Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Гимназию последний раз ремонтировали понормальному ещё в СССР. Ремонт там закончился летом девяносто первого. Потом гимназию немного подновили по случаю десятилетия независимости страны, но больше после этого к её стенам не прикасалась рука мастера, если не считать редких починок, которые производились силами завхоза и родителей местных учениц.

Со временем гимназия пришла в полнейшую негодность: соцреалистические мозаики осыпались, а те, что не осыпали, после революции гидности были варварски выдраны ученицами из молодёжной секции «Католического действия».

Бетонные ступени до такой степени стёрлись, что на них опасно было наступать. Вместо прямой они приобрели прямо параболическую форму. Казалось, по центру каждой из них какой-то неведомый скульптор старательно выдолбил своеобразный жёлоб. Эти ступеньки походили своим видом на улыбающиеся пасти ночных чудовищ.

Окна во многих местах были выбиты и заменены на более дешёвые, в пластиковых рамах. Линолеума нигде не было, потому что так долго он не живёт, а потому ученицы ходили прямо по бетонному полу, от которого весной исходил лютый жар, а тузимой холод. В классах стояли парты в лучшем случае нулевых или девяностых годов. Местами сохранился паркет, но с годами он так почернел и загрязнился, что на паркет не походил. Туалет работал один на всю школу. Остальные были безвозвратно испорчены. В одной из бывших туалетных комнат завуч обустроила себе дополнительный кабинет. В остальных сортирах обустроили курилки.

В спортзале протекала крыша. Паркет там гнил от воды зимой и рассыхался от дары летом. Кондиционеров не было. Окна там постоянно били хулиганы, алчные до школьного имущества. К счастью, большую его часть они давно уже вынесли. В зале из спортинвентаря остались только прикрученные к стенам шведские стенки весьма сомнительного вида. Они были здесь со времён СССР.

В компьютерном классе гудели компы, самый новый из которых был подарен школе в 2002 году.

Несмотря на финансовые трудности, школа не только упорно именовала себя гимназией, но и обучение с воспитанием старалась проводить в соответствующем ключе.

Известный своей любовью к смазливым мальчикам правых взглядов, знаменитый на весь украинский Юг латинист Максим Феликсович объяснял девочкам азы латинской и греческой словесности, учил их писать строгие хрии, читал с ними в подлинниках Гомера, Цезаря, отцов церкви, схоластов и даже латинский перевод «Винни-Пуха».

Его взяли в гимназию по знакомству с директрисой после того, как на мужика завели уже четвёртое уголовное дело за изнасилование подростканационалиста. До этого не соглашавшийся никаким боком на скудную зарплату Максим Феликсович, изменил своё мнение после того, как директриса через знакомых отмазала его от тюряги. Раньше он преподавал в Католическом университете во Львове, а потом в Киеве и Одессе, но сексуальные скандалы отовсюду вышибали его. Оказавшись среди девушек, в которых его интересовали в первую очередь знания падежей, а не формы тела, он слегка умерил свои аппетиты и надолго осел в Мариуполе.

Он был хорошим учителем и всему научил мариупольских гимназисток.

В принципе, ничего особенного кроме латыни и греческого в гимназии и не преподавали. Формально учили на украинском, но по факту никто его не знал, и все уроки шли на русском. Из украинской словесности преподавали только Гоголя да Шевченко и почему-то Василя Быкова. На математику и весь естественнонаучный цикл благополучно забили. Внимание уделяли истории, на которой рассказывали про древнейшую на Земле цивилизацию укров (ученицы ржали над этим бредом вместе с учителями, за исключением тех, конечно, кто в эту муть верил).

Регулярно в школу приходили то из «Правого сектора», то из «Свободы», то из «Католического действия». Читали лекции про злобных русских, которые хотят всех убить, про евреев-коммуняк и масонов с рептилоидами. Призывали воздерживаться от абортов и хранить невинность до свадьбы, а ещё выходить заму только за украинцев.

Ученицы благополучно на такие призывы плевали. Даже те, кто сам состоял в молодёжных секциях ультраправых и верил в рептилоидов.

Физкультура в сознании учениц слилась с военной подготовкой. Девочек вывозили на сборы, где обклеенные нашивками со свастонами накачанные фашики из добровольческих батальонов обучали их ратному делу. Сборы были постоянно: на всех каникулах, летом и в середине четверти. К слову, это был неплохой повод прогуливать занятия, так что девочки их любили.

В гимназии все носили сексапильную форму, жутко неудобную, но на вид смотревшуюся очень даже. Ни латынь, ни форма не мешали ученицам постоянно материться (даже во время уроков), курить и бухать дешёвое вино в туалетах на переменах, шляться с мальчиками где попало, подработывать проституцией ввязываться в пьяные драки.

По уставу девочки должны были носить форму вообще всегда, а не только в школе, но на это все забивали и вне школы носили обычные спорткостюмы самого гопницкого вида. Но если шли гулять куда-то сразу после занятий, обычно не переодевались.

Кристина была ленивая и нерадивая ученица. Домашние задания она делать не любила, на уроках часто не появлялась.

Оно и понятно: учителя были злые, ханжи, националисты, учили всякой мути, ничего полезного, кроме латыни и греческого, не преподавали. Так что у лени Крис были свои, вполне понятные объяснения. Крис была так же ленива, как и все другие гимназистки.

Её жизнь не была чем-то особенным: она так же курила, бухала, тусовалась большую часть свободного времени, пихала в себя наркоту, запивая дешевым вином, ела шашлык с чучхелой, курила траву через водник, нюхала мефедрон, купалась в море с парнями глубокой ночью, ходила по крышам, постила в «Одноклассниках» картинки с пацанскими подписями, носила майки с надписью «Юность», лазила по заброшкам и вообще вела обычный образ жизни. Обычный образ жизни обычной мариупольской девушки.

 Глава четвёртая. В рассветный час.

Это случилось однажды в середине лета.

В тот год Крис окончила третий курс университета. Она обучалась на учительницу латинского. Хлеб это давало стабильно, хотя учеба и была делом нелёгким. Училась она не здесь, а домой приехала на побывку после удачных экзаменов.

Сашка к тому времени из полуподростка двенадцати лет с белокурыми волосами, пухлыми красноватыми щёчками и пузом как у сорокалетнего мужика превратился в красивого юношу с тонким и упругим телом.

Атмосфера в семье была довольно душная. Ни отец, ни мать особого внимания детям не уделяли. Отец работал таксистом и иногда просто водителем где-то в России. Мать маялась от скуки, переодически подрабатывала то в магазине, то в парихмахерской, устраивала личную жизнь с любовниками и вообще вела себя как преждевременно постаревшая, но так и не выросшая девочка-подросток.

В детстве у Сашки увлечений-то было: в комп поиграть да и кровати поваляться. Так он и валялся всё лето в кровати в одних трусах на мокрых накрахмаленных простынях, колючих и жёстких. Или сидел за компом, попивая лимонад и поедая чипсы.

Сестрёнка иногда вытаскивала ленивого братца на пляж или заброшку. Она научила его разжигать костёр, ставить палатку, удить рыбу. Она впервые напоила его вином и привела на тусу, где его лишили девственности.

Сашка был благодарен сестре, говорил, что она ему как мама и вообще именно она помогла ему вырасти человеком.

Впрочем, сама Крис отнекивалась и говорила, что настоящим человеком Сашка ещё не стал.

В тот день всё было обычно. Брат и сестрёнка спали в своей комнате (она у них была одна на двоих). Спали вместе, но в разных кроватях. Простыни как всегда были накрахмалены и кололись, но дремота была такой сильной, что этого совсем не ощущалось. Окна были распахнуты настежь и при этом плотно закрыты выцветшими бумажными жалюзи светло-зелёного цвета. Сквозь них внутрь почти не попадал яркий свет солнца, но зато проникал с улицы пыльный, влажный, накалённый воздух. Вместе с ним комнату наполняли запахи расплавившегося асфальта, цветущих акаций, шаурмы, шашлычных углей, пота и того специфического запаха, который исходит от пьяницы на следующий день после попойки.