The Beginning of the End

– А в этом-то что странного?

– Это едва ли не самое странное, дорогая, - ответила миссис Теплтон.
– Я как учитель могу утверждать, что наш речевой аппарат приходится готовить к разговору на чужом языке длительным упражнением, а акцент пропадает только у тех, кто имел огромную практику. Ты, например, говоришь по-английски чисто, но понять, что ты иностранка, можно без труда, не поглядев на тебя, а только послушав.

Меила завела за ухо прядь смоляных волос.

– То есть вы хотите сказать, мадам… если я говорила на чужом языке без акцента, значит, это было чудо?.. Мне кажется, это был древнеегипетский, но ведь я не могу утверждать…

– Думаю, что древнеегипетский, - подтвердила воспитательница.
– Я слышала, как на нем говорят лингвисты, и, наверное, ты тоже. Но как раз с древнеегипетским факт чуда установить не получится.

– Почему?
– изумилась Меила.

– Потому что никто из нас не знает достоверно, как этот язык звучал в повседневной жизни, - ответила миссис Теплтон.
– Как ты знаешь, современный коптский язык, язык египетских христиан, считается родственным простонародному египетскому, но это уже совсем не то. А ученым приходится воссоздавать речь египтян, опираясь на письменные свидетельства.

Миссис Теплтон грустно улыбнулась.

– Тут-то и возникает непреодолимое препятствие. Твои предки на письме опускали большую часть гласных, и читать их записи мы можем только в сильно искаженном виде…

Меила кивнула. Но одновременно она ощутила большое облегчение. Значит, сегодняшнее происшествие и в самом деле можно счесть только непостижимой игрой мозга.

Она улыбнулась.

– Ну что, мы пойдем в театр?

Воспитательница кивнула.

– Я попробую достать билеты в Театр Ее Величества… там изумительные постановки Шекспира, и можно без раздумий идти на любую. Только это будет вечером. Пока подбери себе подходящее платье… и, в общем, до обеда ты свободна. Можешь пойти погулять в парке…

– Я пойду в Гайд-парк, это совсем недалеко, - подхватила египтянка.
– Погода сегодня хорошая.

– Только не загуливайся, - предупредила миссис Теплтон.
– Меня не будет дома до обеда, но тебе откроет Роза.

Так звали их приходящую горничную.

Пожелав друг другу хорошего дня, они расстались.

Меила решила надеть в театр свое темное шелковое платье - лучших выходных нарядов у нее все равно не было: никаких “выходов” в европейском понимании женщины в ее стране не устраивали. На прогулку в парк девушка надела вчерашний деловой костюм, только блузку сменила. И еще купленную в лондонском магазине шляпку-котелок, на какие насмотрелась еще в Египте: европейские туристки и жительницы британского квартала через одну носили такие вот шляпки, похожие на колониальные шлемы их офицеров, и короткие стрижки.

Египтянка вышла в парк и замедлила шаг, решив насладиться этим днем. Кто знает, сколько еще таких дней ей осталось?

Меила шла, любуясь необъятным садом, зелеными бархатистыми лужайками, за которыми ухаживали с таким тщанием. Пахло свежескошенной травой, нежаркое солнце пригревало, а не сжигало все живое, как в Фивах в месяцы засухи*…

Фивы, Уасет, южная столица Та-Кемет… место, где родилась Анк-су-намун, любимая наложница фараона Сети. Меила поняла это так ясно, что уже никто, даже добронамеренная миссис Теплтон, не мог бы заслонить от нее истину.

Солнце неожиданно рассветилось над головой Меилы, как в безжалостный египетский полдень, парковая дорожка под ногами раздалась, стала гладкой и сверкающей - и юная египтянка поняла, что идет по широкой аллее, на ногах у нее сандалии из пальмовых листьев, а надето на ней только полупрозрачное льняное платье, под которым обрисовано все ее медное тело. На талии, под платьем, у Меилы разноцветный бисерный поясок. И только.

Ей жарко, хочется пить и сильно напекло голову. Меила взялась за лоб, приостановившись в тени огромного храма в виде усеченной пирамиды. Ей нужно было что-то вспомнить, она кого-то искала здесь…

– Имхотеп? Ведь ты жив, ит нечер*?
– позвала Меила вслух.
– Ты жив, возлюбленный, потому что я еще жива!

– Анк-су-намун?
– ворвался в ее сознание чей-то голос. Женский голос!

– Что ты делаешь здесь одна?
– удивленно и неодобрительно спросила стоявшая перед ней красивая молодая девушка: черноволосая, как сама Меила, но светлокожая и светлоглазая. Должно быть, с примесью ливийской крови.

– Царевна Нефертири? А ты почему пешком, без носилок?
– спросила в ответ Меила - Анк-су-намун, оглядывая дочь фараона.

Нефертири была дочерью Туйи, великой царской жены, и, конечно, могла ходить где хочет…

– Мне захотелось пройтись, - ответила Нефертири, улыбнувшись вежливо и снисходительно.
– А вот тебе нельзя покидать дворец одной! Хорошо, что его величество* не знает!

Анк-су-намун осталось только поклониться божественной дочери. Нефертири всегда будет выше нее, по самому своему рождению.

Принцесса повернулась, щелкнув пальцами. Ждавшие поодаль стражники в полосатых головных платках тут же подступили к девушке и поклонились.

– Принесите носилки для госпожи Анк-су-намун, - неожиданно приказала Нефертири, указав на женщину пальцем.
– Она шла пешком, а это ей не подобает, ведь она скоро станет младшей царицей моего отца!

Анк-су-намун ощутила себя униженной.

– А как же ты?
– спросила царская наложница.

– Я с радостью пройдусь до дворца пешком, - ответила дочь Сети.

Их взгляды встретились, и в светло-карих глазах Нефертири Анк-су-намун прочитала несомненное предупреждение. Наложница потупилась.

“Рано радуешься”, - мятежно подумала Анк-су-намун.

Когда носилки доставили, наложница Сети села в них и опустила полог. Она сцепила руки на смуглых коленях.

Где же Имхотеп?.. Она неожиданно почувствовала, что жаждет его любви и его тайного знания, точно воды в пустыне.

– Приди же, божественный отец, возлюбленный брат*, на тебя все мое упование, - прошептала египтянка и бессильно уткнулась головой в колени.

Ее кто-то сильно похлопал по плечу, и жаркий морок рассеялся. Меила вскрикнула и выпрямилась, уставившись на человека, склонившегося над нею.

– Мисс, вам плохо?

Меила схватилась за свою шляпку и поправила ее.

– Нет, не беспокойтесь, - ответила она, приходя в себя.

Перед нею был самый заурядный британец, в пиджачной паре, в шляпе и с тростью, которую он зажал под мышкой, чтобы наклониться к сидящей на скамейке девушке. Очевидно, он испугался, что с нею солнечный удар.

“Не исключено”, - подумала Меила. Или же Анк-су-намун?..

Она еще раз твердо попросила англичанина уйти. Тот оставил ее, на прощанье приподняв шляпу и слегка поклонившись. Меила диковато усмехнулась, проводив незнакомца взглядом.