Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Но едва успели стихнуть аплодисменты, как сзади раздался жуткий крик, обращённый к нам: «Что, пидарасы, столпились?! Нехуй делать вам?! Опять бухаете?!».

Я обернулся и увидел девочку. Это была Тоня. Я это понял без лишних слов.

Тоня оказалась невысокой упитанной девочкой с огромными, широко раскрытыми глазами. Нос у неё был попугайчиком. Волосы её были светло-русыми. С виду была она милой и даже симпатичной, но стоило ей открыть рот, как…

Словом, читайте дальше.

Едва только Тоня появилась на школьном дворе, как все повернулись, чтоб на неё посмотреть. Старая учительница русского языка, произносившая в этот момент свою речь, ничего не смогла сделать. Вся толпа (а там было чуть меньше тысячи человек) повернулась для того, чтобы посмотреть на Тоню. На пару мгновенийнад нашими рядами повисла оглушающая тишина. Тут только я заметил, что Тоня была не одна. За ней шли ещё человек двадцать.

И тут ткань тишины разорвалась оглушительным гулом: «Ура-а-а!». Этот гул надвигался подобно лавине и всё нарастал. Потом он понемногу стал стихать, но вдруг поднялась новая его волна, которая тоже спала. За ней пошла третья. Но едва гул затих, как я услыхал очень громкий плеск воды.

Сначала я не понял происхождения этого звука, но через секунду увидел, что десятки людей в толпе все разом стали на колени и бьют земные поклоны. Некоторые из них упали прямо в лужи и теперь умывали лица дождевой водой, втягивали её носом, морщились, но продолжали бить поклоны.

В основном это были, конечно, дети, но я заметил и одну взрослую женщину, которая аккуратно опустилась на землю там, где было суше. Рядом с ней стоял мальчик-первоклассник. Она держала его за руку и показывала на Тоню. Мол, делай как я. Мальчик стеснялся и не делал.

Денис Кутузов тоже отбивал поклоны.

Он, правда, предусмотрительно расстелил для этого кусок картонки. Его он принёс в своей сумке.

Минуты через две все устали бить челом и поднялись. Родители, стоящие несколько в стороне от детей, нервнопереговаривались. Они напоминали стадо потревоженных пони.

«Так, угомонились! Дайте госпоже пройти. Она хочет сказать слово!» – крикнула худенькая девочка со вздёрнутым носом и длинными светло-русыми волосами. Она стояла рядом с Тоней. Её распирало от гордости и волнения. Было видно, как сильно она нервничает.

Толпа расступилась, и Тоня со всей своей свитой прошла к порогу школы. Как она шла! С прямой спиной, с гордо поднятой головой! Пока она шла, из толпы раздавались крики «Тоня, спаси нас! Спаси нас от школы! Тоня, мы тебя любим!». Девочка спокойно взошла на крыльцо и бесцеремонно отняла у учительницы русского микрофон. В это же самое время сопровождавшие её товарищи окружили плотным кольцом ораторшу. Они стояли лицами к толпе, как это делают полицейские, защищающие важных персон. Худая девочка стала рядом с Тоней.

Шум в толпе всё не смолкал.

Тогда худая крикнула во всё горло: «Так, тихо всем!».

В воздухе снова воцарилась тишина.

Тоня открыла рот. Надо сказать, я только сейчас заметил, какой у неё голос. Он был невероятно высоким, порой переходящим в визг.

Она начала: «Ну, здрасьте, пидорасы вы мои ёбаные! Охуеть, как я рада вас видеть! Вы меня, надеюсь, тоже. Прошлый год был очень трудным. Ничего, этот будет ещё труднее. Правда, и радости теперь станет больше: бухла там, секса! Короче, вы меня поняли. Сегодня наступает новая эра. Там будет всё то, что вы любите: рабство, пьянство, пытки и мордобой. Словом, добро пожаловать!».

Последние слова тониной речи потонули в аплодисментах.

В этот момент один толстяк из тониной свиты покинул оцепенение и подошёл к Тоне. Лицо у него было красное, как помидор. Щёки были видны со спины.

Он взял из рюкзака той худой девки огромную бутылку шампанского и открыл её.

Тут толпа заревела ещё громче.

А уж когда стали разливать шампанское в походные алюминиевые кружки, то народ и вовсе разошёлся. Под оглушительный визг свистков и футбольных дудок толпа ввалилась в школьную дверь.

Давка была жуткая, но никого, слава богу, не убило.

Пока народ рассеивался по кабинетам, какая-то зачуханная тётка средних лет бегала по холлу и всё кричала: «Куда же вы, куда?! У нас по программе ещё два часа речей!..». Её, понятное дело, никто не слушал.

От Миши я узнал, что нам надо подниматься в 43-й кабинет на четвёртом этаже.

Через несколько минут я уже сидел там за партой, ожидая, когда придёт учитель.

В каком я был состоянии, – словами не передать.

Прострация?

Удивление?

Нет, все эти слова не передадут моего состояния. Я был ошеломлен! Вот! Впрочем, и это слово недостаточно крепкое.

Я одиноко сидел за партой и разглядывал наш только что отремонтированный класс. Бежевые стены, бежевые парты, бежевый линолеум. Класс был очень чистый и светлый.

Тут ко мне подошла какая-то девочка. У неё были длинные светло-русые волосы и огромный крючковатый нос. Она склонилась надо мной и посмотрела на меня своими светло-голубыми глазами.

– Что, новенький, совсем охуел? – как-то ласково спросила она.

– Ага… – тихонько ответил я.

– Ты держись!.. То-то ещё будет. – сказала она всё таким же ласковым, но низким голосом.

Все рассаживались по своим местам. С удивлением я узнал, что, Тоня вместе с половиной своей свиты будет учиться в нашем классе. Впрочем, я уже начал понемногу привыкать ко всему этому.

Через некоторое время в нашу дверь постучали. В класс вошла учительница. Она была стройной и довольно-таки молодой, весело улыбалась и тащила ноутбук с зарядкой.

– Здравствуйте! Меня зовут Алия Сириновна. – приветливо сказала она. – Я ваш новый классный руководитель и ещё учитель химии.

– Здравствуйте! – хором повторили мы и встали.

– Отлично! – сказала Алия Сириновна. – Все в сборе. Значит можно начинать наш классный час. А начать его придётся, пожалуй, с критики…

Тут она сделала паузу. Все посмотрели на Тоню.

– Тоня, – обратилась к ней учительница, – зачем ты устроила весь этот балаган? Неужели тебе всё мало? Что у тебя рабы твои есть, – это ладно. Это их дело. Но чего тебе вдруг королевский выход сделать захотелось. Со свитой к тому же?

Говорила Алия Сириновна ласково, хотя и с некоторой усмешкой в голосе.

Тоня дослушала её до конца, а потом встала из-за стола и говорит: «Идите нахуй!». Так уверенно она это сказала, что просто Штирлиц мне вспомнился. Сказала и села.

– Ну, ладно. Твоё дело… – ответила Алия Сириновна.

Больше она к этому разговору не возвращалась.

Дальше она говорила исключительно о школьных делах: об учителях, тетрадях, расписании и тому подобных вещах. Рассказывать об этом я не буду, так как это всё никому не интересно.

Когда урок закончился, я подошёл к Мише. Он сидел за одной партой с Денисом и о чём-то с ним увлечённо болтал. Они то и дело шептали что-то друг другу в уши, а потом прыскали громким хихиканьем.