The Lie I've Lived

Новый голос вызывает во мне воспоминание – не самое приятное.

– Привет, Лунатик.

***

В проеме входа в палатку видно, как укротители выдвигают на позицию зеленого валлийского. Замечаю среди них Чарли Уизли и тихо ворчу. Моя ярость ищет другие объекты для выхода, нежели стоящий рядом мужчина, и, за исключением Рона с Артуром, подходит любой мужчина в этом семействе.

– Что это было? – спрашивает Ремус.

– Делаю зарубку в памяти, что в один прекрасный момент надо будет устроить разнос старшим отпрысками Артура с Молли. Я ничего пока не сказал Перси, мой мозг был занят несколько другим.

– По какому поводу, интересно?

– В начале этого учебного года они все знали о турнире и действовали, как будто это всего лишь шутка. Естественно, это же не их вовлекли сюда обманом и не они оказывались несколько раз на волосок от смерти. Ситуация ничем не отличается от прошлогодней. Тогда я вынужден был тайком пробраться в Хогсмид под мантией-невидимкой, дабы выяснить, что Сириус Блэк – мой крёстный. Год другой, а вот дерьмо то же самое. От меня все постоянно что-то утаивают.

Он похлопывает меня по плечу – пытается изобразить отцовский жест. Меня это лишь раздражает.

– Не буду притворяться, что понимаю то, что ты сейчас вынужден проходить, но искренне сочувствую.

– Спасибо. Так что тебя сегодня сюда привело?

– Профессор Дамблдор хотел обеспечить дополнительную защиту. Он позвал кое-каких старых друзей.

– Орден? – оглянувшись, замечаю сидящих рядышком Диггла и Подмор. Дамблдор уже привел план в действие. Моя вера в него несколько крепнет.

– Откуда ты знаешь о нем?

Лгу. Ложь легко слетает с языка.

– Мы с Бродягой воспользовались зачарованными зеркалами.

– Понятно. Я собираюсь с ним вскоре увидеться. У него в распоряжении немало омутов – пусть посмотрит на то, что здесь произошло. Это его повеселит.

Его слова вызывают у меня смех.

– Уверен, он с удовольствием на это взглянет. Хотя когда он услышит о моем результате, будет в таком же шоке, как и я, – Ремус присоединяется ко мне, когда объявляют удручающе несправедливый результат. Максим с Диггори дали мне по шесть очков. Бэгмен – семь. Каркаров – три. Единственный луч света в царстве тьмы – девять очков от Дамблдора, хотя мне до смерти хочется знать, за что же он вычел очко.

Твою ж мать! Я ведь теперь буду болеть за Флёр. Её только что позвали.

– А теперь наш следующий участник, Флёр Делакур из Бобатона! Посмотрим, какую стратегию она избрала, чтобы добыть свое золото яйцо!

Смотрю, как она входит на стадион. Девушка не теряет времени, подойдя к зеленому примерно футов на тридцать. Флёр начинает скандировать и неторопливо выводить палочкой круги. Ремус первый определяет:

– Усыпляющие чары. Если не ошибаюсь, она поет колыбельную Таши.

– Неплохо. Но я действовал лучше.

– Согласен. Твой метод был намного забавнее. Вероятно, она усыпит и часть толпы.

– … а остальные выпадут в осадок от явной скуки. Слушай! Спорю, ей дадут больше очков, чем мне! – заканчиваю я.

– Ты стремился понравиться зрителям, а не судьям. Такую ошибку частенько делал и твой отец.

– Что ты сказал? – язвительно выплевываю я. Его комментарий вкупе с адреналином мне как вожжа под хвост.

Ремус с любопытством на меня смотрит:

– Я всего лишь сказал, что твой отец выбирал такие методы, которые обычно могли насмешить максимальное число людей, и, что гораздо важнее, казавшиеся ему самыми забавными. Джеймс не стремился поразить кого-то сложным заклятьем, хотя, уверяю тебя, он запросто мог это сделать. Твое решение комнаты-загадки было как раз очень в его стиле: громкое, разрушительное и вне всяких границ.

Его слова в некоторой степени успокаивают меня, и я изо всех сил пытаюсь не дать открыть себе рот и не взорваться обличительной речью. Как во время одной из тех дурацких исторических лекций, твержу про себя снова и снова: «Не имеет значения, что он спал с Лили. Я не Джеймс. Никто не мог заставить Лили сделать то, что она не хотела».

– Скажи мне, Гарри: я чем-то тебя оскорбил? Если так, мне бы хотелось воспользоваться возможностью и извиниться, однако я был бы не против узнать, за что мне следует просить прощения.

Ремус всегда был самым «чутким» из нас.

– Я не хочу сейчас об этом разговаривать, Лунатик.

Он замолкает.

– Значит, я чем-то тебя обидел. Тебе станет легче, если ты мне расскажешь.

– Сомневаюсь. Оставим тему.

– Если дело в том, что я не писал летом, прости…

– Нет, не в том. Брось, Люпин, – мой голос приобретает предостерегающие нотки – я чувствую, как во мне вскипает гнев.

– Гарри? Думаю, я заслуживаю ответа.

Вытащив палочку, накладываю знаменитое снейпово Муффлиато.

– Да срать я хотел на то, что, по твоему мнению, ты заслуживаешь. Мы не будем сейчас затрагивать эту тему. Точка.

Люпин переваривает. Уверен, мой гнев кажется ему крайне неожиданным и совершенно необоснованным.

– Гарри, процесс взросления включает в себя способность…

– К чему? Взгляните-ка в глаза человеку, который спал с Лили Поттер и действует теперь так, как будто ничего не было! – наверное, это худший вариант развития событий, но какого черта!

– Откуда ты…

Снова обрываю его.

– По крайней мере, ты не пытаешься этого отрицать. Вон отсюда, Люпин! Немедленно!

Он вылетает из палатки, как будто за ним гонятся черти. Даю себе мысленный подзатыльник за то, что поддался порыву. Я ведь сейчас просто пнул его по яйцам за то, что он когда-то сделал в 1981-ом. Наверняка ему часто вспоминается этот день, а я слишком хорошо знаю о его самоедстве. В душе Ремус Люпин – хороший человек. Дамблдор – отличный пример в плане того, что хороший человек не обязательно совершенен.

Следовало бы оставить все в прошлом, но я не могу.

Несмотря на преимущества, полученные благодаря воспоминаниям, мое тело – тело подростка, которого одолевают гормоны. Поразмышляв, не пойти ли за ним следом, я все-таки остаюсь на месте, наблюдая за тем, как на седьмой минуте Флёр завершает свои усыпляющие чары. Она плавно двигается вперед, намереваясь забрать свой приз.

Дракон, громко всхрапнув, выпускает из ноздрей струю пламени. Огонь поджигает мантию на правой руке и наверняка оставляет ожог. Она вскрикивает, и её изящный отход превращается в бегство от пробуждающегося дракона, пока он ещё не пришел в себя окончательно.