Тициан Табидзе: жизнь и поэзия

ОСЕННЯЯ НОЧЬ

Легкий в горах ветерок засыпает, и горы уснули, В темном ущелье ручей что-то шепчет, расслышать могу ли?.. Сон накрывает полой своей темной безмолвные дали, Выросли крылья у темной жар-птицы, у птицы-печали… Горы уснули, и гаснут последние отблески света, Только никак не сомкнутся усталые очи поэта. Плачет душа, и вся горечь времен вторит плачу… Что мою боль облегчит, что растопит беду-неудачу? Милая, не оставляй одного меня, гаснет зарница; Что без тебя буду делать, с кем мыслями мне поделиться? Ноябрь 1911

НА КРЫЛЬЯХ МЕЧТЫ

Отец, отец, нельзя ли Мир зажечь мечтами? «Царь Голод». Л. Андреев

Я был рожден, преображен, ищу я Незримое — стремленью нет преград; Сорвал с души я амулет печали, Сорвал с души я траурный наряд. И я лечу на остров вожделенный, И отстает в пути судьба моя; Огонь души задуть не может время, Убить не может искру бытия. Мне шлет привет земля далеких странствий, Вершины гор, разливы бурных рек; Коня мечты кто в беге остановит? Кто оборвет Мерани вольный бег? Не оживить действительностью душу, И к чуду ей легла тропа своя, Огонь души задуть не может время, Убить не может искру бытия. Декабрь 1911

НА КЛАДБИЩЕ

Сюда на угрюмом рассвете его принесли. Прощальной слезою никто не почтил его прах. Он был чужаком для наивных питомцев земли. Какое им дело, что солнце он славил в стихах? Известно давно — у толпы не бывает святынь. Поэт умирает, и надо ль о нем вспоминать?.. Но светлым лучом в темноте запредельных пустынь Душа его брезжит, чтоб гимны светилу слагать. 1911

МЕРТВАЯ ЛЕГЕНДА

Давно манила сладкая мечта, Что я найду на свете рай небесный; Но все не так: земная суета Влачит в ничто, толкает к краю бездны. «Вчера» — не помню… «Завтра» — лишь слова… А что есть жизнь? Легенда, что мертва! Оплачьте душу — это жертва зла, Она несчастна… Мама, я тоскую! Зачем же вера у меня была? Зачем я в радость веровал мирскую? Цветок мой — жизнь, что так была чиста, — Едва еще расцветший, юный, ранний, Жестокий ураган сорвал с куста, Измял и изорвал струну мечтаний… Так что есть жизнь? Легенда, что мертва. Скажи, о мать, надгробные слова… Март 1912

СЕРЕНАДА («Воскресла вновь душа, горя в огне…»)

Посвящается И.

Воскресла вновь душа, горя в огне, Излила слезы с щедростью бывалой, Они, как страсть, опять пришли ко мне, Они — отрада для души усталой. Ликуй, душа! Печаль мне зря сулят — На празднике нет места опасеньям. Конец змее, что источала яд — Привет любви, привет цветам весенним! Свирепый холод страсть мою и пыл Дыханием своим не охладил… Из гроба снова счастье восстает, И страсть струится светлою волною, Ликует утро, весел небосвод, Дорога ждет, вперед, иди за мною! Внемли поэта лире золотой, Все впереди — за гранью, за чертой! Я увидал зимой тебя во сне, Я рядом был, смотрел, как ты блистаешь. И ночь зимы была нестрашной мне, Неужто ты теперь меня оставишь? О, не люби — будь хоть врагом, не ближе, Я тем и счастлив, что тебя я вижу; Ведь мне известно, что земная страсть Не может с чистотой твоей совпасть… Март 1912

ОСЕННЯЯ НОЧЬ

Ночь черна, и скорбно небо, Горы в траурных туманах, Ураган рыдает горько И ревет, как зверь-подранок, То под окнами он плачет, То стучится в двери прямо… «Папа, папочка, ответь мне! Папа, где же наша мама? Помню, бури я боялся И готов был зарыдать я, — Мама пела, утешала И брала меня в объятья. Помню звуки колыбельной, Те, что сны мне навевали… Папа, где же наша мама? Ну, скажи мне, генацвале!» Так отца молил ребенок, А когда отец ответил, Спрятал голову в ладони, И рыданьям вторил ветер… Сентябрь 1912

NOCTURNE

Посвящается С. Абашели

Ночь, ночь, темны Колхетии вершины, Нагие, как гетер прямые спины. Нашептывает что-то ветерок Горам и долам, легок и высок. Какое одиночество, как плачет Такою светлой ночью тишина! Тоски своей и слез душа не спрячет, Оградой дней былых упоена. Ночь, ночь, не ты ль, Колхетия, качала Любви моей печальной колыбель, Глядишь в глаза мне грустно и устало, Быль выветрилась та, как легкий хмель. Душа, как лебедь раненый, былое Оплакивает счастье молодое И тщится чувств отцветшую весну Вернуть, всю пылкость их и новизну. Она никак не хочет с тем смириться, Что прошлое не может воротиться, Что времени поток необратим, Что нежность милой тает, словно дым. Ночь, ночь, не ты ль, Колхетия, качала Любви моей печальной колыбель, Глядишь в глаза мне грустно и устало, Быль выветрилась та, как легкий хмель. Сентябрь 1912

«Слова о том, что я тебя любил…»

Слова о том, что я тебя любил, Сетей тоски с души моей не снимут. Рожденные для горестей не имут И в счастье радости. Тот странный пыл, Который звали мы любовью, — бред. А ты найдешь рожденного для счастья, — Они встречаются, пускай нечасто. Лишь он тебя поймет, а не поэт, Чьи строки, точно слезы, оросили Родную землю… Но не пой, не пой — О, в этой песне, начатой тобой, — И сила памяти, и времени бессилье… Сентябрь 1912

ВЕРНИТЕ

Кто горного беспомощней орла, Коль крылья гордой птицы перебиты? Как лодка без руля и без весла Жалка, а волны грозны и сердиты… Вот и душа — пустыня без любви, Немая и безлюдная, уныла. Душа жива томлением в крови, Любовной жаждой горечи и пыла… Следами Дэва заклинаю свод Небесный, звезд сверкающим потоком, — Пусть мне судьба любовь мою вернет, Любовью же сожженную жестоко. Верните мне то время, не мила Мне жизнь без детской той любви и страсти, Когда душа бы как в раю жила, Чиста, как грех, в его счастливой власти! Февраль 1913

НОЧЬ ПЕЧАЛИ

Унылой ночью, в тишине печальной, Я слышу звук поющего чонгури, Играющий горюет, что внезапно Цветок любви увял в осенней хмури. И черною цепочкой черных мыслей Украсилась души моей сутулость, И тени похороненные встали, И прошлое забытое проснулось. А я-то думал, что плитой забвенья Придавлено навеки все, что было, А я-то думал — глубока, надежна Ушедших чувств сердечная могила. О женщина, чего еще ты хочешь? Моей ты кровью грелась без опаски, Покой души беспечно унесла ты, И вот теперь ничьей не жду я ласки. Что ж, разве жертвы не хватило этой? Нужны иные — без конца и края? А тень ее в ответ смеется звонко, Зовет и манит, ласку обещая. И сердце чары колдовские гложут, И сердце в клетке усидеть не может… А музыкант играет на чонгури, Аккорды струн летят в ночные дали, И грустную рассказывает повесть О том, как все цветы любви увяли. Февраль 1913

ГОЛУБОЙ ЭДЕМ

Рай потерянный и милый!.. …Нас взнуздало, как коней. Время — демон серокрылый — И глумится над могилой Голубой любви моей. Но неверие нелепо. Верю в сад, в его рассвет! Незабвенна юность. Слепы, Кто забыл о ней. И склепом Предстает пред ними свет. Как хохочет откровенно Грех, безумный и нагой… Страсть темно и дерзновенно Завывает, как гиена, Над могилой дорогой. Но любовь не знает смерти, Не горит в огне страстей. В край влюбленных и детей — В островок зеленый верьте! Ведь любовь не знает смерти… О, Эдем! И чистых глаз Блеск. И небывало сильный Пламень чувства — в первый раз! И ведет надежда нас, О, в Эдем, зеленый, синий… Май 1914