Тихие сказки

— Что тогда? Что будет, если ребенок, наконец, проснется?

— О, пожалуйста, тише, тише. Хоть бы Белый Скрипач заиграл и заглушил бы эту «Правду».

Но Белый Скрипач не появляется. Появляется белый Помпончик со своей бесконечно доброй улыбкой и с лукавинкой в глазах. И звучит его неизменная песенка:

А я что-то знаю. А я что-то знаю, А я что-то знаю, Знаю и пою.

— Помпончик, дорогой мой Помпончик. Я всегда тебе верил, всегда знал, что ты что-то такое знаешь, чего я еще не знаю. А теперь. А теперь я тоже что-то знаю, почти как и ты.

— Да, Том. Только я что-то знаю и пою. А ты что-то знаешь и грустишь.

— Я просто боюсь, что не выполню Ее задание. Оно слишком трудное.

— Брось. Ты всегда выполнял Ее задания. И сейчас выполнишь. Только — тише… Сам стань тише. Пусть в тебе затихнут все страхи и сомнения. Пусть затихнут. И тогда ты найдешь тех, которые никогда- никогда не нарушают тишину, а, может даже сами создают ее. Ну, видишь?

И Том увидел костер. Тот самый костер, который всегда вводил его в такую тишину, в такой покой! Вот он! И вот вокруг него — четыре тишайших. Четыре гнома сидели вокруг костра. Послышался тихий- тихий звон и голос первого гнома:

Вода. Она почти бела И камень наклонен. Вода как будто берегла Великий Божий сон. Чей сон? Ничей. Застылость скал, Недвижный водный глаз… Спи, Боже, чтобы мир стоял, Спи, в сердцевине нас. И ни «зачем», ни «почему» Ни где-то, ни впереди. Мы снимся Господу, Тому, Кто спит у нас в груди. И тихо нарастает высь И ширь на ни-че-го. Но только, мир мой, берегись, Не разбуди Его.

Снова тишина и в ней, не нарушая ее — звон со звезды. И — голос второго гнома:

И не надо музыки. — Сейчас Тишина по капле входит в нас. Может, нам часы затем даны, Чтоб вбирать движенье тишины, Чтоб из всех осколков и частей Вдруг собралось там, в душе моей Целое. И тишиной полна. Поднялась бы музыки волна. Слышен звон со звезды.

И голос третьего:

А мертвые не ходят по ночам И даже не блуждают где-то там, В прозрачном мире теневом, ином — Они уснули бесконечным сном. Уснули в самом деле, так как спят Огромные деревья; как закат, Раскинутый над миром. Погружен Великий мир в священный, общий сон. Тсс… В тишину спускается орган Дух входит внутрь, как тело в океан И тонут страхи и мечты твои В чистейшем бесконечном бытии.

Тому показалось, что вот-вот зазвучит орган и появится ответ на все вопросы. Но нет. Звон со звезды и —

Правда моя в далеких горах. Правду мою выдыхает Бах. Ветер колышет веткой лесной Правда моя высоко надо мной Тихо хранится в звездном ковше. Правда моя — глубоко в душе, В тайном пласте засветившихся ран. Правду мою изливает орган, Тот, что спускается глубже всех мук, Тот, со звезды доносящий мне звук.

Костер погас! Теперь, теперь должен был зазвучать орган «Тот, со звезды доносящий нам звук». Но — нет. Тишина сгущается.

— Подожди. Еще не время. В тайне зреет Божье семя.

— Откуда этот голос?

— Я бесшумная сова. Слушай тихие слова, Вещий голос мой услышь. — Не спугни ночную тишь. Знает только старый Оль, Как явилась в мире боль.

Лес. Где-то у пня три вечных огня. Один рубиновый и два зеленых. На дереве молчащий Оль. Точно ставший видимым дух Дерева.

— Здравствуй, Оль.

— Здравствуй, Том. Слушай, Том, поймешь потом. И Оль тихо заговорил:

И сотворил Господь Адама спящим. Он жил во сне. Он видел вещий сон: Рассветный луч и птиц в зеленой чаще, Пахучий ландыш, нежный анемон. Луг отцветал и наливался колос И в сон пространства не врывался крик И снился всем один и тот же голос Глядел сквозь всех один и тот же Лик. Тек в мире свет и не текли событья Из зорь и звезд земля сплетала сны. И всё свершалось только по наитью, По тайному веленью глубины. В глубоком сне взрастало жизни Древо И Древо знания Добра и Зла. Во сне, сквозь сон Рука Господня Еву Здесь, возле сердца самого нашла И вынула. И этой жаркой плоти — Его ребру родному Сатана Сумел шепнуть: «Когда же вы поймете, Что жизнь вам снится? Пробудись, жена!» И поманил тот самый плод на Древе, Который был им Богом запрещен. И пробудилось беспокойство в Еве И разорвало чудотворный сон. И поняли они, что дольше века Им не прожить — «Мы смертные, Адам!» И было два дрожащих человека. — А Бог? — Что Бог? Он только снился нам»…

— Снился? Оль, дорогой, они нарушили тишину и все спутали? Они усомнились?

Том очень взволновался. А Оль был очень спокоен и повторил то, что Том уже несколько раз слышал:

«Слушай, Том, поймешь потом». И, помолчав, продолжал:

Журчал ручей. Благоухали кущи, Склонялись ветки сонные к воде. Но Он, но этот тихий всёдаюгций? О, в первый раз раздавшееся «Где?» И только там, меж ребер где-то слева В скрещеньи снов, в переплетены! воль, Откуда Бог когда-то вынул Еву Впервые в жизни шевельнулась боль. Как будто кто-то, кто был тайно спрятан Туда, вдруг выпал и в пустую грудь Вошло, как вздох печальное, «когда-то» И тихое, как сон «когда-нибудь».

— «Где?» — прошептал Том. — Но ведь это один из вопросов, на который волшебники не отвечают. А «когда-нибудь» и «когда-то» это то, чего не бывает в волшебном сне. В нем есть только «сейчас».

— Да, Том. Так вот пойди и посмотри длится ли сейчас Его волшебный сон? Посмотри не потревожил ли кто-нибудь Младенца? Ему очень нужна помощь. Пойди и помоги Ему.

Пойди и помоги… Ему? Тише… тише… Ой, каким же надо быть тихим, чтобы помочь Ему! Каким тихим! Вот как у костра, когда такой покой, будто все совершилось, все совершенно и ничего случайного. Ничего случиться уже не может. Вот, чтобы такой покой был внутри, там, где Он спит. — В сердцевине нас. Но. Он и там и здесь. Он родился. Его можно увидеть глазами. Вот. Он спит в своей колыбельке. И столько любви вокруг него! Звезда склонилась над Ним и смотрит в него. Звезда или Его мать? И мать и звезда. И все вокруг. А Он спит. Но какой мир возник из Его волшебного сна! Какой прекрасный мир! И, кажется, всё, всё вокруг живет так, чтобы не нарушить Его сна. Все и всё. Это озеро со светящейся лилией, лебедь, плывущий около нес.

И снится всем один и тот же голос. Глядит сквозь всех «один и тот же лик». Лунный свет. Луна будто плывет в волнах Музыки. А на Луне — девушка. Сама, как эта Музыка. Мир, как сложившаяся песня. И ангелы, прозрачные ангелы. Они то видимы, то не видимы. Но они здесь. Они хранят Его покой. Он кажется нерушимым, этот покой.

— Нерушимым? Да? Тебе так кажется?

Это сказала девушка с очень печальными глазами. Глаза эти смотрели на Тома и словно читали его мысли. Том вздрогнул. Покой был нарушен. Он был нарушен в ней, и Тому надо было приложить очень большие усилия, чтобы покой не нарушился в нем самом. Он вдруг ясно почувствовал, как тесно всё и все связаны друг с другом. Как будто сквозь всех продета одна и та же тонкая, тонкая нить. И если она где-то затрепещет, то этот трепет пройдет по всем другим, точно все — одно тело. Одно целое. И все отвечают за всех.