Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Да, поначалу это делалось либо при помощи той самой приставной лестницы, либо по лестнице внутридомовой.
Но с приставной лестницей там сразу не заладилось. Рабы с неё постоянно падали и, что самое, пожалуй, неприятное, постоянно роняли на землю грузы. Грузы от этого, понятное дело, портились.
Когда Тоне это надоело, она велела соорудить небольшой подъёмный кран для затаскивания наверх тяжёлых грузов.
Кран это был очень примитивный. В действие он приводился за счёт нечеловеческих усилий трёх человек.
Состояла сия машина лишь из деревянной перекладины, куда было забито стальное
Сначала все думали, что этот самый канат прослужит долго. Потом выяснилось, что ничего подобного. Верёвка уже через месяц истлела под тяжестью поднимаемых грузов.
С тех пор, собственно, рабы каждый месяц покупали для крана новую верёвку за свой счёт. Вот прям скидывались все и покупали.
Впрочем, скидывались, понятное дело, не все. Только те, кому это было реально нужно. То есть те, кто занимался подъёмом грузов наверх.
Впрочем, даже после того, как у Тони появился этот примитивный подъёмник, многие не слишком тяжёлые грузы по-прежнему таскали по внутридомовой лестнице.
А поскольку лестница эта, как я уже говорил, была неимоверно крутая, узкая и шаткая, Садовников с неё постоянно падал и травмировал уши.
В результате всех этих неудачных падений уши Садовникова вообще перестали выглядеть как уши. Как человеческие уж точно.
И стал наш Андрюха похож на жирного и уродливого гоблина.
Не на того, конечно, который Дмитрий Юрьевич. Хотя этого последнего я не слишком жалую, должное ему отдать надо. По сравнению с Садовниковым нынешним, этот Гоблин просто невероятно красив.
Нет, наш Андрюха стал похож именно на оригинальных гоблинов – на омерзительных уродцев из мрачных европейских сказок.
Так он с тех пор и жил. Сидел себе днями и ночами в своей будке, пил, как конь и жрал, как свинья.
Он окончательно и бесповоротно опустился. Скурвился, как говаривала про таких людей Ульяна-Ангелина.
С ним больше никто не дружил.
Да что там!
С ним и разговаривать-то теперь никто не хотел.
И если Садовников встречал на улице кого-то из своих старых товарищей, этот кто-то всегда делал вид, что Садовникова не знает. И, желая избежать неприятного разговора, от греха подальше переходил на другую сторону улицы.
Девушки в открытую насмехались над Андреем.
Если он по пути на работу (или с работы, соответственно) встречал на своём пути стайку девушек, то эти самые девушки тут же начинали злословить и грубо шутить на тему Андреевской внешности.
При этом они говорили громко. Так, чтобы Садовников их обязательно услышал.
И Садовников их слышал.
Слышал и от этого ещё больше расстраивался. Ну, а от расстройства ещё больше пил.
В десятый класс Андрюха не пошёл. В колледж, понятное дело, тоже. Так и остался он со своими девятью классами образования.
Сейчас, когда тонин бизнес накрылся, жизнь Садовникова изменилась не сильно. Разве что теперь он не вынужден сидеть в тесной будке днями и ночами, а потому бухает он теперь дома. Ну, или в баре. Теперь он проводит там гораздо больше времени, чем раньше. Раньше он заходил туда ненадолго перед каждой сменой и чуть на большее время после каждой смены. Теперь же он частенько
просиживал там по двое суток безвылазно.Так и посиживает, говорят.
Такие пироги.
А был ещё помимо Садовникова такой человек.
Вдовиным его звали.
До чего красивой сволочью он был!
Помню, каким он был в шестом классе. Высокий и очень бледный пепельный блондин с почти прозрачными голубыми глазами и абсолютно прямым носом.
Таким он, впрочем, и остался. Похожим на молодого Дэвида Боуи.
Жизнь у Вдовина сложилась почти так же, как и у его другана Садовникова.
На Вдовине разве что наркотики не испытывали.
Отчасти поэтому он и продержался в роли гладиатора дольше, чем Андрюха.
Да что там! Он даже Глеба в этом деле обгонял!
Да, инфаркт настиг Вдовина только в ноябре 2017-го.
Настиг он его в автобусе.
Случилось это так.
Был пасмурный день. Уроки в школе закончились.
Вдовин вышел из школьного здания и пошёл к близлежащей автобусной остановке. Там он дождался 653-го автобуса. Когда автобус пришёл, он сел в него.
Автобус этот шёл к станции метро Фили.
Отмечу, что у Вдовина тогда весь день болело сердце.
Он, понятное дело, значения этому не придавал. Коньячку, дескать, выпью – и пройдёт мигом всё.
На автобусе Вдовин доехал до церкви. Там-то незначительная ноющая боль в сердце и перешла в нестерпимую резь.
Конечно, Вдовин завыл от боли, люди всполошились, автобус остановился…
Да только к тому моменту, когда приехала скорая, Вдовин уже был мёртв.
Так и погиб гладиатор.
А теперь скажем ещё пару слов про Грэхэма – и закроем эту тему.
Грэхэм ведь за свою недолгую жизнь успел-таки выдать пару интересных мемов, прочно в итоге прижившихся в нашей школьной среде.
Первый мем он выдал так. Глеб тогда сидел на своей кухне за столом, опохмелялся и рассказывал Рыжику про то, как он обустроит в будущем свою жизнь. Закончил он эту свою речь такими словами: «А вот выйду на пенсию – буду копить денежки…».
Вот это самое «буду копить денежки» и стало первым Глебовым мемом.
Второй мем появился при аналогичных обстоятельствах.
Тогда Глеб также точно сидел на своей кухне, опохмелялся и рассказывал Рыжику о своих планах на будущее.
И вот, когда Грэхэм уже рассказал о том, как он женится на красивой девушке, заведёт свиней на балконе и будет варить на продажу самогон из огрызков, он вдруг поднял указательный палец к потолку и, потрясая этим самым пальцем, точно булавой, с очень важным видом протянул: «А-а-а е-е-если-и-и е-е-ещё-ё-ё и-и-и по-о-оби-и-ира-а-аться!..».
Вот это самое «а если ещё и побираться» и стало вторым Глебовым мемом.
Вот, собственно, всё, что я могу сказать о Глебе и о гладиаторах.
Так, а теперь вернёмся на чёрт знает какое количество страниц назад и расскажем-таки о тонином рабстве!
Я не буду сейчас во всех подробностях рассказывать о том, как именно тоня выстроила свою корпорацию. Это заслуживает отдельной книги.
Здесь я просто расскажу о том, что это за рабство было у нас в школе, как вся эта система работала и, пожалуй, намечу здесь основные вехи развития этой самобытнейшей хозяйственной практики.