Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Тот банкет я запомнил на всю жизнь. Не знаю, почему, но он страшно запал мне в душу.
Часть вторая.
Сегодня
– Юкио Мисима, «Патриотизм».
Глава первая. Пойдём со мной!
– Пойдём со мной! – закричал Денис, громко хлопнув меня по спине.
– Пойдём! – громко сказал я в ответ.
Мы поехали на Болотную площадь. На нас – брюки на мне и чёрные джинсы на Дене. Короткие курткипуховики. В карманах – куски стальной арматуры.
Мы пробираемся на Болотную площадь. Искать приходится недолго. Они рядом.
На лавочки сидит оппозиционная молодёжь. Ни то панки какие, ни то уже хипстеры. Толком и не разберёшь. Крашеные длинные волосы, косухи, берцы.
В руках – пивные бутылки.
Первый же удар, и молодой человек склоняется в три погибели: я достал арматуру и нанёс удар прямо по затылку. Парень согнулся. Остальные бросились бежать.
В три прыжка мы догоняем оппозиционеров. Одного избивает Денис, другого я Валю на спину. Он лежит на спине, беспомощно подняв руки и ноги. «Жук упал и встать не может». Удары сыпятся в него градом.
Я стаскиваю с него рюкзак, достаю оттуда содержимое. Там книга. «Бог как иллюзия» Докинза. Я рву книгу на две части по корешку.
– Бог есть! – громко кричу я и бью своего врага арматурой в живот.
Мы быстро отступаем и бежим к метро. Едем домой.
Обычный осенний день. Мы с Деном часто проводим так время. Мы ненавидели оппозицию. По крайней мере – либеральную и леволиберальную.
Помню, весной четырнадцатого мы выходили на Болотную с баннером «Хотим войны! Путин, введи войска!». Нас было шесть человек. Все мы были протоновцы.
Много воды с тех пор утекло.
Потом всё прошло, опостылело. С Деном мы разругались.
Помню, как-то я пришел в дикий, заросший и давно уже не чищеный парк, где бегали бешеные енотовидные собаки. Ден сидел со своей компашкой недалеко от реки на почерневшем и затвердевшем бревне, курил траву и бухал. Он был весел и пьян.
Рядом с ним были такие же поддатые парни и две милые, малость заплывшие жирком очкастые школьницы. Их дряблые белые телеса забавно смотрелось под первыми тусклыми лучами холодного майского Солнца. Солнечные блики прыгали по свежим зеленоватым листам куцых деревьев, по песчаной земле разливался калейдоскоп теней. Солнце попадало на белую рыхлую кожу девушек, на желтоватый загар Дена, и это выглядело мило.
Ден снял свою зелёную футболку, которую давно уже не стирал, и пил пиво.
Я пришёл в парк почитать книжку. Это были «Проповеди» Экхарта. На мне были круглые пластиковые
очки, как у довоенного японского интеллигента, чёрные брюки, штиблеты, белая рубашка с запонками и пиджак.Вскоре мы с Деном разругались из-за мелочи. Потом помирились, но как раньше уже не общались никогда.
Ден стал другим.
Вскоре на него завели уголовное дело за участие в преступном синдикате. Сначала его закрыли в Бутырку, но потом за взятку отпустили под подписку о невыезде. Едва выйдя на свободу, он сбежал.
Несколько лет Ден отсиживался во Франции, пока здесь по его делу осудили совершенно сторонних людей. Потом вернулся. Пару лет назад он всплыл внезапно в «Обществе тёмной воды».
Денис Кутузов был человеком замечательным.
Точнее, он и сейчас есть.
Одно время, помню, прошла инфа, что в сентябре 2020 его убили. Убили в Париже. Прямо на улице расстреляли очередью из укорочённого автомата Калашникова. Во французской жандармерии говорили, что это сделала албанская мафия. В нашей школе считали, что это сделало ГРУ.
Как бы то ни было, потом выяснилось, что это блеф, который сами же Денис и Тоня распространяли.
Впрочем, об этом я вам ещё расскажу. Пока что о мутном не будем. Этого нам ещё хватит. Сейчас поговорим о хорошем.
Благость, хорошего в жизни Дениски было достаточно.
Честно говоря, я всегда завидовал Денису Кутузову. Этот парень даже умер так, что я о подобном только мечтать могу. И лелеять в глубине души надежду, что и я когданибудь умру так же. Ну, или просто похожим образом.
Короче, мне всегда хотелось быть таким, как Денис. И я всегда расстраивался из-за того, что я не такой, как он.
Конечно, я всегда понимал, что не могу быть таким как Денис. Если бы мы внезапно поменялись телами, и я получил бы себе жизнь Дениса, – я бы просто не знал, что мне делать. Это закончилось бы печально. Я ничего не смог бы сделать, и только всё испортил бы.
Впрочем, разговор это пустой, поскольку судьба никогда не предоставляла мне шанса всё испортить.
Вернёмся поэтому к делу.
Я уже описал Дениса в тот период, когда он был самым обычным рабом. Тогда он приходил в школу в брюках, кедах и водолазке, жрал чипсы, растил живот, жил в убогой полуразрушенной квартирке с мамой и младшей сестрой, играл в компьютерные игры, много бухал и мечтал стать богатым.
Впрочем, даже тогда он был далеко не самым простым рабом. Было в нём что-то, что выделяло его из огромной массы таких же как он протоновцев.
Казалось бы, этот парень ничем не отличался от десятков таких же как он рабов. Они точно так же просиживали ночи за игрой «Доту», точно так же бухали, жили в таких же квартирах, точно так же проводили время и тоже мечтали о славе и богатстве.
Но было в Денисе нечто такое, что выделяло его из этой отнюдь не серой, но всё же массы.
Что это было?
Понятия не имею. Нечто неуловимое. Что-то такое, что всегда чувствуешь, но никогда не можешь точно передать словами. Возможно, правильно будет назвать это шармом или харизмой. Но Тоня предпочитала называть это обаянием.
«Де-е-ени-и-иска у нас о-о-очень обаятельный!» – говорила она. Часто достаточно говорила. Бывало, по несколько раз в день.
В чём заключалось это обаяние?