Тень уходит последней

– А-а, так и знал, зачитался, - похлопал по плечу Синцова Киреев.
– Ладно, поставь ее на место.

– Александр Васильевич, вы его сами приготовили?
– держа бутылку в руке, спросил Николай.

– Да, - поджал губы Киреев, взял ее из рук Синцова и, рассматривая бутылку, стал поглаживать пальцами пробку, залитую сургучом.
– Еще в горбачевские времена научился. И из малины делал, и из шиповника, и из смородины. Из белой особенно вкусна. Ну, значица, бери ее, попробуешь.

Сбив ножом над раковиной сургуч с пробки, Киреев обтер ее полотенцем и подал Синцову.

– Ножом подцепи ее, пробка пластмассовая, поддастся легко, - посоветовал Киреев.

Вытащив пробку, Николай налил вина в свою чашку и поднес ее к носу. Аромат, напоминающий немного запах малины, смешанный с кисловатым духом уксуса, приятно защекотал в ноздрях,. И как знаком ему этот запах.

– Давай помянем Макса, - голос Киреева стал твердым.

Николай глянул в чашку Александра Васильевича, там чай.

– А вы не хотите вина?
– спросил он у Киреева.

– Так, оно малиновое, в жар бросит, а у меня сердце уже не то, Николай Иванович. Значитца, сам пей. А я уже и чай без сахара пью. Сердце!

– Да, да, - Николай пригубил вино. По вкусу, сладко-кислое. Сделал глоток побольше, второй, обтер языком губы и поставил чашку на стол.

– Ну, вот и хорошо. Как вино?

– Необычное вино, - признался Николай.
– Такого еще не пробовал, и хмельное, однако.

Еще раз глянул Синцов на бутылку, и что-то зацепило его память. Вроде такую бутылку он где-то уже видел. Да, да, где-то видел. И по вкусу вино знакомое ему, где-то пробовал такое и совсем недавно. Хм. Где же?

– Ну, что сидишь, кашу-то попробуешь?
– смотрит на него Киреев.

– А, давайте. Как выпью, всегда кушать хочется.

– Ну, и хорошо, - Киреев налил полную чашку вина и пододвинул ее Синцову.
– Давай еще раз помянем Максима. А я все-таки, ну, что ты на меня смотришь? выпивай, поминай человека.

– Извините, - и, сделав большой глоток вина, Николай поставил чайную чашку на стол.

– Надо допить до дна-а, - с растяжкой на последнем слоге, промолвил Александр Васильевич.

– Да, да, сейчас, вы что-то хотели сказать, а я перебил вас, - мотнул головой опьяневший Синцов.
– Словно спирта выпил, крепкое.

– Так, оно со сливянкой смешанное, потому и крепкое, - улыбается Николаю Киреев.

– Понял, - уперев в ладонь свой лоб, поставил локоть на стол Синцов.

– Давай, давай, пей. Ну, что ты, совсем охмелел, что ли? Николай? Ты же взрослый мужик!

– Да, да. вы, может, мне каши дадите, а то я совсем уже того, голову на шее удержать не могу, - посмотрел в глаза Киреева Николай.

– А-а, сейчас, сейчас, Николай Иванович. А ты допивай вино, а то совсем прокиснет же, - Киреев подвинул ближе к Синцову наполненную чашку с вином.

– Да, да, - сделав большой глоток вина Синцов.
– Вкусное!

Киреев тут же снова наполнил чашку Николая вином.

"Ох, и крепкое оно у вас!
– тяжело глотнув слюну, подумал Синцов.
– Я уже и пить-то не могу его, что-то сердце совсем у меня запрыгало в груди".

Но Киреев и слушать не хочет Синцова, пододвинул ему поближе чашку с вином, и снова чуть ли не заставляет его выпить.

– Да, извините меня, Александр Васильевич, - вздохнул Николай.
– Что-то совсем худо мне стало.

– Да, глупости все это. Сделай еще глоточек, опьянел немножко, а сливянка она такая пакостная, совсем пакостная, и голову мутит, и сердце гонит. А то скоро твоя жинка приедет, а мне, значитца, еще этого не хватало. Итак ты много знаешь уже, а выспишься и забудешься, и мне спокойно, а то Вертилову скажешь, или Кораблеву. А они, сволочи, только и хотят со мною расплатиться. Так получается, как будто я перед ними в чем-то виноват.

Оттолкнув от себя чашку с вином, Николай попытался встать на ноги:

– Не буду, Алексанр васдильвич.

– О-о, вот этого я и ждал от тебя, Николай Иванович. Давай еще глоточек сделаем, и к Максу собираться пора. А то, чего лишнего начнешь говорить, А тут молодец, путаешься уже. Ну, что смотришь, выпей, выпей еще малость...

– Так, умер он, - оттолкнул от себя руку Киреева с чашкой с вином Николай.
– И Кораблева увезли.

– Куда ж это увезли Кораблева?
– вскочил перед Синцовым удивленный Киреев.

– В детдом!
– поднял палец Синцов и поводил им перед лицом Киреева.

– Да, ты что-то заговариваешься, Николай Иванович.

– Да!
– ударил по столу Синцов.

– Может, в психбольницу?

– Не-ет, - снова стукнул по столу кулаком Николай.
– В дом стариков.

– А-а, вот оно как. И когда ж это?

– Вчера!
– снова стукнул по столу Синцов.

– А кто там теперь живет в его квартире-то?

– Дед Пихто, - попытался снова ударить по столу кулаком Синцов, но не получилось, промазал.

– Тогда кефирчика тебе нужно выпить, в срочном порядке, - спохватился старик, и вытащил из холодильника большую пластмассовую молочную бутылку. Наполнив кефиром другую чашку, с силой стал вливать в плюющийся рот Синцова эту кислую жидкость, приговаривая, - давай, давай, а то отравишься да помрешь. Пей, пей кефирчику, Николай Иванович, а то к Максиму Максимовичу прямиком у тебя дорога будет сейчас. А мне еще этого не хватало - отравителем быть. Пей кефирчику.

– 3 -

Николай открыл глаза. В комнате сумрачно, но, несмотря на это, хорошо просматриваются очертания мебели. Тумбочка с ночником около его подушки, ближе к двери комнаты комод. Все, как у них в квартире. Неужели он уже дома спит? Блин, как неудобно перед Дятловым, обещал же ему, что два дня проведет у него. Стыдуха.

Морщась от боли в висках, Николай перевернулся на другой бок. Рядом спит Светка. Да она самая, не Вертилова же это. Блин, какие глупости иногда в голову лезут.

– Отвернись от меня, алкоголик. Фу, как от тебя противно воняет!
– громко сказала жена.

"Действительно, фу-у, я дома", - подумал Николай и лег на спину.

– Как стыдно было мне вчера перед людьми из-за тебя, перед вашим водителем.

– А что? Не понял.

– Не понял он! Вернулась за тобой, а ты надравшийся на скамейке около дома сидишь, двум пожилым женщинам какую-то галиматью несешь про Преисподнюю, что там послеземной суд будет душам убийц, воров.

– Правда, что ли?