Тепло наших сердец (Ключ света)

— Как ты относишься к бразильцам?

Озадаченный, он поднял голову.

— Что ты имеешь в виду? Людей или орехи?

Мэлори молча смотрела на него, довольная тем, что решилась произнести это вслух, довольная реакцией Флинна. Потом, сотрясаясь от смеха, обняла за шею и покрыла лицо поцелуями.

— Ничего. Неважно. Вот так. — Она стянула с него рубашку через голову. — Теперь мы в расчете.

Флинну нравилось гладить эту бархатистую кожу, а Мэлори наслаждалась прикосновениями его рук. Ласковыми или грубоватыми, жадными или терпеливыми.

Вечерний свет лился из окна и туманной пеленой окутывал ее тело; Мэлори закрыла глаза и отдалась во власть ощущений.

Трепет и боль, жар и холод. Каждое это чувство в отдельности наполняло сердце счастьем, а все вместе они сливались в какое-то удивительное ожидание, томление. Сильные пальцы скользнули по ее животу, и от них по телу волнами пробежала дрожь. Флинн спустил с ее бедер трусики.

Жаркий язык двинулся по телу Мэлори, доводя до исступления.

С губ вместе со стоном слетело его имя, а сама она напряглась, словно тетива лука. Выдыхая имя Флинна, она словно растворялась под его руками.

Флинн хотел — как в то ошеломляющее мгновение на кухне — дать ей все. Все, чего она жаждет, в чем нуждается — больше, чем она может представить.

Он никогда не знал любви, ничего не требующей взамен, не надеялся встретить ее. И не чувствовал себя ущемленным, потому что не догадывался о ее существовании.

Сейчас он обнимал женщину, которая дарила ему именно такую любовь.

Мэлори — его чудо, его магия. Его ключ.

Флинн прижимался губами к ее плечу, к горлу, несся на гребне новых для него ощущений.

Слова мелькали в его сознании, но ни одно из них не могло выразить чувства. Флинн нашел губами губы Мэлори, обхватил ладонями бедра, и они стали одно целое.

Расслабленная, сонная, Мэлори свернулась калачиком и прижалась к нему. Больше всего ей хотелось завернуться в этот удивительный чувственный туман, словно в кокон, и плыть в нем, слушая пение собственной души. Дела подождут — вечно, если потребуется. Столько, сколько она сможет вот так лежать, чувствуя, как рядом с ее сердцем бьется сердце Флинна.

Мэлори удивлялась, почему они не заснули, теплые, обнаженные, сплетясь телами под мягким и шелковистым одеялом любви.

Она с наслаждением вытянулась под рукой Флинна, когда он погладил ее по спине.

— Ммм. Давай останемся так на всю ночь, как парочка медведей в берлоге.

— Ты счастлива?

Мэлори приподняла голову и улыбнулась.

— Конечно, счастлива. — Она крепче прижалась к Флинну. — Так счастлива, что делаю вид, будто не помню о грязной посуде.

— В последние несколько дней ты была несчастна…

— Да. Пожалуй, да. — Мэлори поудобнее устроила голову у него на плече. — Было такое ощущение, что я заблудилась и не успеваю за быстрыми переменами вокруг. Потом я поняла, что, если не изменюсь сама или, по крайней мере, не откроюсь для перемен, все равно попаду в тупик, куда бы ни шла.

— Я хочу тебе кое-что рассказать. Если ты справишься с еще одной порцией перемен.

Голос у Флинна был серьезный, и Мэлори, насторожившись, приготовилась слушать.

— Говори.

— Это о Лили…

Флинн почувствовал, как она напряглась.

— Не самый подходящий момент рассказывать мне о другой женщине. Особенно о той, которую ты любил и на которой собирался жениться.

— Тогда я так думал. Мы встречались несколько месяцев, потом почти год жили вместе. Мы во многом совпадали. Профессия, социальное положение, секс…

Уютный кокон рассыпался в прах, и Мэлори почувствовала озноб.

— Флинн…

— Выслушай меня. Это была моя самая долгая связь с женщиной. Серьезные отношения и планы на будущее. Я думал, мы любили друг друга.

— Она причинила тебе боль, я знаю. Мне очень жаль, но…

— Подожди… — Флинн легонько постучал пальцем по ее макушке. — Лили меня не любила, а если и любила, то эта любовь была обставлена особыми условиями.

Он замолчал, тщательно подбирая слова.

— Не так-то просто взглянуть в зеркало и признать, что ты кое-чего не видел — того, что не позволяло человеку, которого ты добивался, любить тебя.

— Да, это непросто. — Мэлори старалась, чтобы ее голос звучал ровно.

— Потом ты наконец примиряешься с этим, понимаешь, что ошибался, что в предмете твоей страсти тоже чего-то недоставало, что в ваших отношениях был какой-то изъян, но пережитое все равно мешает тебе. Следующая попытка дается гораздо труднее.

— Понимаю.

— А кончается все тупиком, — заключил Флинн, повторяя ее мысли. — Пару дней назад Джордан сказал одну фразу, к которой я все время мысленно возвращаюсь. Спрашиваю себя, действительно ли я рисовал в своем воображении жизнь с Лили. Понимаешь, на несколько лет вперед. Я представлял ближайшее будущее, переезд в Нью-Йорк. Вот мы находим работу, которая нам по душе, снимаем квартиру. И все. Большего я не мог вообразить. Как мы будем жить, чем заниматься, не говоря уже о том, как станем смотреть друг на друга через десять лет. Мне было нетрудно представить свою жизнь без Лили — намного легче, чем жить после того, как она меня бросила. Уязвленная гордость. Злость и боль. Сплошные раны… А в довершение всего — убеждение, что я, наверное, не создан для любви и брака.

Сердце Мэлори пронзила жалость — к ним обоим.

— Ты не обязан объяснять.

— Я еще не закончил. В конце концов все наладилось. Я привел свою жизнь в порядок — ты вряд ли со мной согласишься, но меня это устраивало. Потом Мо сбил тебя с ног, и все начало меняться. Не секрет, что ты мне понравилась с первого взгляда, и я надеялся, что рано или поздно мы окажемся на этом диване. Дальше я не заглядывал… Сначала не заглядывал…

Флинн приподнялся на локте. Ему нужно было видеть лицо Мэлори.

— Мы знакомы меньше месяца. На многие важные вещи смотрим по-разному. И при этом я могу представить нашу совместную жизнь — так заглядывают в окно и видят свой маленький мир. Я вижу, что будет через год, через двадцать лет: ты, я и то, что мы создадим вместе.

Флинн коснулся пальцами щеки Мэлори, просто чтобы почувствовать тепло нежной кожи.

— Чего я не могу представить, так это своей жизни без тебя.

Он смотрел, как глаза Мэлори наполняются влагой, как слезы бегут по щекам.