Терновый венок надежды
Шрифт:
– Хочешь я уйду? Исчезну из твоей жизни?
– дрогнул мой голос, соглашаясь на поражение. На полную капитуляцию.
– Ты за будешь меня, как гадкий сон. И я больше никогда тебе о себе не напомню. Живи как знаешь. Но хватит этого безумия и неоправданной жестокости. Прошу, хватит!
– Не-е-ет, ты так просто от меня не денешься, - едко улыбнулся.
– Все равно все твои поступки в конечном итоге бессмысленны. То, о чем ты так рьяно мечтаешь, никогда не сбудется.
(мысль, что этот демон может меня откопать, пусть и даруя моему телу свободу, но при этом добиться того, что так чудовищно желает, даже если потом и выбросит, отступив от "казни" других
Я найду другой способ его остановить. Я найду...)
Расхохотался во все горло:
– Каждому свое, дорогая. Каждому свое.
Шаг вдоль стены. Замер около двери, ухватившись за ручку.
– Я тут недавно прокручивал в голове наши ранние разговоры. И знаешь что вспомнил?
(тяжело сглотнула; молчу)
Ну же, взгляни на меня.
(невольно подчинилась)
А хотя, - вдруг дернул на себя деревянное полотно, и, выйдя уже в коридор, продолжил, - пусть это тебе будет сюрпризом, милая. Ты же любишь сюрпризы. Не так ли?
Глава 18. Финальный бой
Это были два громадных залпа. Его залпа... в мою крепость, полностью превращая оставшуюся оборону в пыль, беспомощные руины.
Первый, но критический, удар пришелся на его, теперь уже бывшего, друга.
Энцо д'Эсте.
Собственноручно написал приказ выселить "нерадивого постояльца" со всей его семьей и близкими родственниками до конца этой недели с поместья, которое тот самочинно захватил и занимает без малейшего на то права. Более того, не желает его видеть и имя его слышать на всей ведомой роду Торре территории, а это не только Искья, но и практически весь Неаполь. В случае непослушания - принять к непокорным самые жестокие меры, в том числе и казнь.
Вторым, окончательным выстрелом было дело касательно семьи Баттисты.
Томмазо прилюдно заявил, что эта сумасшедшая так сильно его оклеветала и измучила своими домогательствами и наговорами, что до сих пор тот не может прийти в себя. А посему ее (и неважно, что никто не знает, где та пропала) и всю ее семью с близкими родственниками ждет та же участь позорного изгнания, как и в случае с Энцо.
***
Я оказалась загнанной жертвой в сеть вымогательств и измывательств.
Любая моя просьба, мольба или крик не только не могли разжалобить, смягчить Тому, но еще больше подзадоривало. А мой отчаянный, "искусный" (как мне казалось) шантаж провалился, в приговоре "конец месяца" сократив до "конца недели", а денежные взыскания - на угрозу казни.
Эта игра стала невыносимой, перейдя все границы...
– Томмазо, а дальше что? Может ты еще пол Неаполя разгромишь, лишь бы досадить?
– Прекрасная идея, Виттория! Как же мне самому это в голову не пришло?!
– Синьор, - вдруг перебил его "монолог" слуга (подобное неадекватное поведение хозяина уже давно никого не удивляло).
– Да?
– гневно гаркнул Торре на наглость юноши.
– К вам пришли и просят вашей аудиенции.
– Кто?
***
– М-м-м... Родная, сейчас тебя спектакль еще больше позабавит, - всматриваясь через окно (немного отодвинув штору) во двор. Хоть уже и спустились на землю сумерки, но лицо новоприбывшего было легко распознать.
– А то я смотрю, ты немного приуныла.
– Энцо д'Эсте, милорд.
– Пусть заходит.
Вальяжно развалившись на софе (по правую руку от меня, застывшей
в ужасе), Томмазо предвкушал адское наслаждение.– Синьор делла Торре, - смиренно опустил голову Энцо, боясь даже взглянуть на своего палача (хотя слезы и так блестели на его щеках, выдавая отчаянность этого молодого человека).
– Выслушайте меня, молю. Пусть я заслужил, виноват, глупец. Но прошу, помилуйте моих детей. Мою жену... за что вы так с нами? Куда нам податься? Да еще до конца недели? Столетиями наш род жил и плодился здесь. Здесь все нами когда-либо нажитое. У нас нигде и никого больше нет! Пощадите, синьор!
Живо опустился на колени перед своим "бывшим другом".
– Прошу! Молю!
(несмело потянулся к руке Томы, но тот резко отдернулся, давая понять, что не желает ввязываться в эту гадость)
Скривился Торре и наигранно покачал головой.
– Увы. Ничего поделать не могу. Не моя это прихоть.
– А чья?
– удивленно дрогнул Энцо и уставился в глаза Томмазо.
Удивленно отпрянул.
– Ты пришел ко мне в дом и пытаешься еще упрекнуть в бесчеловечности?
– Н-нет, синьор!
– СТРАЖА!
– Н-нет, нет,- пытался уйти от хватки тут же вбежавшей охраны. Вырваться, докричаться, достучаться до каменного сердца Торре.
– Молю! Прошу!
– Выведите его скорей!
– резко встал и подошел к столу. Взял графин и налил себе выпить. Разворот и поднял в мою сторону бокал:
– Что, дорогая, выпьем за триумф?
(а по коридору раздавался дикий, отчаянный крик - сначала мольба, а затем все сменилось на проклятия и адскую ненависть)
– Надеюсь, ты подавишься.
(причмокнул, смакуя победой)
– Не дождешься!
...
– Что там за шум? Я СПРАШИВАЮ, ЧТО ТАМ ЗА ШУМ ВНИЗУ?
Спешно вбежал слуга.
Замерла я в ужасе.
– Простите милорд. Там просто инцидент случился с вашим гостем.
– Ну же, говори!
– гневно сплюнул Торре.
– Мужчина попытался повеситься около ваших ворот, но его успели спасти.
(раздраженно хмыкнул; резким движением руки допил остатки вина)
– Глупец. Зря старались. Ну да ладно.
(уверенный разворот и пошагал на выход из комнаты)
А во мне что-то взорвалось в этот момент. Что-то сломалось и родилось одновременно.
Что-то, что я сама даже не смогла осознать. Что-то, что наконец-то сможет меня освободить, не платя за это неприемлемую цену.
Эхом вмиг вспыхнули свечи, так что даже Тома замер от неожиданности...
Еще мгновение - и вдруг медленно, как-то неестественно стал оборачиваться ко мне. Его тело перекосилось, а руки странно скрючились и оцепенели. Глаза побагровели, словно кагор и, казалось, вот-вот лопнут.
– Т-ты ч-что с-со м-мной тв-вориш-шь?
– прошипел едва ли разборчиво делла Торре и тут же рухнул на пол.
И я бы испугалась и бросилась прочь, но, казалось, кто-то завладел мною. Завладел и подчинил каждую частичку моего сознания и образа пелены.
Слова сами вырвались наружу:
– Я тебя уничтожу. Уничтожу всё то, что тебе так дорого. Ты станешь некем. И нечем. Я тебя заживо похороню под этими небесами, так что ты отчетливо, но беспомощно, будешь наблюдать, как всё то, что так рачительно, ревностно собирал по крупицам на чужих костях и яростно оберегал, рубя чужие жизни, разрушится, лопнет, исчезнет, слово мыльный пузырь. И даже в истории о тебе следа не останется. Ты - отребья, мусор, который не достоин того, чтобы существовать. Томмазо делла Торре, ты сам выбрал свой путь. Что ж, иди теперь до конца и наслаждайся плодами своих стараний.