Тени не исчезают в полдень

— И солнце не палит, — протяжно продолжала Майя.

Ветер трепал её волосы и лёгкое воздушное платье. Майя напоминала одуванчик с жёлтой от света заходящего солнца головкой и белым парашютиком волос. Закат стлался и по крышам домов, и по тротуарам, и по рекам машин вдалеке. Здесь не было никого. И для одной Майи уходило за горизонт солнца.

Алек не сдержался и шагнул ближе, со спины приобнял поглощённую закатом девушку. Майя тихо взвизгнула и резко обернулась. Так она казалась ещё красивее. Алек видел себя в отражении её глаз, россыпь родинок на щеке, падающие на лоб пряди непослушных волос, угасающие алые отблески солнца, бегущие по шее и золотые — цепочки. В их свете магически, завораживающе выглядела Майя. А сама она этого не замечала и с улыбкой, потупив глаза, смотрела на Алека. А по перилам балкона полз длиннолапый паук. И он тоже поблескивал весь от закатных искр.

Никогда, никогда не вспомнил бы Алек этих мельчайших деталей. Но ведь где-то глубоко они были запрятаны, как драгоценные камни в недрах земли. Тень освободила их, и они переливались и сверкали теперь. Но свет тот был ложным.

Вспышка. Алек зажмурился.

— Слишком ярко, не думаешь?

Майя критически разглядывала картину, стоя на коленях перед холостом. Река уходила вдаль, ивы свешивали над ней свои ветви. Рассвет занимался впереди, за мостиком, с которого следили за отблесками рождающегося солнца дети. И всё это было исполнено мазками, с размытыми контурами и пятнами, в стиле Майи. Этот стиль Алеку безумно нравился.

Оставив художницу дописывать последние штрихи, Алек не в первый раз обошёл её импровизированную комнату-мастерскую. Все картины Майи представляли собой странную коллекцию образов и символов. Разгадать их просто так было нельзя. В каждый предмет Майя закладывала смысл. Алек шёл мимо холстов и альбомных листков и помнил точно каждое её объяснение.

Набор карандашей. Розовые, и в центре один — чисто белый, Юная жизнь, одиночество в толпе, уникальность, индивидуальность среди серости. Так говорила Майя. И в каждом рисунке своя философия. Порой она даже пугала Алека.

Майя встала, отложила кисть. Её руки и стол были заляпаны яркими красками. И на лице светились брызги жёлтого и голубого. Майя вдруг рассмеялась. И под её смех листок воспоминания вырвался из рук. Алек ухватился за новый.

— Шарлотка, твоя любимая. — Майя снова вернулась к нарезке яблок. Алек следил, как подпрыгивали в такт движениям ножа её локти. Заколотые крабиком волосы поблёскивали на солнце. Майя жмурилась, но окно не закрывала. То же солнце ласково перебирало складки её домашнего платья, отражалось в лезвие ножа и путалось в его резной ручке.

Алек так привык к домашней Майе, что такой, настоящей, она нравилась ему ещё больше. Вообще люди красивее, когда не притворяются.

— Почти готово, — через плечо бросила Майя, быстро воткнула яблоки в пышное тесто бисквита и взяла уже поднос, чтобы поставить в духовку. Алек перехватил её руки.

— Я сам. — И он под насмешливо внимательным взглядом Майи отправил шарлотку выпекаться.

— Ты мой гость. Не обязательно помогать.

Алек улыбнулся. Странное ощущение — держать её руку, смотреть в её глаза и понимать: что бы она ни сказала, сделаешь. Потому что это будет правильно. Алек помнил это ощущение, детское и покрытое туманом. Оно возвращалось осторожно в лице Майи, ребят-одногруппников, редких подружек Ники. Алек учился доверять.

Рядом с Майей он чувствовал себя слепым, который открыл вдруг глаза и вместо темноты увидел слишком много света. Настолько много, что никак не мог привыкнуть и иногда возвращался обратно, в темноту.

— А если я хочу? — Ладонь коснулась волос. Алек провел кончиками пальцев по горячей щеке Майи. Она смущенно улыбалась. И Алек аккуратно приподнял её подбородок и коснулся мягких губ.

Привкус яблок и корицы, запах выпечки и лаванды. Медленно он стал тише, картинка потускнела. Снова сменился кадр.

Жар духовки уступил место свежему летнему бризу. Под локтями жёг холод перил. Алек смотрел вперёд, туда, где сливалось с небом море. И солнце, единственная преграда между ними, уже готовилось спрятаться в волнах. Бежали по водной глади маленькие облачка. Их люди называли барашками. Но барашки живут на земле, а море, море ближе к небу. Наверху, над головой, тоже плыли облака, то были огромные белые пласты, переливающиеся в свете заката.

— Не зря сюда приехали.

Майя стояла рядом. Алек чувствовал тепло её тела. Её волосы щекотали мочку уха.

— Я никогда не был на море, — признался Алек. И тянущее, тяжёлое чувство появилось в груди. — В следующий раз поеду сюда с Никой.

Майя пожала плечами. Её глаза блестели. Алек не знал — от грусти, от радости, от заката. О Майе он вообще мало знал.

— Мы сейчас здесь. И приедем ещё.

Она любила строить планы на будущее, говорила о настоящем, но никогда — о прошлом.

Сковывающий яд отравлял также медленно, как лениво тянулись большие облака по небу. И мелкими облаками пробегали пьянящее наслаждение и мгновенная радость. Алек не понимал, что с ним происходит. Ни тот, из прошлого, ни новый, подосланный тенью. Они были одним человеком. Алек видел себя изнутри. И становилось страшно. Какие мысли блуждали тогда в его заражённом детским домом сознании.

— Пойдём на пляж, — предложила Майя.

Они спустились по каменистому берегу к кромке мерцающей воды, разулись и одновременно шагнули навстречу морю. И волны, ласкаясь о ноги, остудили не только кожу, но и голову. Алек вздохнул свободно. Морю легко было доверять.

Волны пересекались под ногами, мельчали, мельчали и превратились в потоки молодой травки. Ощущение лёгкости осталось. Алек помнил: это год его выпуска и год окончательного возрождения. Майя в его объятьях закрыла глаза и, казалось, спала. Алек следил, как в такт порывам ветра льётся трава и накрывают её кроны деревьев парка. Мимо проходили люди. И все они казались Алеку счастливыми. Это весеннее солнце освещало их лица.

Счастливый человек не замечает грязи. Алек был счастлив, когда Майя открыла глаза и устало улыбнулась, когда подбежал к нему Мишка и долго болтал и сжимал его руку, парень с соседнего корпуса, он тоже выпускался.

— Везёт тебе, — прошептала Майя, прищёлкнула пальцами, одёрнула футболку и высвободилась из рук Алека. — Мне ещё два года.

Она говорила несерьёзно. Алек часто замечал, что учёба Майе по вкусу. Сам же он горел от нетерпения, от страстного желания жить по-взрослому, по-настоящему.

Он в шутку подхватил Майю на руки. Под ногами мелькало море травы. Голова закружилась. Алек, пошатываясь, вернул Майю на землю. Её звонкий смех подхватили деревья. И люди, идущие мимо, улыбались и перешептывались. Многим почему-то непонятно чудо счастья.

Алек чувствовал себя ребёнком, словно ему ещё десять, он бегает с Никой по двору и лазит по деревьям за орехами.

Ветер стих. На небе образовались огромные пушистые облака. Исчезли куда-то люди. Алек сидел посреди зелёного пустого ещё поля. И рядом, положив голову ему на плечо, сидела Ника. Она, прям как в детстве, смотрела на небо. И Алек в шутку заметил: