Тени забытой шестой
Шрифт:
Спальня, библиотека, кладовая, просторная пустая зала с террасой, оплетенной молодым виноградом, крошечная купальня с ледяной горной водой — вот и все мои владения. Ни одно помещение не имело двери, соединяясь между собой лишь балконом, зато все отличались очень высокими потолками. У меня сложилось впечатление, что комнаты вырубили прямо в горной породе, а сам замок нависал над ними где-то наверху, откуда вероятно и будут спускать мне еду. Балкончик закруглялся в узкую винтовую лестницу, ведущую вверх по почти отвесной замковой стене. Там должен быть выход к замку. Я задрала голову, немного поколебалась и взялась за перила. Ветер сдувал меня, словно букашку, но в импровизированном заплечном мешке было заложено несколько томов какого-то замшелого философа древности, из тех, что потяжелее. После пятиминутного восхождения я оказалась на восточной террасе Белого сада. Здесь, словно в насмешку надо мной, расцветали соляные розы пламенеющего оттенка крови. Почему сад Белый? И откуда мне это известно? Я была тут…
Закатное солнце окропило горы багрянцем. Ветер стих, стихла и моя злость. Надо успокоиться и попытаться вспомнить, где выход. Ведь Луиджией я здесь была и ушла на своих двоих, а не улетела через ущелье. Выход должен быть, не замуровали же. Разрушенные мною розы лежали неопрятными кучками на земле, по ним бежала легкая рябь. Я сидела на земле в каком-то усталом отупении и смотрела, как соль шевелится… взбухает… поднимается в воздух… закручивается ветром… свивается в пыльные смерчи. Но ветра же нет… Что за демон? Ужас охватил меня. Соляные кристалы слипались между собой и росли на глазах, кружась в неистовой пляске. Золотистые крылья, длинные и полупрозрачные, вытянутое тельце, лапки, голова с выпученными глазами. Стрекозы. Рой маленьких соляных насекомых безмолвно собирался у меня над головой.
Я бежала, а ветер бил в лицо. Упала и поползла. Рой приближался.
— Нет!!! — заорала я и захлебнулась солью, забившейся в рот, нос и глаза.
Меня окружили и засолили, словно гигантскую рыбу, иссушили до основания и вывесили на ветру. Я каталась и рвала на себе одежду, чувствуя, как крупинки живой соли забираются под кожу, шевелятся и отбирают последние капли крови. В глазах побелело, ветер взвыл и швырнул меня об стену, словно высушенную таранку. Сознание померкло.
Ночное небо раскинулось над головой, сияя звездами. Воздух был таким горьким, что я закашлялась и резко села. Ощупала себя. Помотала головой. Белый сад лежал безмолвным и действительно белым под бледным светом луны. Никаких стрекоз. Что это было? Привиделось или же?.. Все тело чесалось и зудело, исцарапанное, отчаянно хотелось пить. С трудом встав на ноги, я поплелась к лестнице, словно побитая собака, гонимая страхом. Надо искупаться.
Сбросив просоленные одежды, я вошла в ледяную воду и принялась драить себя свернутым одеянием, как мочалкой. Мое отражение в воде никак не ловилось. Вода была неспокойной, возмущаемая струями из желобов в мраморе и неверным светом луны, а потому мое лицо плыло и искажалось, приводя меня в глухое отчаяние. Но что-то еще не давало покоя. Какая-то странность в собственном нагом теле. Тиффано что-то сделал со мной, вот только что он мог, бессильный извращенец?
Рука замерла на груди. Ничего. Храмовой татуировки не было. От неожиданности я потеряла равновесие на скользком мраморе и с головой ушла под воду. Ледяная горечь обожгла легкие. Какого демона! В памяти всплыли слова Тиффано, насмешливые, с оттенком презрительного превосходства. «Если будете хорошо себя вести, обещаю, освобожу вас… от поводка» Ах ты ж кобелина недобитый! Ну погоди, я до тебя доберусь…
Мокрое одеяние липло к ногам, стесняя движение. Холодно, господи, как же холодно!.. Цепенея на ледяном ветру, я добралась до своей конуры, плотно закрыла окна и бросилась к комоду, чтобы найти что-нибудь сухое и переодеться. И тут заметила, что в пасти камина стоит ящик на цепях, обитый жестью, а в нем… Горячий ужин, вернее, уже почти остывший. Очень кстати. Сбросив мокрую тряпку и закутавшись в одеяло, я с жадностью выпила теплый бульон и съела все, что к нему прилагалось, читая обнаруженную в ящике еще одну записочку. «Ночи в замке холодные. В комоде есть шерстяные одеяла в достаточном количестве. Я не хочу, чтобы ты простудилась. Береги себя» Какой заботливый, а? Я хотела проследить, как исчезнет ящик с грязной посудой, но сон сморил меня раньше, чем что-то произошло.
С утра пораньше я исследовала камин, нашла пазы для цепей, но дымоход был таким узким, что лезть туда не рискнула. Еще застряну — вот будет цирк…
— Люба, Любочка, Любаша… — мрачно напевала я про себя, ощупывая и простукивая стены сначала в спальне, потом в библиотеке. — Люба-Любонька, Любонька-голубонька… Голубонька крылышки отрастит и улетит… Фьють…
Насвистывая, я дергала за все полки, выбрасывала книги, поднимала ковры и сдвигала кресла в надежде найти скрытый рычаг, который открывал бы тайный ход. Интересно, как Тиффано собирается со мной встречаться? Не по ветру же он ко мне прилетит на крыльях ночи… Значит, ход должен быть. Я обдумывала сразу несколько вариантов побега: от самых безумных, например, соорудить воздушного летуна по чертежам Мартена и перелететь через ущелье, до простых — подкупить моих тюремщиков или соорудить взрывчатку, чтобы обрушить потолок и выбраться наружу, словно крыса, прогрызая себе путь. Но разум постоянно возвращался к другому вопросу — зачем? Зачем Тиффано понадобилось устраивать весь этот спектакль? Чего он добивается? Если им двигала похоть, то какого демона так изгаляться и рисковать? Неужели он думал, что мое похищение
сойдет ему с рук? Даже если предположить, что он смог убедить всех в моей смерти, то… Кстати, а кого же он тогда взорвал в карете вместо меня? Ведь чье-то тело там должны были обнаружить? В моем свадебном наряде, с рубиновой тиарой на голове? И тут я застыла, вспомнив. Хрустальные туфельки!.. Мерзавка их примеряла! Я застукала Лу, когда она красовалась в моих туфельках и примеряла фату перед зеркалом!.. Ах ты ж дрянь малолетняя!.. Так вот кто сыграл мою роль!.. А я еще удивлялась, чего это она поправилась! Глазки в пол, невнятное мямленье, тихие вздохи по императору. Стоп. Тогда получается, Тиффано пожертвовал девчонкой? Хм… Мерзавец еще тот. Впрочем, ясно одно. Никто меня искать не будет. Рассчитывать надо на себя. И это опять возвращало меня к вопросу — зачем? Ну зачем такие сложности? Даже если предположить, что Тиффано оговорил себя, признавшись в мужском бессилии, и выкрал меня, чтобы позабавиться, то где тогда его носит? Чего он выжидает? Да и отыметь меня он мог гораздо раньше, было бы желание…. Не захотел делиться с императором? Ревнивый ублюдок. Ну почему я не покончила с ним, когда была возможность?..В библиотеке царил полный разгром. В комоде, кроме шерстяных одеял, обнаружилась еще дюжина абсолютно одинаковых черных одеяний. Разнообразием в одежде Тиффано меня не баловал. Мог бы хоть расщедриться на тонкое белье, раз уж решил превратить меня в свою наложницу. Я гнала от себя идиотскую мысль, что этот фанатик и в самом деле вздумал сделать из меня раскаявшуюся монашку. Да ну нет, прибежит, как миленький, потащит в кровать, тут-то я его и сделаю… Если раньше не успею улизнуть.
Но к концу дня, окончательно выдохшись, я была вынуждена признать, что ничего не нашла. Мною были осмотрены все помещения и перевернута каждая мелочь, но тайного хода не было. Я сидела на террасе под лучами умирающего солнца, жадно ловя его последнее тепло, и косила взглядом на лестницу, ведущую к Белому саду. Нет, туда я больше не сунусь. Надо идти караулить ящик с ужином, крикнуть в дымоход тем, кто его спускает, завязать с ними разговор, разузнать, что и как.
Я не услышала звона цепей, так хорошо они были смазаны. Как только ящик показался, я сразу же рванула к камину и заорала в дымоход:
— Пожар!!! Библиотека горит! Помогите!
Я кричала и вслушивалась в глухой гул реки где-то в недрах гранитной породы, из которой были высечены стены моей темницы. Ничего.
— Дым! Я задыхаюсь! Помогите же!
Я очень натурально закашлялась, сорвав голос, но ответа не было. Ну в самом деле, моим тюремщикам должно быть прекрасно известно, что за окном у меня шумит самое лучшее средство ото всех пожаров, а комнаты изолированы друг от друга и от огня. Тогда я взмолилась в дымоход:
— Ну поговорите со мной! Просто поговорите! Я схожу с ума от страха! В саду завелись стрекозы! Они покусали меня, засолили! Мне плохо, я умираю! Слышите!!!
Ответа я так и не дождалась. Зато в ящике меня ожидал сюрприз. Нет, не еще одна записка, а газета. Обжираясь и давясь ненавистной кашей, я жадно вчитывалась в каждую строчку при свете луны.
«Святая мученица» Широкий броский заголовок на всю полосу. «На площади надрывался пожарный колокол. Свадебная карета светлой вояжны Ланстикун, заступницы и спасительницы Виндена, взорвалась и сгорела на глазах у тысяч горожан. Прибывшие на место пожарные конные обозы не сразу смогли пробиться к месту трагедии и потушить карету. Невеста императора сгорела заживо? Или же погибла, разорванная подлым взрывом? Или ее душа воспарила над площадью лепестками белых хризантем? Страшная мученическая смерть… Святая Хризокола умерла за наши грехи. Останки чудотворницы были перенесены в Хризоспасский собор, и все винденцы, от мала до велика, выстроились в бесконечную очередь, чтобы оплакать свою заступницу…» На этом месте я даже прослезилась. Если бы не было у меня незаконченных дел вроде той безделицы, как спасти мир и переименовать Орден Пяти, я бы пожалуй осталась довольна такой кончиной. Красиво.
Что ж, раз говорить со мной не хотели, значит, придется писать записочки. Из библиотеки я предусмотрительно прихватила карандаш и чистую бумагу и нацарапала короткое послание-требование: «Мне нужно срочно увидеть Тиффано! А до тех пор объявляю голодовку!» Сложила записку в ящик и легла спать. В животе бурчало от голода. Я прикрыла глаза, стараясь отрешиться от воя ветра за окном и слабого тиканья, отсчитывающего мои последние дни. Я успею. Или нет?
Ну разумеется, голодать я не собиралась. В моем распоряжении была вся кладовая. Я просто откажусь от ужинов, как бы не хотелось жрать. А еще надо набраться смелости и вернуться в Белый сад.
На ярком утреннем свету сад казался сине-зеленым, а розы вновь выросли и заострились множеством граней-лепестков, хотя за одну ночь такое и было невозможно. Я осторожно обошла их, стараясь не прикасаться и даже не дышать в их сторону. В дальнем углу террасы виднелось здание с новенькой стеклянной крышей. Оранжерея. Внутри имелись аккуратно расчерченные грядки с овощами, ягодными кустами и хиленькими деревцами. Лопата, грабли и прочие садовые инструменты были сложены в углу. И там же меня ждала очередная записочка. «На тот случай, если тебя начнет мучить скука или терзать приступ безумия, напоминаю, что самое лучшее лекарство — физический труд. Вскапывание грядок отгоняет демонов души человеческой не хуже молитвы»