Тени тянутся из прошлого

— Абек мне — не подруга. Она — конкурентка!

Охитека с тревогой покосился на дочь. До чего мрачно глаза-то сверкают! Только и оставалось, что надеяться: время пройдет, и впечатления последних оборотов сгладятся, потускнеют. Правда, грызло отчего-то дурное предчувствие.

— Ты сердишься? — голосок Алиты неожиданно смягчился. — Ты хмуришься.

Он удивленно воззрился на нее. Только что была — воплощенная богиня гнева. Глаза сверкают, руки сложены на груди! И гляди-ка — глазенки наивно распахнуты, личико — обеспокоенное.

— Нет, — растерянно отозвался Охитка. — Мне-то сердиться на что?

— Ну, из-за скользкого типа. И из-за того, что я решила — у тебя совесть неспокойна.

— Ты же не сама это придумала, а повторила, — он с облегчением вздохнул — кажется, мрачное настроение испарилось. Хвала Спящему! — Я просто забеспокоился, что тебя могут расстроить или сбить с толку. Людям-то не запретишь говорить! Я лишь хотел, чтобы ты поняла: не все так однозначно в нашем мире. И не всему следует верить. И не во всем можно найти справедливость, — прибавил задумчиво.

Сколько он уже лишнего наговорил дочери за эту дорогу? А ведь до Окхи ехать еще с полчаса! Может, чуть меньше.

Все-таки Вэл медузьи права, что недовольна его методами воспитания! Он и сам недоволен своими методами — да что поделать: других нет.

Если бы Вэл отправилась с ними — разговор бы шел совершенно иной, на любую другую тему! Но у Вэл продолжалась подготовка к осенним выставкам в галерее. И ехать она наотрез отказалась. Впрочем, согласилась бы она — и отказаться вполне могла Алита. Малышка прекрасно уяснила, что с матерью завернуть к заброшенной фабрике не удалось бы.

— Мы повернули к Окхе, — вздохнула дочь, словно отвечая на невысказанные мысли.

— Не стоит так грустить. В Окхе, как по мне, гораздо уютнее, чем на той дороге. Что в ней было такого, если задуматься? — он кинул короткий взгляд на дочь — не злится ли. — То, что мы не понимали, что это. И как такое может быть — дороги нет, никто ее не видит — а она вдруг появляется. Но ведь ты два раза там побывала, я с тобой туда ездил. Больше тайны нет. Мы знаем, что там есть только кошмары и опасность. И люди, с которыми лучше не сталкиваться. Точнее — были, — исправился он.

Алита молча слушала. Услышанное ее вроде бы не разозлило — хотя он подспудно этого опасался.

Может, прибавить ходу? Нет, лихачить при дочери не стоит. К тому же они на дороге, в общем потоке движения. А на двери флайера гордо красуется эмблема корпорации. Так что нарушение сразу сделается достоянием общественности, его зафиксируют стражи мира. А выйди из потока — подвергнешь себя риску очередного покушения. С дочерью он не был готов пойти на такое.

Мимо пронесся указатель — до Окхи остались последние минуты.

Трасса оставалась ровной, как стрела — но пришлось скинуть скорость. Все-таки въезд в поселок.

Перекресток, пост дорожной службы. Первые дома по обочинам, утопающие в садовых деревьях, с клумбами перед аккуратными живыми изгородями и коваными калитками. На объездную трассу на перекрестке перед въездом Охитека сворачивать не решился: там движение не такое плотное, как по междугородней дороге, можно и нарваться на покушение. Никого наличие сопровождения с охраной не остановит.

В объезд Окхи он повернул немного погодя после поста. И неторопливо покатил в метре над асфальтом. Алита кинула на него искоса недовольный взгляд — но промолчала.

Охитека еще раз выругал себя. Вот не надо было лихачить в ее присутствии раньше! Поди объясни теперь, с чего он вдруг стал волноваться о безопасности. Ну, хотя бы молчит. Значит, не стоит оправдываться. А в следующий раз вообще лучше поехать им обоим пассажирами в салоне — а вперед усадить водителя с охранником.

Глава 59

— Он ко мне идет! — вскрикнула Алита, поднимая сияющие глазенки.

— Не кричи, а то спугнешь, — отозвался Охитека. — Бросай еду ближе к себе — и он подойдет почти вплотную.

Лебедь глядел на них — словно понимал, о чем речь. Здесь, на суше, он выглядел не таким величественным, как в воде.

Над гладью пруда птицы скользили степенно — гордые и недосягаемые. Здесь, на берегу, лебедь смешно переваливался на коротких лапах. Вид у него сделался кургузый и совсем не царственный.

— А можно его с ладони покормить?

— Не стоит. Может ущипнуть — больно будет. Очень больно, — уточнил он. — После такого тебе никаких прогулок и прудов с лебедями не захочется! Даже почти наверняка он ущипнет. К чему портить себе настроение? Просто любуйся им, а пальцы держи при себе — они тебе еще в жизни пригодятся.

Дочь фыркнула — мол, насквозь вижу все твои ухищрения. Разливаешься сладкими речами — лишь бы сделала по-твоему.

Но спорить и упрямиться не стала. Набросала зернышек себе под ноги, вокруг. И стала глядеть, как птица бродит возле самых коленок, выбирая клювом из травы пищу. Ярко-желтые перья лоснились и переливались в лучах спускающегося солнца. Оно съехало почти до самых крон деревьев, росших на другой стороне широкого пруда, заросшего круглыми листьями.

Желтые лилии и правда давно отцвели. Осталась лишь зелень.

Охитека облокотился на кованую ограду. Любопытно! Остальные птицы плавают, и даже не пытаются выбраться на берег. А этому что — в воде еды недостаточно? Они ведь с Алитой, как и остальные, кто пришел поглядеть на лебедей, бросают зернышки с высокого парапета прямо в пруд! Те не тонут в воде — болтаются какое-то время на поверхности. Так что птицы успевают их склевать.

Зазвонил телефон, отвлекая от созерцания. Кому это он понадобился? Взглянул на дисплей и невольно расплылся в улыбке. Неожиданно! Или случилось что-то срочное?

*** ***

— Завершайте опыты на полигоне, — в голосе Токэлы звучали непривычные стальные нотки.

— Завершать? — переспросил Охитека. — Почтенный Токэла…

— Вы слышали! — перебил тот, не дав договорить. — Да, вы могли там что-то не завершить. Но по совести: что у вас там за дела? Это — фундаментальные исследования! И проводились они под надзором и на средства общины Великого столпа.

— То есть… теперь это ваши исследования. И вы отбираете у меня полигон, чтобы закрыть его. И в целом, закрыть этот проект, — он моментально забыл о лебедях.