Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

– Руки у тебя, Ден, – воскликнул Миша. – ей богу, как холодец! А я-то уж думал, что ты их за лето накачал… Ну, пока массаж Тоне делал.

– Так, ну хватит! – не выдержал Денис. – Показывай теперь ты пресс и руки напрягай! Щас я буду над тобой издеваться. Давай! Ну. Живо!

Миша неохотно ещё раз поднял рубашку и напряг мышцы живота.

– Мышцы прощупываются! – сказал я с некоторой радостью в голосе. – У тебя раньше был пресс?

– Ага, был раньше. – спокойно ответил Миша, вновь заправляя рубашку в брюки. – Был, да заплыл! У меня ещё в том году кубики виднелись. Но сейчас я свой пресс надёжно похоронил под толстым слоем домашнего жирка, – тут он улыбнулся и похлопал себя по животу. – Так что теперь я жирный.

– И тебе не жалко? – спросил я с некоторым удивлением.

– А чего тут жалеть? – ответил Миша вопросом на вопрос. – У Дениса вон то же самое. Он у нас раньше худой был, как палка! Но чипсики, тортики и онлайн-игры сделали своё дело! Верно, Ден?

– Верно. – ответил Денис, снова закуривая. – Мы ещё твои бицепсы не видели.

Миша показал нам свои бицепсы.

– Вялые они у тебя! – сказал Денис, потрогав. – Дряблые!

– У меня они хотя бы есть. – ответил ему Стефанко. – Тебе о таких мечтать только.

Денис не ответил. Некоторое время мы стояли молча, но потом Миша заговорил.

– Кстати, мы ведь ещё тебя во всей красе не видели. – обратился он ко мне.

Я охотно поднял свой полосатый свитер.

– Знаешь, Марат, я тебе скажу, – обратился ко мне Миша, – ты жирный. Ты только не обижайся. Это правда.

– Я знаю. – отозвался я. – Поэтому и не обижаюсь.

– Ну и славно! – сказал тогда Миша. – и не парься по этому поводу.

– Я и не парюсь. – поддакнул я.

– Спортом-то занимался раньше? – спросил Денис, щупая мой живот.

– Занимался, да. – ответил я. – Потом забил.

– Респе-е-ект! – обрадовался Денис. – Вот это я уважаю! Правильно сделал! Нахуй спорт! – тут он сделал паузу и недовольно посмотрел в окно. – Эх, выпить бы сейчас! Очень хочется нажраться, а ни водки, ни коньяка под рукой нету! Эх, тоска зелёная!

– Да нажрёмся ещё сегодня. – успокоил его Миша. – День только начался. Сегодня ещё в бар после школы зайдём.

– Зайдём, да. – приободрился Денис.

– Так, ну уже скоро звонок будет. Надо собираться. – сказал Миша, направляясь к двери.

Мы пошли за ним.

Уже в коридоре я задал Стефанко последний на сегодня вопрос: «А как тут у вас дела по интимной части?».

– В туалетах ебёмся, – на голубом глазу ответил Миша. – На переменах. Хотя и во время уроков некоторые умудряются. У нас с этим полная свобода, так что не дрейфь!

Тут прозвенел звонок.

У нас был урок математики. Его я описывать не буду. Скажу только, что это был самый обычный урок математики.

Потом все пошли домой. Когда я уже вышел за ворота школы, – меня окликнули со спины. Это были Миша и Денис.

– Эй, Марат, пойдёшь с нами выпить?! – крикнул мне Денис. – Мы тут в бар собрались.

– Спасибо, – ответил я. – мне домой надо.

– Ладно, в следующий раз, – крикнул немного расстроенный Миша.

И они пошли своей дорогой.

Я долго ещё смотрел им вслед, а когда они скрылись во дворах, то и сам направился к машине.

Меня встретила счастливая мама.

– Ну, как прошёл первый день? – спросила она, улыбаясь.

– Замечательно! – коротко ответил я.

Когда мы приехали домой, то я первым делом умылся и переоделся в домашнее. Затем очень плотно пообедал, почистил зубы и лёг спать.

Я проспал до вечера. Когда проснулся, на часах было семь вечера. Голова болела страшно. Руки и лицо сильно опухли. Мучаясь от головной боли, я трудом добрался до выключателя и зажёг в комнате свет. Затем оделся и пошёл ужинать.

Я сидел в гостиной перед телевизором, машинально закидывая макароны себе в рот. Проклятая школа никак не шла из головы.

Честно говоря, когда я только проснулся, то мне казалось, что всё это сон, что ничего этого не было. Но очень скоро я понял, что никакой это не сон. Нет, всё это взапрямь произошло. Произошло сегодня. Со мной. И я даже не знал, радоваться ли всему этому или нет.

После ужина я почистил зубы и пошёл к себе.

Домашку нам в тот день не задавали. Времени до сна было ещё много. Я заперся в своей комнате, лёг на кровать и стал думать. Думал я о Денисе. Мимо такого красавчика я пройти не мог. Тем более, он был как раз в моём вкусе.

Когда я увидел Дениса впервые, ещё там, на улице, – его полнота не бросилась мне в глаза.

Первое впечатление – всегда обманчивое. В туалете я разглядел его получше.

Это был ширококостный и упитанный мальчишка. Бежевая водолазка плотно обтягивала его кругленький, сильно выдающийся вперёд животик. Узкий воротник подчёркивал формирующийся второй подбородок. Брюки были ему явно тесноваты.

Хотя нет.

Не тесноваты они были. Они едва не разрывались на нём от той невероятной силы, с которой давила на них его задница, отъеденная за годы, проведённые у компа и телека.

Да, задница у него была просто огромной.

При этом, однако, его фигура сохранила какую-то статность: у него было идеально ровная спина и широкие плечи.

У него всегда был вальяжный вид, как у какого-нибудь аристократа. Да и вообще он мне всегда напоминал скучающего молодого виконта. Все его движения были плавными, размеренными и неторопливыми.

Словом, я воспылал преступной страстью к Денису. И воспылал я так сильно, что твёрдо решил: завтра же я попробую его соблазнить. А пока я сидел в своей комнате и сгорал от похоти, – в доме на Сеславинской разворачивались интереснейшие события…

Этот дом, стоящий, к слову, прямо напротив районного отделения полиции, ничем особо не выделялся среди других домов. Обычная пятиэтажка. Ничего подозрительного.

Окна тониной квартиры, расположенные на втором этаже, были наглухо задёрнуты шторами.

В спальне было темно, хотя там никто и не думал спать. Два человека, – рано поседевшая женщина средних лет с добрым, но вечно грустным лицом и грузный мужчина сурового вида, страдающий диабетом, – сидели на кровати в тесных супружеских объятиях и боялись дышать.

В соседней комнате, тесной и душной, при тяжёлом свете люстры, где давно потухла половина лампочек, сидели люди. Их было семеро. Все они были девочками.

Антонина Боженко, сидевшая во главе стола, медленно поднялась со стула и произнесла: «Заседание объявляется открытым.