The Symmetrical Transit

– Ладно, я соврала. Ты не произносишь его имя, но по крайней мере теперь всё понятно, – выпалила Джинни, потому что по части вранья она была лишь чуть-чуть лучше Гермионы: могла обмануть, но всегда чувствовала себя виноватой.

Гермиона откинулась назад, чтобы хорошенько разглядеть подругу.

– Не могу поверить, что ты так поступила!

– Я встречалась со слизеринцем в момент формирования моей личности.

– Пфф! – Гермиона чуть отклонилась, вытерла глаза и щеки.

Маленькая хитрюга. Хотя ей стоило лучше соображать. Джинни всегда знала, как выяснить то, что хотела узнать.

– Расскажи мне.

Гермиона вздохнула, окинув ее взглядом, прежде чем устроиться на диване.

– Я не знаю, хочу ли кому-нибудь об этом рассказывать.

– Да ладно, Гермиона. Просто выкладывай. И мы найдем решение.

– Я уже всё решила! Я просто больше никогда с ним не заговорю, даже не подумаю о нем, не буду иметь с ним ничего общего. И считаю, это отлично сработает.

Джинни посмотрела на подругу: пустое выражение лица, уголки губ опущены, брови нахмурены. Гермиона скользнула глазами по стенам, полу, своим тапочкам, затем снова обратила внимание на Джинни.

– Не сходи с ума. Или… или ты…

– Ты спала с ним, ведь так? О Мерлин, насколько он большой? – Гермиона изумленно уставилась на подругу, и та покраснела. – Прости.

– Господи, Джинни.

– Я же сказала, извини, – Джинни откашлялась. – Хорошо, а теперь всё с самого начала.

Гермиона втянула в легкие воздух и резко выдохнула.

– Ладно.

========== Двенадцать ==========

День сто двадцать третий; 15:36

Он выглядел хорошо.

На самом деле, так же хорошо, как тогда, когда она видела его в последний раз. Даже лучше.

И от этого было гораздо больнее, чем ожидалось. Гермиона чувствовала себя чудовищно: словно ее разорвали изнутри надвое. Она очень хотела отвести взгляд и уйти, но не менее острым было желание подбежать к Малфою и ударить, а затем, возможно, поцеловать.

Она много размышляла и знала, что это одна из тех глупостей, которые, – Гермиона видела, – совершали другие девушки, и которые она сама когда-то считала нелепыми. Но вот уже несколько дней и недель она пыталась всему найти рациональное объяснение. И задавалась вопросом, насколько же сильно ей стоило его винить.

Гермиона понимала: это всё потому, что она по нему скучала. И знала, что это глупо. Знала, что должна была хотеть никогда больше не иметь с ним ничего общего.

Но кое-что стало понятно. Под «кое-что» подразумевалось следующее: Гермиона все еще злилась из-за случившегося, но, вероятно, захотела бы перевязать этого придурка после того, как сама бы его и прокляла.

Он выполнял то, что должен был. То, что ему приказал Орден. Тот самый, который, по его убеждению, списал бы его со счетов, перестань Малфой приносить пользу… конечно, при условии, что это тоже не было враньем. И если судить по поступкам, Малфой казался не так уж сильно виноват в том, что продолжал всё это. На самом деле, зная обстоятельства, Гермиона могла теперь припомнить те ситуации, когда, по-видимому, он разрывался между двумя решениями.

В конечном счете, он выполнял задание, которое, как ему сказали, было для ее же пользы. И Гермиона была не тем человеком, кто поверил бы, что Малфой ничего не рассказал, движимый заботой о ее безопасности. Но она была тем, кто мог немного обдумать эту мысль, прежде чем окончательно отбросить.

И она действительно понимала. Гермиона очень хорошо умела ставить себя на место других людей, и будь это ее задание, не бралась решительно утверждать, что не поступила бы подобным образом. Даже после того, как он ей понравился, проведя столько времени с ним бок о бок, Гермиона бы не рассказала ему, каков настоящий план. В конце концов, у нее бы был приказ.

Хотя она всё равно полагала, что не переспала бы с ним, обманывая. И дело не в том, что ее желание или чувства значили бы меньше, просто в итоге Малфой мог бы посчитать себя использованным. Обманутым и использованным. А именно так Гермиона себя и ощущала. Но она сомневалась, потому что никогда не оказывалась в такой ситуации. И не могла знать наверняка, что бы сделала, а чего бы нет.

Она не имела понятия, что чувствовал Малфой. Он извинялся, и это единственное, в чем Гермиона была действительно уверена. Но как знать, вдруг ему было не важно, увидит ли он ее снова. Он провел с ней какое-то время, получил, что хотел, и на этом всё. Освободился для любого другого нового задания Ордена.

Секс не был тем, чем Гермиона могла просто заниматься. Она все еще лежала ночами в кровати и вспоминала о том, каково это – ощущать Малфоя.

Чувствовать себя использованной было тяжело. Особенно использованной им. Особенно тогда, когда она так многого хотела вместо того, чтобы просто стоять и пялиться на него через всю комнату, не имея ни малейшего представления, что делать, думать или какие эмоции испытывать.

Он разговаривал с кем-то, кого Гермиона не знала, и ей нравилось считать, что Малфой заметил ее, – такой вывод напрашивался из того, как он напрягся и продолжал смотреть в пространство между ними. Возможно, Гермиона всё это выдумала, но ей хотелось верить, что Малфой чувствовал себя в этот момент так же неловко и неуверенно, как и она.

Господи, как же тяжело было видеть его прямо здесь, совсем рядом, и не иметь возможности сделать хоть что-нибудь. Так сильно по нему скучать, чтобы столкнуться теперь и не суметь облегчить свою боль. Встретить и начать тосковать в сотни раз сильнее.

Стоило ли оно того? Именно это ей и предстояло понять. Имеет ли смысл никогда с ним снова не заговаривать или же можно смягчиться и посмотреть, что из этого выйдет. Стоило ли то, что он сделал, того, чтобы никогда больше не быть с ним рядом.

Ей нужно было подумать. Или, быть может, просто держаться от него подальше и ни в коем случае не вспоминать.

Он посмотрел на нее. Его собеседник развернулся и двинулся по направлению к коридору, и Малфой на нее взглянул. Или на стену над ее головой, или на дверь за спиной. Расстояние было слишком большим, чтобы сказать наверняка, но он смотрел в ее сторону, и Гермиона почувствовала, как сердце падает в желудок.

Стук, стук, стук.

Он сунул руки в карманы и ушел.

День сто сорок четвертый; 13:21

Финальная битва приближалась так быстро, что у Гермионы голова шла кругом. Последний крестраж был определен, и теперь его активно искали. Гарри и Рон отсутствовали гораздо чаще, нежели докучали ей, а бумажная работа, которой она занималась, была ничтожной.

Бумажная работа. Да. У нее оказалось самое скучное занятие в мире, правда. Орден отказался допускать ее к боевым операциям, потому что это было слишком чревато… И вот, Гермиона знала огромное количество заклинаний, обладала отличной реакцией и быстро соображала, но ее целью была какая-то ерунда, к тому же сообразительность здесь была не особо-то и нужна. Гермиона получила достаточно ранений и с лихвой попадала в неприятности, чтобы понять, что она не так уж и хороша в битвах, но всё равно заявила, что в финальном бою будет рядом с Гарри. И полагала, что они согласятся, лишь бы не связываться с ней, тем более прекрасно отдавая отчет в том, что и тысяча Малфоев не сможет ее удержать.