Тень

Единственным выходом в этой ситуации я видел в скорейшей приватизации завода и… А вот дальше у меня случился затык. В одиночку Завод не выживет, у него просто не будет работы, и соответственно, денег. Еще год, два, и наши многолетние клиенты создадут у себя карманные ремонтные подразделения, через которые будут накручивать себестоимость итоговой продукции — тепла и электрической энергии, ловко встраивая в раздутые расходы на ремонт энергетического оборудования и сетей в установленные государством тарифы. И почему-то областные тарифные комиссии будут практически всегда удовлетворять заявки энергетиков на ежегодное повышение тарифов. Да, энергетиков будут ненавидеть, проклинать, но они, в конце концов выживут и доживут до светлого будущего вполне благополучно. Но вот как доказать генеральному директору, что в этом самом светлом будущем он будет никем, одним из сотен неудачников, что потеряет все в бесплодной борьбе за сохранение добра, доставшегося от советской власти. Как доказать этому властному, волевому, очень грамотному человеку, что для него лучше покорно склонить голову и присоединиться к чему-то, несравненно, более могучему, тому, что выживет в любой ситуации. И даже, если я смогу убедить Григория Андреевича пойти под крыло энергосистемы, на нашем пути мгновенно встанет непреодолимым препятствием ремонтное предприятие энергетиков, их родное дитя, которое, по численности и своей структуре является просто зеркальным отражением Завода. И если пока мы с ним сосуществуем мирно, работая бок о бок, так как работы много, да и не все работы Ремонтное предприятие энергосистемы желает выполнять, но вот скоро нас попросят со всех Городских электростанций, и это будет таким падением, после которого Завод уже не оправиться. И передо мной стояла элементарная задача — развалить действующее ремонтное предприятие, являющееся филиалом огромного энергетического объединения и, напротив, заставить последнее принять в свою теплую компанию Завод, с сохранением всех имущественных и прочих интересов Заводской администрации, у которой я кормлюсь. Вот только, как это сделать? У любого директора до предела обостренное чувство собственного достоинства, с очень четкой градацией, как в Средневековье, по которой граф не ровня барону, а директор выше главного инженера, а тут я со своим предложением. Хорошо, что сейчас на колья не сажают, а лишь выгоняют прочь из начальственного кабинета.

Меня Григорий Андреевич выгонял из кабинета четыре раза, удивляюсь, как от злости босс не расторг с моей фирмой всяческие отношения. Правда денежные средства к нам на расчетный счет перечислятся перестали, но я особо не унывал. Стандартная доверенность представителя предполагала право на получение, в случае победы, денежных средств и иных ценностей, поэтому выиграв пару небольших исков у контрагентов Завода, я указал банковские реквизиты «Финансовой корпорации 'Южный крест», деньги снял «на зарплату» и тут-же отнес к знакомому меняле, дабы перебросить все в доллары. О моей шалости генеральный директор узнал ровно через неделю — один из контрагентов, закрыв задолженность, посчитал конфликт исчерпанным и пожелал заключить новый договор на изготовление литья.

Честно признаюсь, шел в кабинет директора без всякой задней мысли, ловушки не ждал, а она обнаружилась. Рядом с директором сидел начальник заводской охраны, а, стоило мне зайти в дверь, выход перекрыли два бравых заводских вахтера в черных комбинезонах.

— Ничего не хочешь мне сказать? — «пробросил мяч» директор.

— Относительно чего? — я изобразил, что не понимаю, о чем речь.

— Относительно денег! — рявкнул директор: — Ты, Громов, ко всему еще и вор!

— Вам потом будет стыдно за свои слова, Григорий Андреевич. — я оперся руками на подлокотники офисного стула: — Вы реально считаете, что я не смог скрыть от вас то, что я эти два дела выиграл? Вы лучше скажите, вам как деньги отдать — долларами или рублями? Если рублями, то только завтра. А если долларами, то могу сейчас отдать, с учетом погашения задолженности передо мной. Только бухгалтера вызовите, чтобы мне «приходник» выписала…

Видимо нервы директора были сегодня особенно не в порядке, он зарычал, за моей спиной почувствовалось дуновение ветерка, и я бросился к окну, через два мгновения повиснув на оконной раме, и высунув в распахнутую форточку руку с зажатой пачкой долларов.

Директор побледнел — стоило мне разжать ладонь, как зеленоватые купюры, крутясь, как кленовые «самолетики», спланируют на заводской двор, где в любое время крутится с десяток рабочих, которые мгновенно растащат американские деньги, все пять тысяч.

— Все слезай… — дал отмашку директор: — Спасибо, парни…

И, охреневшие от изменения начальственного настроения, охранники потопали на выход из кабинета. Я хмыкнул, слез с окна и бросил перед шефом пачку купюр. Что сейчас было? Не знаю, возможно, не выдерживают нервы ни у шефа, ни у меня.

Через пять минут пришла главный бухгалтер, основной конфидент генерального директора в этом сложном мире. Раскрыв газету с таблицами курсов и пересчитав валюту по вчерашнему курсу биржи, Князева Елена Анатольевна выписала мне приходный ордер в рублях и собралась уходить, но хозяин кабинета остановил свою хранительницу сокровищ.

— Погоди, Лена, присядь, наш прожектер что-то рассказать хочет. Давай, излагай. Что ты мне пытался рассказать.

Ну я и изложил, после чего мне показали все пять стадий принятия неизбежного. Эти два крайне занятых человека почти два часа доказывали мне, что я идиот, который ничего не понимает ни в экономике, ни в производстве, да и вообще, просто в жизни.

Что заставляло меня горячится, рисовать на клочках бумаги схемы и спорить с упершимися в своей тупой позиции? Наверное, то, что сегодня меня из начальственного кабинета не выгнали было обусловлено тем, что дела на Заводе стали совсем плохи. Чтобы придать веса своим аргументам, я принялся рисовать схемки неизбежного краха завода, чертя графики роста коммунальных и прочих платежей, в том числе ростом заработной платы, линии которых взлетали вверх, пересекаясь с графиком падения сумм, заключенных заводом хозяйственных договоров, которые пересекались буквально через пять лет…

Конечно, подсчеты были примитивные, совсем как у Лени Голубкова, который каждый день мелькал по телевизору, на пару со своим братом…

— Шеф. — я сел на стул, не в силах устоять на ногах от простоты, ошеломившей меня мысли: — Если все деньги, что к нам приходят, вкладывать в билеты МММ, а потом вытащить их в июне, то мы столько накрутим — ни один банк с этим по процентам не сравниться…

— А почему в июне? Ты как себе это представляешь — вложится в МММ? — два вопроса прозвучали одновременно.

— Да как — очень просто…- я потянулся к пачке долларов, до сих пор лежащих на столе: — Про эти деньги все равно никто не знает, мы сейчас отматываем все назад, и я завтра покупаю билеты МММ, а в июне их реализую обратно, часть рублей сдаю в кассу, а разницу в долларах отдаю вам, ну а вы уж сами решите, куда их девать. А почему в июне? Не знаю, просто чувствую, что долго эта схема не проработает, месяца три- четыре и надо сливаться. Просто посчитайте доходность по этим бумагам и сами решите, стоит ли с ними связываться.

— Ладно, с этим мы решим… — главбух и генеральный переглянулись, видимо обсуждать эту тему будут без меня: — Но это копейки. Что ты там насчет присоединения к энергосистеме говорил.

— Дискредитировать надо ремонтное предприятие, и в тоже время сделать из нас ангелов во плоти…

— Паша, не крути, а говори конкретно, что надо делать. — директор нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице, видимо, не терпелось ему уединиться со своим «кошельком на ножках».

— Ну, если я правильно понимаю, просто на поклон к Томскому вы не пойдете?

Томский был директором областной энергосистемы, таким маршалом от энергетики в нашей области, дядькой, по сравнению с другими «красными директорами» головастым и продвинутым, что, правда, не спасло его, когда в область пришли по-настоящему большие московские деньги с молодыми и беспринципными реформаторами.

По лицу генерального пробежала судорога. Ну да, это то же самое, что блестящий герцог Великой Бургундии Филипп Красивый падет на колени перед Королем Франции Людовиком Святым — сплошное попрание чести и потеря лица.

— Ну тогда мне надо эквивалент пятисот долларов в месяц, новая форма для всего нашего персонала, что на городских станциях работает, перестройку работы прачечной, чтобы форму стирали в выходные, и наши люди, как чушки не ходили на работу, ну и еще кое-что, но это будет доводиться до вас по ходу работы.

— Паша, ты сам то себя слышишь? Будет доводиться до вас по ходу работы… Ты о себе что возомнил? — чувствую, что сейчас меня выгонят в пятый раз из этого кабинета.

— Григорий Андреевич, ну как я вам могу сказать о своих планах, если я не знаю, удастся ли реализовать их на первом этапе. От вас пока нужны эти копейки и информация, когда вас пригласят на совещание к энергетикам, конкретно к Томскому.