Терновый венок надежды

А все начиналось так искренне и безобидно...

Но к вечеру, едва солнце склонилось к горизонту, как замку подъехала карета.

Уверенный, спешный шаг - молодая особа, очаровательная дамочка, жгуче устремилась на встречу с обитателем.

Учтиво открыта дверь, приглашая гостью войти внутрь.

Но, не дожидаясь пока объявят, позовут хозяина, бесцеремонно девица окликнула, крикнула на весь зал.

– Тома! Томмазо делла Торре!

Резвые, торопливые движения - и замер подле нее.

(облизался; едкая ухмылка застыла на лице)

– Что? Даже не поцелуешь?
– едко прыснула та, и прошлась по комнате, на ходу уже снимая с себя шляпку и отдавая ее прислуге.

– Какими судьбами, дорогая?

– Слышала про твою суженную. И то, что она покинула замок.

– Агату?

Резкий разворот, удивленный взгляд на молодого человека.

– Да, Агату. И ее мать. Или у тебя есть еще какая другая суженная?

Стремительное приближение - и неожиданно заключил девушку в объятья, откровенно прижав к себе. Приблизился губами к уху.

– Кто же знает...

Резвый, уверенный, отчасти грубый, дерзкий поцелуй в губы.

(замерла я в оцепенении, шоке и жути)

Вдруг, даже не отрываясь от похотливой бесцеремонности, подал своим слугам однозначный знак, дабы те скрылись долой, оставляя их наедине.

Поспешно затворились двери, пряча похабность от чужих глаз.

(лишь только я стою среди комнаты с отвращением и ужасом, наблюдая за горьким, ядовитым бесстыдством)

Упиваясь разожженной страстью, Тома проворно подхватил девушку себе на руки и понес ее к софе. Тут же повалил на сидение и живо забрался сверху.

Похолодело все у меня внутри.

Поежилась.

Сердце болезненно сжалось и слезы обиды застыли на глазах.

Что же ты творишь?

... вскрикнула девушка от прилива удовольствия и жадно вцепилась когтями в спину своего кавалера.

Упорные, резкие движения...

Отвернулась я, сгорая от отвращения. Сгорая от злости, но едва захотела сделать шаг - убраться, исчезнуть от этого сумасбродства, как тут же раздался шум за дверью. Обернулась я ко входу - и в то же мгновение отворились двери. Крик стал четким и яростно-злобным.

– УБЛЮДОК! Скотина ты паскудная!

(узнала я Энцо в этом взбешенном существе)

Спешно хозяин оторвался от своей, пойманной в любовные сети, "жертвы" и, поправляя одежду, выровнялся рядом с софой, учтиво закрывая от позора свою даму.

(но та уже вскочила, отпрянула в сторону, забилась в угол комнаты, и испуганно прижалась к стене, лихорадочно налаживая то платье, то прическу)

– КАК ТЫ МОГ! КАК?
– не унимался Эсте.
– Я же тебе верил! Верил, как себе! Верил, как никому другому! Рассказал все тайны! А ты меня предал! ПРЕДАЛ!

– Все сказал?
– прорычал непробиваемый Томмазо. Вдруг его лицо покрылось жестокой черствостью, искажая миловидность в безобразие, и глаза превращая в ледяной огонь, что с жадностью требовал казни.

– Ты не просто не вернул мне мои земли, нет! Ты отобрал их, забрал себе! Виноградники, винодельню, замок! Всё-всё отобрал!

– Я дал тебе год. Живи - наслаждайся, - жестоко, мерно прошептал кат.

Раздраженно рассмеялся, сплюнул вбок Энцо.

– Год? А дальше что? Куда я подамся? Я? Моя жена, дети? Что нас ждет? Голодная смерть где-нибудь на окраине былой жизни? А?

Промолчал Томмазо, промолчал, но глаза лишь еще ярче заблестели от сдержанной ярости.

– Молчишь? Молчи! Бог тебе судья, чертов демон!

(плюнул в сторону Торре)

Подавись ты всем, гад ползучий. Подавись, но рецепт вина не получишь, немощь проклятая!

Вдруг ехидно рассмеялся Тома.

– Он уже у меня.

Замер, обомлел Энцо д'Эсте. Лицо моментально сменило бордовый отлив на мертвецко-бледный.

Тяжело сглотнул.

– И дальше что?
– подначивал бес.

Мгновения растерянности, а затем неожиданно сжался, стиснул кулаки отчаянный проигравший. Резкое движение - и вырвал из-за пояса меч.

– Мне погибать, но и тебе тоже!

Вдруг жестоко, холоднокровно рассмеялся делла Торре. Не обращая внимания на обнаженный клинок, повернулся к бывшему товарищу спиной, неспешно, самоуверенно прошелся, прошагал по комнате. Застыл у своего стола.

– А ты уверен, в своих словах?, - ловкое, четкое движение - и, вырвав, вытащив откуда-то снизу, выхватил из-под стола пистоль. Дуло вмиг прикипело к противнику.
– И? Что теперь? Ты быстрее пули? А?

Оцепенела и я от жестокости этого существа. Нет, нет и никогда не будет, не заслуживает оно прощения! Ни шансов, ни попыток, ни снисхождения!

Обреченно опустил взгляд Энцо, а затем... и оружие. Шаг назад.

– Ты когда-то за все это заплатишь.

Ухмыльнулся Томмазо.

– Посмотрим.

Несмелый разворот Эсте - и пошагал прочь.

Недолгие мгновения ожидания - дабы удостовериться, что бой, по истине, выигран - и враг бежал с поля боя, и, заткнув пистолет за пояс, прошелся неторопливо вдоль комнаты к забитой в угол, все еще утопающей в жутком страхе и не скрытом беспокойстве, девушке.

Страстно, дерзко обнял ее и прижал к себе. Бархатным шепотом на ухо:

– На чем мы там... остановились?

– Тома...
– жалобно, взволнованно протянула та.

Но не слушал, не видел, и не хотел - тут же подхватил и усадил ее сверху на комод. Резкими, уверенными движениями задрал платье вверх - и...

... только и вскрикнула та от прилива чувств.

Тяжело сглотнула я. Обескураженная, обижено опустила взгляд в пол и тихо прошептала:

– Тома-Тома...
– прошептала я, утопая в обреченном огорчении.

– Что?
– вдруг резко оторвался от губ девицы и обернулся тот. Иступленный, испуганный взгляд по комнате, в мою сторону.
– Ты сейчас слышала это?

– Что?
– впала в недоумение та.

– Кто здесь?

Глава 16. Желания

***

Прежде, чем возвратится домой Ангел, необходимо было действовать. Мне действовать.

И все шло, складывалось, как никогда, лучшим образом, невольно потакая этому.

Тома свою "блудницу" выгнал почти сразу же после произошедшего: уже утром в замке ее и след простыл. Оправдываясь вынужденным (срочным) отъездом по неотложным делам, Торре разыграл целое представление со спешными сборами, сильной удрученностью и сверх занятостью, втянув во весь этот балаган даже слуг. Не было шансов. Девушка не могла не поверить. Более того, даже я не поддавала сомнению происходящее, ужасно волнуясь и боясь упустить птицу из клетки. Зазря, все было фикцией, искусно выточенной реалистичной притворностью, мастерским фарсом. А потому, едва карета дамы покинула остров, как молодой человек тут же дал отбой всей своей прислуге: велел расседлать лошадей и подавать на стол обед.