Тихий дом

Несмотря на столь уединенную жизнь в глуши на краю вселенной, Авдотья не замкнулась в себе, а к гостям относилась спокойно. Так и меня, несколько проверив на добропорядочность, она пустила в дом и рассказала о себе. С ней было очень интересно. Каждое слово девушки отзывалось в моей душе всполохом света. Удивительно было общаться с человеком, который за свою жизнь не узнал ни зависти, ни жадности. Ни разу не упоминала о мужчинах, о каких-то близких отношениях с ними. В город ее не тянуло, она даже в райцентре была только дважды, да и то сбегала оттуда при первой возможности. Я же рядом с такой необычайно чистой душой чувствовал себя как в раю. Однажды я вернулся от Дуни домой и напоролся на скандал. Оказывается жене доложили, что я заезжал к девушке на хутор, и вернулся оттуда "подозрительно довольным и будто под кайфом". Я не стал оправдываться, сказал лишь, что девушка прекрасна и чиста как ангел, поэтому разные грязные подозрения в этом случае абсолютно бессмысленны и противны. Видимо на Веру подействовали мои слова, сказанные в полном спокойствии, она только спросила:

– У вас с ней правда ничего не было?

– Да конечно же правда. Сама посмотри на нее, сразу поймешь: это дитя, подобное ангелу, в её обществе в голову ни одна дурная мысль не залетит. Нечто подобное я наблюдал лишь раз, когда в Дивееве общался с юной монахиней. Слава Богу, что есть еще такие люди.

Вера тогда облегченно вздохнула, накормила меня вкусным ужином и устроила "праздник тела с играми под луной". Я же продолжал иногда заезжать к таинственной отшельнице, пил чай, квас, иногда ел невероятно вкусные щи, приготовленные в печи, пробовал пироги и хрустящие соленые грузди. Но больше всего мне нравилось слушать девушку, ее плавную речь, забытые слова и фразы из прошлой жизни, наблюдать движения красивых рук, выражение лица, переливы глаз. Даже ходила, сидела, вставала, поправляла платок на голове она с непривычным изяществом. Я всё старался понять, в чем же загадка этого феномена? Как ей удалось в отрыве от нашей обычной жизни не впасть в уныние и сохранить в себе человеческое достоинство и такую чистоту?

А однажды рано утром, когда я проезжал мимо ее перламутрового серого дома с веселыми резными наличниками, она выглянула из-за верхнего среза заборчика, улыбнулась мне, помахала тонкой загорелой рукой и я... притормозил, вышел из машины, подошел к ней и сказал:

– А знаешь, что за открытие я сейчас сделал?

– Открытие? И какое?

– Ошеломляющее!
– Я придал лицу важное торжественное выражение.
– Авдотья, позволь сказать со всей серьезностью - ты красавица! Это заявляет тебе мужчина - заметь - большой знаток и ценитель красоты.

– Спасибо, Андрей, вы настоящий кавалер. Только благословенные родители мне это говорили много раз. И что с того... Уж не крутиться же мне перед зеркалом: "Свет мой зеркальце скажи..."

– Ну, знаешь, родительская любовь слепа. Для них единственная дочка всегда самая красивая и любимая. А ты попробуй такую оценку выслушать от опытного мужчины, повидавшего в своей жизни тысячи красавиц всех мастей.

– Не скрою, мне это приятно. Благодарю вас, любезный сударь.

Девушка сделала книксен, еще раз озарила меня своей улыбкой и вернулась к делам. А я сел в автомобиль и понесся по весьма неплохой асфальтовой дороге навстречу восходу нового дня, который обещал быть весьма добрым и солнечным. Кажется, эта девушка умеет не только работать на земле и делать книксены, но и настроение поднимать на весь день. А может и на всю жизнь...

Всё это как видение пронеслось у меня перед глазами, пока я преодолевал тридцать шагов от арки до скамейки с Авдотьей. Я впервые видел ее одетой в современную одежду. На ней вполне пристойно выглядели джинсы, кардиган, кроссовки. Она протянула мне руку, как это делали воспитанницы Смольного института, я помог ей подняться и отвесил поклон головой.

– Рад приветствовать очаровательную девушку в столь необычном для нее месте.

– Здравствуй, милый Андрей, - сказал она преспокойно с доброй улыбкой на красивом породистом лице.

– У тебя найдется для меня несколько минут?

– Что за вопрос, сударыня, для вас и нескольких часов не жалко. По правде, как сказал небезызвестный Пятачок: "до пятницы я совершенно свободен". Предлагаю подняться ко мне в убогую келью и поговорить за чашкой чая. Впрочем, если ты захочешь отведать чего-нибудь более существенного, можно будет и пообедать. Прошу!

Девушка поднялась ко мне, вошла в нашу квартиру, мельком бросила взгляд на интерьер и сама прошла на кухню. За столом сидел Назарыч и возился со старинными часами. Он даже привстал и, открыв рот, поприветствовал даму:

– Имею честь, так сказать и всё такое прочее! Меня зовут Владимир Назарович.

– Добрый день, а меня кличут Дуней. Да вы сидите, пожалуйста, что, право, за церемонии!

– Не так уж часто к нам такие красавицы наведываются.

– Назарыч, хватит девушку смущать, - сказал я.
– Лучше посоветуй, как нам чаю поприличней смастерить.

– Не надо, Андрей, - откликнулась Дуня за моей спиной, - я всё что нужно нашла и уже мастерю чай, самый приличный.

– Вот молодец, Дуняша, - крякнул старик, - это по-нашенски.

В моей комнате Дуня буквально за несколько секунд навела порядок, накрыла на стол и налила чай. Из своей сумки извлекла банку с изумрудным крыжовенным вареньем и горку пирожков.

– Приятного аппетита, - улыбнулась она.

– Спасибо, дорогая хозяюшка, все это так необычно и вкусно.

– Андрей, ты прости меня за то, что свалилась как снег на голову. Без предупреждения и твоего позволения.

– Да я ведь сам тебе адрес дал и пригласил заезжать при случае. Удивляет другое, как ты сумела вырваться из дому, разрешить свой затвор и так легко найти меня в большом незнакомом городе.

– Ну, тут вообще всё просто. Приехал Стас, привез новость, оставил в доме свою Валюшку, а сам меня на машине прямо к тебе во двор и привез.

– А что за новость тебя с места сорвала?

– Да вот оказывается у папы брат эмигрировал в Канаду. Я так думаю, папа именно из-за его бегства так решительно покинул Москву и скрылся в нашей глуши. Так дядя преставился и отписал мне состояние.

– А Стас, твой благодетель, - вставил я, - решил хорошенько заработать на этом деле.

– Пожалуйста, Андрей, не надо так иронично. Что поделаешь, если он нуждается, а мне, как ты знаешь, деньги ни к чему. Почему бы не помочь хорошему человеку.

– Понятно. Прости, если тебя огорчил. Я по-прежнему не устаю удивляться твоей беспопечительности. Мне бы поучиться у тебя. Прости, милое дитя.

– "Увы, Татьяна - не дитя, старушка молвила, кряхтя".
– Дуня снова улыбалась, сверкая белыми крепкими зубами. Поэму "Евгений Онегин" Пушкина она знала наизусть.

– Я в самом хорошем смысле, Дуняш.

– Так ты не мог бы помочь мне остановиться где-нибудь? А то ведь Стас предложил мне у него поселиться, но я же знаю, что с ним Валюшка сделает, если узнает.

– Конечно, давай разгребем тут книги, найдем под завалом раскладушку. А еще, помнится, у бабушки была китайская ширма. Так что можно сделать из этой каморки двухкомнатную квартиру.

– Отлично. Спасибо тебе.
– Дуня потупилась.
– А еще, ты не мог бы по Москве меня поводить. Я ведь тут впервые.

– Ничего себе, - удивился я, - это мне наша затворница говорит! Что-то, мой друг, я тебя не узнаю.

– Видишь ли, Андрей, этот город - родина моих родителей. Я много раз в последнее время представляла, как они тут жили, ходили по этим улицам, покупали в магазинах. И вдруг поняла, что это и для меня не чужое место.