The House

Так, сейчас найдут, а хорошо ли это? Холодок пробежался по телу. Что я должен сказать в тот момент, когда луч доберется до меня? Лежать молча, глядя в небо? Или улыбнуться навстречу? Просто позвать на помощь?

Тут луч фонаря упал на меня, ослепив, и я понял, что - все, думать уже не надо. Началось! Так на американских, или, как их тут называют, русских горках, вагончики медленно тянутся в гору, все выше и выше. Ты и не думал, что это так высоко, глядя со стороны. И ты уже не хочешь так высоко. Но вагончики неумолимо ползут вверх. И вот ты уже на самом верху и понимаешь, что сейчас будет рывок вниз. Сильный, страшный. Вагончики притормаживают на секунду. Ну же! Вот оно! Теперь уже все само по себе, теперь уже не остановить! Начало движения, начало чего бы то ни было – вот что пугает. Потом уже ничего, по инерции. Но начало! Момент рождения и момент смерти. Именно момент! Все, я родился.

– Ну привет, - сказал голос.
– Я так и думала, что ты где-то здесь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мне хотелось, чтобы это поскорее кончилось. Так хотелось, что я уже не пытался ничего понять и совсем не удивлялся. Вырванный из лап битума, обернутый собственной майкой, я тащился, не очень понимая куда. Только на площадке шестнадцатого этажа, столкнувшись у лифта с какими-то людьми, я почувствовал, что вместе со стыдом ко мне возвращается способность соображать. К счастью, мы не воспользовались лифтом – я бы не перенес долгих и естественных в такой ситуации взглядов. Я быстро притворился перед собой, что ничего необычного не происходит, и прошествовал за спасительницей на следующий, пятнадцатый этаж. Один из мужчин у лифта, невысокий и пухлый, бросил на меня любопытствующий взгляд; другой, по-моему, просто не заметил. И сразу же, от неловкости и по какому-то контрасту, ведущая меня неведомо куда женщина стала мне ближе и родней – мы были с ней заодно. Вероятно, это была естественная реакция организма на медленно текущий абсурд, в котором я вяло барахтался, уносимый течением. На секунду показалось, что мы с ней уже давно идем по этой лестнице, тысячу этажей, и она уже тысячу раз так знакомо и хорошо улыбается мне, делая рукой мягкий жест – то ли пытаясь дотронуться до меня, то ли поощряя идти за ней. Но этажом ниже она остановилась перед дверью - дубовой солидной дверью - и толкнула ее. Дверь открылась (вернее сказать, отворилась - так солидно и неторопливо она это сделала), и я, плывя по течению, вошел. Хотя нет, вру: к этому моменту я уже почти пришел в себя; в груди сладко ныло предвкушение очаровательной авантюры, но мне по-прежнему хотелось казаться себе ошарашенным и безвольно влекомым событиями. Короче, я шагнул через порог.

Квартиру я не рассматривал. Только почувствовал, что она большая, с высокими потолками. Где-то у окна горела небольшая напольная лампа. Сделав пару шагов, я остановился. Что делать дальше, я просто не знал. Моя спутница закрыла дверь и сразу исчезла. Та ли это женщина? Я, конечно, узнал ее. Узнал не потому, что запомнил лицо, а по каким-то неуловимым, но явственно чувствующимся мелочам, которые кольнули меня еще тогда, зимой. Ощущение было сходным с тем, как когда подбрасываешь монету с твердой уверенностью, что выпадет решка, но все-таки не веришь в это. И когда она выпадает, начинаешь сомневаться в этой своей изначальной уверенности. Хочется выдать это за простое совпадение. От этих совпадений и дурацких предвкушений мне вдруг сделалось зябко. А может из-за работающего на полную мощность кондиционера.

Я постоял еще немного. Женщина не появлялась. Ну что ж, глупее чем сейчас я уже показаться не могу. Я пошел к креслу, но, дойдя до середины комнаты, сообразил, что, усевшись там, обязательно его испачкаю. Ага, не так уж мне и наплевать. Тут мне ужасно захотелось выпить рюмку водки. Но ее как назло не было. Моей незнакомой знакомки тоже. Я опустился прямо на пол - матовый, паркетный и прохладный - лицом к двери, подобрав ноги под себя. Не хотелось, чтобы она появилась у меня за спиной, неожиданно. Поза показалась мне пляжной, но в комнате пахло не морем, а чуточку сигарным дымом и чужим уютом. Впрочем, все равно. У меня еще не успела заныть спина, как что-то вроде бы изменилось; я повернул голову и увидел ее. Она была в шортах и майке, открывающей живот, и босиком. Нет, я явно поторопился назвать ее немолодой. Даже в слабом свете лампы было видно, что ноги стройные, с гладкой кожей, с ухоженными породистыми ступнями. М-да!.. Тут я понял, что, кажется, загляделся на ее ноги несколько дольше, чем хотел. Конечно, ситуация располагает, но глядеть с пола на подошедшие близко, почти вплотную, ноги – это хамство. Я перевел взгляд на ее лицо. Сейчас она уже не улыбалась, а смотрела на меня почти как тогда, зимой: недоуменно-вопросительно.

Да что же это? Я подождал. Молчание затягивалось. Только теперь вряд ли она развернется и уедет. Я не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Присаживайтесь.

Кажется, я слегка обалдел и переигрываю в невозмутимость, как провинциал в столичном ресторане. Она молча опустилась рядом со мной на пол. Опять же: рядом, совсем рядом, как не садятся с измазанными незнакомцами, но и не так, чтобы намеренно коснуться полуголого меня своими гладкими ногами. Вероятно, так женщины подсаживаются к мужьям, с которыми прожито уже много лет, и прикосновение к которым уже не жжет сексуально, а лишь теплит огонек собственничества. Она по-прежнему молчала. Я еще могу уйти в себя и отдаться случаю, прилипнув к крыше, но молчать и глядеть в пространство, когда на меня вопросительно и добро смотрит красивая женщина, а я при этом еще липкий и грязный, в трусах и обрывках майки – это выше моих сил.

– Ну вот, - сказал я и попытался изобразить светскую улыбку. – У вас славная гостиная и сигарами хорошо пахнет.

Тут я сбавил пафос и сказал интимней:

– Люблю, знаете ли, хорошие сигары.

Она, словно ждала моего сигнала, привстала и на четвереньках дошла до стоящего у стены большого ящика вроде комода, открыла дверцу и что-то там начала передвигать. Я же пока разглядывал обращенный ко мне зад и две розовые пятки. Да-а, холеная...

Но не очень ловкая. Пробежка на четвереньках не была грациозной. Тут в меня по паркету понеслась здоровенная пепельница, и за ней прикатилась изрядной величины сигара в блестящей обертке. Я не большой знаток сигар, но эта, по-моему, была дорогая. И, понятно, для меня. Я поднял сигару с пола, обнажил и понюхал. Хорошо. «Интересно, - подумал я, - а если бы я сказал, что люблю хорошее виски? И еще хороший секс? Не ври сам себе! Пока что у тебя не хватило духу сказать, что ты любишь хорошо пописать и помыться после крыши.» Ну что значит «духу»? Просто не успел еще спросить про туалет. Не прямо же с порога. Тем временем она вернулась ко мне и мягко, но непреклонно, вытащила из моих липких рук сигару, повернула ее вертикально, понюхала кончик и повертела в пальцах, глядя через сигару на меня. Здоровенная сигара смотрелась в ее руках почти неприлично. Что-то такое, видимо, в моем взгляде было, что она широко улыбнулась, быстро куснула сигару и протянула ее мне. Причем откушенное как-то безразлично сплюнула на пол. Сплошной подтекст. Но не для человека, которому срочно нужно выяснить, где здесь ванна и туалет. Тем не менее, я сунул сигару в рот и привычно полез было за спичками. Проклятая липкость!

– Послушайте, - наконец-то начал я, - я бы, если вы не возражаете, м-м… попал бы в ванную. А то как-то…

И неопределенно махнул сигарой. И улыбнулся, естественно. Что-то вроде гримаски разочарования промелькнуло на ее лице. Где-то там, в уголке губ. Я что же, что-то не то сказал? Не созвучное обстановке и обстоятельствам? Мы же почти давно знакомы. Слушай, а может это вообще не та, которая ударила меня дверью зимой? В любом случае - какие могут быть разочарования, когда грязный голый человек хочет в ванную? Однако она поднялась с пола и довольно презрительно отмахнула мне следовать за ней. Только что почти родная, она показала мне спину с формальной вежливостью стюардессы на дешевой авиалинии.

Странное дело, я уже почти освоился в предлагаемой мне ситуации. То есть, и даму эту за старую подругу принимал, и огорчался своему промаху с туалетом. И все это вместо того, чтобы посмотреть на ситуацию со своей стороны - реально. Некая дама помогла мне освободиться на крыше и любезно привела к себе. Ведет себя странновато, но это уж меня не касается. Казалось бы так. Как-то, вроде бы между делом, она утянула меня, бедолагу, в свои затейливые игры. Почему это меня так волнует ее неудовольствие? Ванну ей испачкаю, что ли? Что еще я могу натворить? Однако неуютно мне. Правил ее игры я не знаю и уже ошибся раз, а теперь на ощупь бреду за ней и по коридору, который оказался справа за комодом, и по ситуации, в которой я почему-то не свободен.

Ванна была роскошно утоплена в пол. В углу, за стеклянной перегородкой, был душ. Я оглядел себя в зеркало и понял, что душем я не обойдусь. Хорошо бы, конечно, попросить бензину и оттереть эту черную дрянь, но меня явно не поймут и пошлют, как минимум, на бензоколонку. Остается ванна и куча шампуней на ее бортике. Надо постараться отмокнуть ибо, что бы меня там дальше не ожидало, отмывшись, я буду лучше готов ко всему. К тому же налипший битум уже ощутимо жег кожу. Не хватает еще и чесаться в присутствии дамы. Я открыл воду, выбрал шампунь и забултыхал его под струей. Получилось аппетитно, почти по-кулинарному: полная ванна сверкающей синеватой пены. Уже лежа в воде, я почувствовал, как отпускает меня идиотское ощущение причастности к только что канувшему прошлому. Пена у щеки тихо пришепетывала разными дальними голосами. Хорошо в общем. И даже оттираться не хотелось. Ну ладно, - подумал я, - а потом? Вылезать из ванны, искать полотенце, просить какие-нибудь штаны и…Уходить? Или остаться и подставить свою голову под приключение? Конечно, откуда-нибудь издалека и снаружи кажется, что двух мнений быть не может: остаться и разобраться. Авантюра загадочна и роскошна. Но сейчас, внутри и здесь, пока я ее еще не пережил, мне почему-то все больше хотелось вырваться на улицу и затеряться где-то в переулке. Хрен с ней, с моей знакомой незнакомкой, даже если она и соблазнительна! Я хочу домой. Я почти уже встал в ванне, когда произошли две вещи сразу : погас свет и распахнулась дверь. Света в коридоре не было, и только из дальнего его конца, из гостиной, долетал полусвет лампы. Из обвалившейся на меня темноты я почти сразу увидел появившийся в дверях силует. На уровне лица горела здоровенная красная точка. Я и испугаться толком не успел, как сообразил, что это она с зажженной сигарой во рту. Запах сигары был силен и хорош. Она медленно стала приближаться ко мне, и я услышал, что она хихикает. Я стоял на коленях, держась руками за бортик. Недавнее лежание в ванне, вместе с пришедшей отстраненностью, дало мне возможность трезво подумать, что она пришла экстравагантно отдаться – в почти полной темноте, в свете сигарного маячка. Тут она произнесла свою первую фразу с тех пор, как мы оказались в квартире.

– Я принесла тебе сигару.

Ну, тут начиналось знакомое мне действо, и я встал во весь рост. Даже был как-то разочарован. Что будет дальше, я уже знал. Но ошибался. Видимо не привыкнув к темноте, она протянула сигару почему-то зажженным концом ко мне и не рассчитала расстояния. Полыхающий кончик пронесся в миллиметре от моего плеча. Я инстинктивно дернулся в скользкой ванне, но, к чести свой, не упал. От неожиданности она выронила сигару прямо в воду.