Тени забытой шестой
Шрифт:
— Отец Васуарий, я думаю, что вам лучше покинуть Винден как можно скорее, чтобы лично убедить преподобного, а еще… чтобы лишний раз не попадаться на глаза Ордену Пяти. Мой человек сопроводит вас и обеспечит всем необходимым. Да, и кстати… Расскажите-ка мне поподробнее про эту Лилю Нортон. Надо знать, чего от нее ожидать.
Велька еще недостаточно оправился после ранений во время взрыва кареты, поэтому вместе с казначеем я послал одного из людей воеводы, которому тот всецело доверял. Ему были даны необходимые распоряжения, что делать по прибытию в Льем. Однако в голове до сих пор не укладывалось услышанное от отца Васуария. Он расписал жену Антона как столичную штучку, вздорную особу с дурным характером, которая привезла в Льем рецепт шоколада и выгодно его продала, завела
Я пытался привести мысли в порядок. Неужели Юля… сиятельная княжна могла выйти замуж… добровольно выйти замуж… за этого малолетнего бандита? У них же ничего общего! Да, она была в него влюблена, но… Почему она так жестоко обошлась со своим отцом, который убивался из-за ее гибели? А может ее похитили и заставили? Шантажом? Я цеплялся за эту версию, но отец Васуарий убежденно твердил, что Антон ничего не будет делать без согласия жены, что придется договариваться с ней, что она держит мужа в кулаке и… Не очень-то похоже на несчастную запуганную пленницу. Да и рассказы об ее успехах в управлении судостроительной верфью… И тут я неожиданно понял. Хриз купила сиятельную княжну. Попросту купила, как покупала и все остальное, как пыталась купить и меня. Юля мечтала о кораблях, о дальних странствиях и чудесных открытиях, а безумная вояжна соблазнила ее возможностью воплотить мечту в жизнь. Пусть не самой плавать, но строить корабли и повелевать флотом. А верфь принадлежала Антону, надежно удерживая Юлю на привязи возле мужа. Интересно, она счастлива?.. Мне хотелось в это верить. Антон был добрым порядочным парнем, но все же… Если он и в самом деле кровный брат Хриз, то его с Юлей ребенок обречен на страшное проклятие Шестого… Теперь я уже не знал, что лучше. И совершенно не представлял, как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Милагрос по моему наущенью должна была соврать Ордену, что ее госпожа получила письмо от брата из Норвштайна, тем самым пустив церковников по ложному следу, но скоро обман вскроется и… Я ломал голову, как подтвердить кровное родство вояга Густава, чтобы навсегда отвести удар от двух юных влюбленных. Господи, ну почему Хриз даже после смерти ухитрялась ломать мои планы?
День клонился к вечеру, истекало время, данное мне Орденом на завершение моих дел в городе, рано утром надо было отбыть в замок. Я и сам хотел поскорее увидеть мою Любовь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Сердце было не на месте. Однако был еще один человек, с которым мне непременно следовало повидаться. Луиджиа.
Девушка вернулась в школу госпожи Рафаэль. Вечером к воспитанницам посетителей не пускали, но для меня сделали исключение, ведь я пожертвовал этому заведению щедрую сумму и оплатил обучение Лу.
Город вернулся к прежней жизни, легкомысленно забыв о страшных событиях. Мы чинно прогулялись по многолюдной Стеклянной галерее, а потом зашли в «Золотую розу», чтобы поужинать. Когда нам подали яичницу, девушка сделалась вдруг задумчивой и грустной.
— Лу, завтра утром я уезжаю в замок, — сообщил я. — Мы больше не увидимся.
Она вздохнула и подняла на меня взгляд. Девушка заметно похорошела, изуродованная половина ее лица была искусно прикрыта шелковой маской телесного цвета с серебряной вышивкой, из-за чего казалась диковинной татуировкой. Губы и глаза были подведены, длинные волосы уложены на голове в косу-корону. Лу привлекала к себе взгляды посетителей, однако это был скорее интерес к таинственной незнакомке с изящной фигуркой и гордой осанкой, чем болезненное любопытство к уродству.
— Я так странно себя чувствую, — сказала она. — Вчера в школу приезжал… император. Смотрел репетицию. А потом… меня пригласили во дворец.
На ужин.Она густо покраснела и опустила взгляд, ковыряясь в тарелке. Я молчал.
— И я поехала. Я была с ним, понимаете? И мне было так хорошо… я так преступна счастлива… — ее словно прорвало, она говорила, захлебываясь словами. — Получается, вот так я отплатила госпоже за то, что она спасла меня от смерти! Убрала с пути соперницу! Чтобы согрешить с ее женихом! Я плохая!.. Но я люблю его!.. Грешу! Обманываю! Тень обманываю, императора обманываю! Всех кругом!..
— Нет, Лу, — запротестовал я. — Вы не плохая, и никого вы не обманываете. Забудьте о Хриз. Ее нет. Вы вообще здесь ни при чем. Это все я. Вся ответственность на мне. Вас там не было. Вы остались во дворце, избитая жестокой вояжной. Помните только это, кто бы и что вас ни спрашивал. Ясно? Кроме того, теперь император спасен от ужасной участи…
— Он ведь все равно никогда на мне не женится… — едва слышно прошептала Лу. — А я не смогу без него… Что мне делать? Как с этим жить, с этой грешной любовью?
— Послушайте меня, Луиджиа, — я перегнулся через столик и взял ее за руку. — Любовь не может быть грехом. Это одна из добродетелей, неужели вы забыли?
— Но это ведь неправильно… То, что я делаю. Что уступаю императору.
— Ну… — протянул я. — Все дело в нашем внутреннем убеждении. Если вы считаете, что поступаете неправильно, то… Искупите свои грехи.
Она уставилась на меня расширившимися глазами, потемневшими от навернувшихся слез.
— Как искупить? Уйти в монастырь? Я думала об этом…
— Нет, ну что вы… — покачал я головой и подал ей платок. — Вытрите слезы. Служить Единому можно и вне монастырских стен. Надо просто делать то, что лучше всего получается. То, что несет людям красоту и дарит счастье. Ваш танец. Я помню, как вы танцевали на сцене Императорского театра. Пихлер умерла ради танца, растворилась в вечности, но и вы претерпели мучения… Несмотря на страшную боль в порезанных ступнях, вы блестяще закончили свою партию, Лу… Ваш танец сделал людей чище, открыл их души для Единого, понимаете? Это ли не высшая ценность служения Ему?
От ее грустной улыбки у меня защемило сердце.
— Вы сейчас говорите также, как и она… Только Ее светлость была более… более…
— Циничной? — подсказал я, улыбаясь в ответ.
— Да. Я ведь не о служении танцу или Единому тогда думала… Я хотела восхищения, особенно в глазах Джеймса Рыбальски… Он так мною гордился, так любил, как родной отец никогда не… Я хотела, чтобы весь мир оказался у моих ног, чтобы на меня смотрели с обожанием, а не с ужасом, чтобы рукоплескали и дарили цветы, чтобы купаться в любви…
Моя улыбка стала еще шире.
— И что в этом такого?
— Ну это же неправильно…
— Знаете, общение с вояжной заставило меня задуматься над тем, важно ли то, с какими намерениями делается добро или зло. И я пришел к выводу, что нет. Величайшее зло может быть сотворено из самых лучших побуждений, а добро сделано случайно, руководствуясь корыстными или низменными мотивами. Но от этого оно не перестает быть добром, понимаете, Лу? Поэтому танцуйте и дарите свет людям. Искусство очищает. Не только вас, но и тех, кто любуется вашим танцем. Даже самый закостенелый грешник не останется равнодушным к красоте танца, что-то дрогнет в его душе и однажды… кто знает, может однажды он обратится к Единому…
— А как же… император?
— А что император? Это ваша первая любовь, Лу. Она пройдет.
— Нет! Я всегда буду его любить! Он так на меня смотрит, с таким обожанием и нежностью, и как я танцую, и как… — она осеклась и еще гуще покраснела.
— Но он на вас никогда не женится, — остудил я ее пыл. — Вы сами это прекрасно понимаете. У него есть долг перед империей, и его женой станет какая-нибудь княжна… или вояжна… или даже гаяшимская принцесса… Я только надеюсь, что он не забудет свое обещание позаботиться о вас. Лу, вы обязательно будете блистать на сцене, у вас будет море поклонников, и среди них… Я просто уверен в этом, среди них будет и тот, кто посмотрит на вас с таким же обожанием и нежностью, и с кем вы найдете семейное счастье. Просто верьте в свою удачу.