Вот и хорошо. Значит так, ты сегодня и завтра в отгуле. Нет, нет, даже не так, а ты в командировке. Согласен?
– Так лучше, - пожал руку
– Так, что моя машина и сегодня, и завтра с тобой. Водитель предупрежден.
– Так, я могу и на своей ездить, - попытался воспротивиться Синцов.
– Я понял, что ты не совсем понял создавшуюся ситуацию, - смотря исподлобья на своего заместителя, Семаков продолжил, - а пишешь детективные истории.
– А, да, да, согласен, - поднял руки вверх Синцов.
– Тогда до послезавтра, Иван Викторович.
– Давай.
Сбегая по лестнице, Николай по инерции чуть не ответил абоненту, звонившему ему. Да вовремя убрал палец.
"Мадам Вертилова. Неужели до вас, Вера Сергеевна, уже дошла весть о моей гибели? Откуда, интересно? Из других газет? И что? Зачем же ты мне тогда звонишь?"
Николай остановился, посмотрел, что телефон уже здорово подсажен. Предупреждает его о десяти процентах оставшейся энергии.
"Ну, что же, это выход из положения. А пока нужно взять другую сим-карту для общения с дочерью, женой и водителем, - решил он.
– Только у кого она есть, если домой запрещено ехать. Может, у редактора?"
– 2 -
"Лада Ларгус" оказалась не только симпатичной, по сравнению с его "шестеркой", но и достаточно удобной машиной. Николай расположился на заднем сиденье вместе с дочерью. Русские песни восьмидесятых-девяностых годов, звучащие из усилителя, располагали к размышлению и покою. День задался солнечным, на улице около десяти градусов, тепло. Жена, сидевшая впереди, обернулась к ним:
– Коля, а в школьные годы я в Звягино была много раз, - начала рассказывать Светлана, - там моя подружка жила. Мы с ней познакомились в пионерском лагере. И, вот , с пятого класса дружили.
– Хочешь заглянуть к ней?
– поинтересовался Синцов.
– Да, я не против. А вы с Киреевым будете долго разговаривать?
– Даже не знаю. Мне нужно кое о чем рассказать ему. По телефону не стал. Его друг умер.
– А-а, - опустила глаза Светлана.
Дом, в котором временно жил Киреев, был старой постройки, хрущевских времен или ранних брежневских. Кирпичный, с маленькими балкончиками, на которых даже не постоишь, такие узкие.
Зайдя в подъезд, Николай постучал в дверь под цифрой один. Открыл сам Киреев и, пожав гостю руку, пропустил его в квартиру.
– Я здесь за старшего, проходи в кухню, кашу вкусную сделал, ячневую с луком жаренным и кукурузным маслицем сдобрил. Пробовал такое?
– спросил дед.
– Конечно, - улыбнулся Синцов, проходя в небольшую кухоньку.
– Александр Васильевич, тогда жену отпущу на полчаса. Она там хотела заехать к своей старой подружке.
– Не против, если так. А то, может, и ее угостим кашей. У меня есть для нее хорошее вино. Ну, через полчаса, так, через полчаса. Усаживайся.
– А Ваш товарищ? Ну,
у которого вы живете? Где он?– Какой? А-а, нет, нет, Николай Иванович, никакого у меня товарища и нет здесь, и не было. Это я так тебе сказал, чтобы лишних вопросов не задавал. Эта хибара мне от родителей осталась. Присаживайся, присаживайся, - и, смахнув полотенцем с табуретки хлебные крошки, пододвинул ее ближе к Синцову.
– А Вертилов об этой квартире знает?
– А причем здесь он?
– удивился Киреев.
– А мало ли что. вы же думаете, что он Ваш дачный дом запалил?
– Что верно, то верно, - присел рядом с Николаем Киреев.
– Так, квартира эта ко мне пришла, когда уже несколько лет я на пенсии был. Родители мои были долгожителями.
– И вам того же желаю.
– Спасибо.
– Так, какие мысли у тебя, Николай Иванович? выкладывай, зачем приехал. Ну, ну, если дружить будем, то, я не против этого. Столяров, правда, мужик ревнивый. Он, как баба, к своему другу никого и близко не подпустит. Вот так.
– вы знаете, что Столяров умер?
– с выдохом спросил Синцов.
– Как?
– Киреев посмотрел пристально на Николая.
– Правда, что ли? Когда ж это Макс на тот свет засобирался?
– и голос у него задрожал.
– В ту ночь, когда пожар был у вас на даче, Александр Васильевич.
– Долго ты меня мучил, Макс - повернулся лицом к окну Киреев, словно увидел там дух этого человека.
– Долго. А сам первый ушел туда, не дождался, чтобы я первым туда пошел. Сына видно твой, Максим, за тобой соскучился, позвал тебя к себе, - Киреев опустил глаза на стол.
Николай внимательно смотрел на его лицо. У Киреева глаза заблестели от слез. Глотнув слюну, дед ударил руками по своим коленям.
– Ну, что Николай Иванович, нужно помянуть человека. Там, в зале, стенка. В центре, на полке, на которой телевизор стоит, под ней тумбочка. Возьми в ней бутылку зеленую из-под шампанского. Она справа на нижней полке стоит, там малиновое вино, с прошлого года осталось. Вкусное! Давай, неси его, помянем Макса. Царствие ему небесное!
– и перекрестился.
– Да, да, - Синцов, зашел в комнату, осмотрелся.
Мебель не такая старая в ней стоит. На стенах светлые обои, потолок в лепке, на полу ламинат, что невольно удивило Николая. выходит, не так уж и беден Киреев, как прикидывается. Да и стенка новая, из пяти шкафов. Два шифоньера и сервант в центре заполненный книгами, вместо столовых сервизов, что не менее удивило Синцова. И телевизор современный. Дверь в другую комнату немножко приоткрыта, там спальня, по центру у окна широкая постель, слева широкий шкаф, напротив него комод с зеркалом на стене.
– Нашел бутылку-то?
– голос Александра Васильевича привел Синцова в себя. Он открыл тумбочку под сервантом и заглянул в нее.
– А, да, да, - быстро подбежав к стенке, Николай открыл в стенке тумбу и, заглянув туда, чуть не присвистнул, рассматривая разные коньячные бутылки, с ромом, с ликерами, и только в правом углу лежало друг на друге несколько бутылок из под шампанского. Взял верхнюю и стал читать, этикетку тетрадную, приклеенную к большой заводской этикетке, на которой было написано: сливянка - малиновка.