Тео. Теодор. Мистер Нотт
Шрифт:
Глава 25
Если в Лондоне было тепло и солнечно (что не было типичной погодой для столицы Альбиона, но скорее нормой для середины июля), то в куда как более северном Лидсе было пасмурно и свежо. Низкие, клубящиеся облака стремительно двигались на запад, отодвигая с Северного моря грозовой фронт.
— Почему каждый сраный раз, когда мы оказываемся в этом городишке, — прошипел Гэмп, злой после «Вальпургиевой ночи», как Моргана на Мерлина, — и я каждый сраный раз наступаю в эту сраную грязь новым кроссом!
— Экскуро, — спокойно произнёс Тео. — Не благодари. Не нужно так переживать,
— Это тебе не нужно переживать, не ты же ей отправлял портреты на Рождество, — Артур зло сплюнул в лужу. — Какой-то пакистанец, надо же. Мать продала её просто, вот и всё.
Теодору пришло в голову, что он не знает, какой правовой статус у магов-иммигрантов, как те же Патил, что обучались в Хогвартсе как британцы, но сами вели себя как индусы. Бут рассказывал, что та из них, которая райвенкловка, и вовсе развела в женской спальне хиромантию и вонь.
— Не твоя проблема, Арчи, найдёшь новую невесту. С образованием.
Из-за угла на ребят вышли аж четверо авроров с палочками в руках. Они не проявляли агрессии, лишь скользнули по мальчишкам взглядом, и прошли мимо, но Тео едва сдержал страх.
— Больше не колдуй, а то копы запалят, — шепнул ему Дин. Нотт кивнул и убрал палочку в карман.
— Подарю тебе кобуру на Рождество, — заметив это, буркнул Гэмп. — Ты ещё в задний карман запихни, чтобы сесть и сломать. Придурок.
Он вырвался вперёд, зашагав прямо по лужам, и первый добрался до знакомого дома. Покачав головой, друзья ускорили шаг, и тоже остановились перед крыльцом. В отличие от предыдущего года, на фасаде не было никаких упоминаний о «мастерской Донован» или хотя бы «мастерской Яксли», хотя судя по виду крыльца, по нему часто ходили ногами.
Гэмп нервно сбросил руку темнокожего приятеля, что попытался что-то шепнуть ему на ухо, и поднялся наверх. Дверь оказалась не заперта, и сначала Артур, а затем и переглянувшиеся друзья проскользнули внутрь.
В «рабочей» зоне, которая прошла пару лет назад ремонт, царило запустение. Кто-то будто бы в ярости прошёлся, обрушая то, до чего дотянулся, и ломая то, что нельзя было забрать. Кассовый аппарат, стоявший на прилавке, за которым были полочки с рубашками и сорочками, был на месте, почерневший и вогнутый. Где-то во внутренних помещениях играла какая-то музыка.
— De vu shkamechti vtotvchr nedsmnoy o sta lasty, — вдруг раздалось оттуда пение на непонятном языке. — Yatebanariso val yatebanariso val tolkotak inepoznal tvo ey lub vy…
Грустная мелодия, явно исполненная не самым трезвым человеком, оборвалась, но игра фортепиано продолжалась. Теодор зажёг шарик Люмоса на ладони без палочки (Дин шумно выдохнул, явно впечатлённый) и шагнул в коридор. Невежливо было вторгаться в частную собственность так, но это уже был не первый раз для него в этом доме.
Ступая так, чтобы их было неслышно, ребята, под продолжающееся пение, прерывающееся шумными глотками, шли вперёд. В первой комнате направо по коридору, откуда когда-то торчали две пары ног (тогда Теодор ничего не понял — он и сейчас не до конца понимал анатомию того, что там происходило, но хотя бы понимал смысл), на полу лежал какой-то матрас, а на тумбочке стояла пустая бутылка маггловского пива. В некотором отдалении валялась опрокинутая детская кроватка, а рядом с ней — какой-то ящик, тоже, видимо, с бутылками. Больше в комнате ничего не было.
В зале, которым кончался
коридор, и сидел Джереми Яксли, играя на большом чёрном фортепиано (в детстве у Ноттов стояло похожее, и домовичка могла заколдовать его, чтобы оно играло рождественские гимны. А, может, это бабушка играла музыку — Тео уже и не помнил, ведь отец продал инструмент одним из первых). То и дело ошибаясь в нотах, он продолжал играть левой рукой, правой держа бутылку с каким-то пойлом, которое пил.— Дрянь! — взревел вдруг он, и с размаху швырнул в стену рядом с ребятами. Нотт инстинктивно выставил щит Протего, который, разумеется, не помог против осколков, больно чиркнувших его по ногам. — Кто здесь!
Яксли вскочил. Его шатало.
— Джереми, это Нотт и Гэмп, ваши первые покупатели, — твёрдо и зло сказал Артур, выступая вперёд. — Ты помнишь нас?
— Нотт… Гэмп… помню, ага, — он сел обратно на стул, обхватив голову руками. — Боже мой, Нотт и Гэмп…
Яксли рассмеялся безумным смехом и вдруг завалился на пол.
— Агуаменти. Эннервейт.
Теодор был не настроен на сентименты. Царапины на ноге жглись неприятной болью, впрочем, больше его ничем не зацепило, а парни и вовсе остались целы.
Полежав под струёй воды, растрёпанный Джереми сел на полу, а затем, ухватившись за протянутую руку, рывком поднялся на ноги.
— Спасибо, — сухо и горько сказал он. — Мне этого не хватало. Последние два дня. Могу я попрость ещё… прибраться в том углу?
Он показал на дальний угол, где под окном было явно плохо самому Джереми, а рядом стояли и лежали опустошённые бутылки.
— Только бутылки не надо, пожалуйста. Я их сдам Огдену.
— Эванеско, — скомандовал Теодор, и грязь ушла. — Что у тебя здесь случилось, Джереми? Где Аделаида? На вас напали?
Яксли издал болезненный стон и снова сел на стул, схватившись за голову.
— Это долгая история, честно. Я сам виноват в своих грехах. Мой отец погиб, разбившись на ковре-самолёте, когда моя мать была беременна. Дядя Корбан считает, что именно это лишило меня магии, и я родился сквибом. Вы и так это знаете, мне нечего стыдиться.
Он икнул.
— То, что у меня не оказалось магии, было семейным позором. Мать отреклась от меня и ушла преподавать в Дурмстранг, а с семейного древа меня выжгли. И вот три года назад сын дяди Корбана, этот ублюдок, оказался впутан в историю с магглами. Он давал себя им любить в… ну… и, короче, заразился от них какой-то дрянью. Хуже проклятья. Ничего не могло его вылечить, и в том году он умер. А у них с тёткой других детей и не было — дядя занимался всяким в прошлую войну, и не сложилось.
Яксли перевёл дух, явно поискав глазами, что бы выпить. Теодор трансфигурировал из обломка бутылки стакан (чем тут же возгордился! Пусть стакан и вышел тёмно-зелёным), а Гэмп, что было неожиданностью, с не своей, а изъятой в Хогвартсе палочкой наколдовал туда воды. Джереми благодарно кивнул.
— Дядя заключил со мной договор. Мой первый сын, коль он родится магом, должен был стать его наследником и воспитываться в его семье. И вот, я получил от него карт-бланш, о каком не мог мечтать, очаровал свою первую детскую любовь, почти достиг семейного счастья — и тут три недели назад дядя явился и забрал у нас Генри. Он не слушал меня, не слушал Аделаиду, и ушёл… Мне пришлось признаться. И она ушла, ушла, разгромив всё наше счастье. Принесите пива, пожалуйста.