Тигриный лог

– Ви, - позвала я товарища. Он прекратил жевать. – Ты обижаешься на меня?

– Нет, - брякнул он.

– Я же вижу, что обижаешься.

– Да, обижаюсь, - признал он. Податливое существо. Чем он особенно притягивает, так это неумелостью не только врать, но и умалчивать. А умалчиванием здесь страдало большинство адептов.

– Прости меня, - мучась перед ним раскаянием, попросила я.

– Нет, - сильнее нахмурился он. Шуга пихнул его в бок, но Тэхён не среагировал.

– Пожалуйста. Я очень виновата, что не могу остаться дольше… но я, правда, вернусь, если меня пустят сюда ещё.

– А если нет? – посмотрел на меня Ви.

– Я обещаю, что мы увидимся, - продолжая скрывать главный секрет их судьбы, изрекла я. Если Джей-Хоуп не пустит меня сюда, то ребята рано или поздно выйдут, и, если ещё будут помнить обо мне, навестят.

– Тогда ладно, - сдался Ви.

– Прощаешь? – он кивнул. Я смогла, наконец, улыбнуться и отвлеклась от него, глянув на учительский столик. Наши с Лео взгляды встретились. Он тоже смотрел на меня. Я не знала, прятать улыбку или нет? Ещё подумает лишнего… сижу тут такая довольная, среди кучки молодых мужчин. Но Лео едва заметно улыбнулся в ответ. Я разрумянилась. Ну вот, любовь в студенческой столовке…

– Так что, заниматься будем? – обратился ко мне Рэпмон. Я не сразу, по привычке, поняла, что он о приличном. Пришлось оторвать глаза от Лео. Я одобрительно мотнула головой. – Отлично, соберемся вечером в библиотеке, а?

Пошли обсуждения того, как будет здорово вспомнить то, чему и парни когда-то учились в школах. Шуга с радостью отметил, что рад, что здесь не надо учить иностранный, геометрию, информатику и подобную чушь. Он никогда не тянулся к ненужным знаниям. Что ж, возможно, заняв голову необходимым, я отвлекусь от своих любовных горестей, от своей первой трагедии любви. Возможно, я смогу оставить её платонической, эту любовь, не наседая на Лео. И если она выдержит испытания, то когда-нибудь, потом, может быть… однажды. Он вернется, как когда-то вернулся Хенсок. Но я не выйду замуж, как бабушка, а дождусь.

Примечание к части * Чунчхян – героиня народных корейских сказаний о девушке, которая выдержала разлуку и мучения, но не изменила и дождалась своего возлюбленного

25 и 26 октября

После ухода Джина из Тигриного лога в библиотеке мало кто бывал. Опомнившись о том, что он сунул загадочную книгу в ящик стола, я, прежде чем пойти на первое занятие с ребятами, обещавшими помочь мне готовиться к возвращению в школу, побрела на розыски коварного объекта. От греха подальше, надо убрать эту Темную Библию с глаз остальных адептов, чтоб уберечь обитель от очередных репрессий. Но ящик был пуст, хотя о себе я точно помнила – в нем я не убиралась. Мог ли залезть Хансоль? Кого пора спасать? Чей любопытный нос залез в этот справочник демонологии и вызовет вот-вот Сатану, то есть, приказ Хенсока покинуть монастырь? Но, под предлогом мойки полов в общежитии (куда раньше я почти не совалась), я оглядела все комнаты и не нашла утерянной книги. Занимаясь с Рэпмоном и Пигуном, с радостью согласившимся помочь по моей с Шугой просьбе, я оглядывалась, как на спиритическом сеансе, не объявится ли вдруг на столе то, о чем я думаю? «История чего-то там» не появлялась. Я решительно прошарила шкафы, где все остальные работы и монографии были расположены строго по порядку: либо по тематике, либо по году издания. У той «истории» обложка была потрепанной, и я предусмотрительно, особо внимательно, изучила полки, где стояли произведения примерно такого же вида подержанности. Но снова было пусто. Что за домовые тут правят? А что, если Джин унес её с собой?.. Зачем бы ему это было нужно? Если он не станет воином, то к чему какая-то память об этом месте? Или взял, как сувенир? Что ж, я и сама многое отсюда хотела бы вынести. Вплоть до совершенно всего. Но самое ценное, всё-таки, останется в душе. Именно знаниями и тем, что я поняла для себя, буду я дорожить. И дружбой, и любовью…

На третий вечер к нам подтянулся Дженисси, как выяснилось, вполне разбиравшийся в химии. Мне пришлось забыть о той самостоятельной воинской подготовке, которой я посвящала время перед сном. Теперь я горбилась над учебниками, принесенными с собой, решала примеры, писала фразы на английском, и мои молодые учителя – о таких в школе можно было бы только мечтать, - проверяли и поправляли меня. Двое из них до сих пор не знали, что я девочка, а Репмон мужественно держался и не выдавал меня ничем, не оговаривался и не употреблял подозрительных формулировок. И, что было приятно лично мне, совершенно не говорил пошлости и брань.

Пятничный обряд исполнялся неукоснительно. При любой доле риска и уровне надежности, вот уже пол-осени как, я пробираюсь в баню и привожу себя в порядок. А с холодами не только моюсь, но и греюсь. Наладившиеся максимально отношения с Сандо привели к тому, что утром он поинтересовался, не посторожить ли меня? И когда я ответила, что если он не будет раскидывать Шугу и Ви, то они вполне справятся, соизволил промолчать и не съязвить в ответ. Мне показалось даже, что он, впервые за всё то время, что я его знаю, был спокоен и не дергался.

Домывшись и высохнув, пока прибиралась в бане и спускала воду перед уходом, я оделась и вышла на крыльцо, где терпеливо шептались, дожидаясь меня, Тэхён и Юнги. Я подняла лицо вверх, куда смотрели и они, водя пальцами по черному звездному небу. Меж губ дыхание вырвалось легким парком. Подмораживало.

– Вы астрономией увлеклись? – полюбопытствовала я.

– Нет, выйди из-под козырька, - потянул меня за штанину Ви. Я спустилась на две ступеньки. – Смотри, какая луна желтая! – И правда, мне открылся вид на пока ещё не круглое око ночи, обычно серебрящееся, но в этот раз сияющее, как золотая монета.

– Вау! – не сдержалась я, невольно скопировав друга, который любовался всегда в своем роде – с распахнутым ртом.

– На Хэллоуин, должно быть, полнолуние будет, - заметил Шуга. – Как устрашающе!

– В буддизме нет Хэллоуина, - оповестила я его, не желая разочаровывать, но факт был фактом.

– Это они зря, большое упущение, - посетовал он. – Но всё равно можно попугать кого-нибудь.

– Надеюсь, это буду не я, - покосившись на Шугу, я сошла на землю с лестницы. – Ну, что, пить чай и учиться? Кстати, вы могли бы раньше ложиться спать, а не вольными слушателями захаживать в библиотеку.

– А мы, может, тоже умнеть хотим, - сразу же защитился Сахарный.

– Но вам это не пригодится. Лучше бы ты мастера Ли внимательнее слушал. Кстати, я давно не была на его лекциях, по которым скучаю. О чем он вам там рассказывает?

– Да так, нравственность нам всё прививает, высокие материи, выхолащивает…

– Мне понравилось про Вечность, - подперев подбородок кулаком, Ви всё ещё смотрел на небо.

– Про Вечность? – уточнила я. Юнги традиционно воззрился так, словно впервые слышал что-то подобное. Нет, ну он точно спит на уроках! Как не стыдно?

– Да, он рассуждал… я не говорю «утверждал», потому что мне никогда не думается, что он настаивает на чем-либо, - заметил Ви. – Он всегда именно «рассуждает» и хочет, чтобы мы это делали вместе с ним. Так вот. Он рассуждал, что у каждого человека есть неосознанное стремление обессмертиться. А что такое бессмертие? Это пребывание в вечности. Никто не знает, существует ли душа и попадаем ли мы куда-то после смерти, но зато есть два физических способа оставить после себя след: потомство и творчество. Материальные и духовные детища… Он выдвинул теорию, что к размножению тянет вовсе не инстинкт, а именно то сокрытое желание зацепиться на Земле, укрепиться. То же самое с огромным количеством людей, которые не согласны заниматься обыденными делами. Они хотят именно творить, создавать шедевры, выражаясь в этом, чтобы даже через века о них вспоминали остальные. И ведь правда, в основном, если человек творческий, то он одинок, и не размножается, а если хорошо размножается – то не творческий.

– А-а, - припомнил Шуга. – Да, это одна из тех проповедей, что взорвала мне мозг.

– А мне интересно, - присела я между ними. – Продолжай, Ви.

– Там особенно нечего продолжать, - махнул он рукой, опустив взгляд от бескрайнего и божественного, к бренному и простому – к нам, - Смысл в том, что в погоне за вечностью мы теряем своё, пусть короткое, но лично наше время. Амбиции и эгоцентризм разрушают счастье, направляя наши усилия на недостижимое или на необходимое, с нашей точки зрения, хотя на самом деле необходимым может являться что-то совершенно другое. Что-то, чего не заметит никто в мире кроме тебя самого, но что принесет тебе счастье.