Тихий дом

Собственно, ради этих первых минут покоя и тишины, я и приехал сюда. О, в этом беззвучье порой рождались такие звонкие мысли, отголоски которых могли сотрясать умы людей долгие годы. В настоящее время я обдумывал тему беседы с девушкой. Мне за мои полтора века уже приходилось общаться со столь таинственными существами обоих полов. Им удалось не растерять огромного богатства, которым практически каждый человек наделен с младенчества. Каким образом они сохранили величайший небесный дар - тайна. Впрочем, тайна из тех, что на поверхности, их тех, которые никто не описывает на ломком папирусном свитке, скрывая в подземелье под семью печатями. Тайна эта на виду, как всё, что говорил и делал Господь, пока пребывал на земле; и называется она смирением. А это великий дар детей света - смиренномудрие, целомудрие. Цельная, кристальная мудрость от Бога Истины. Именно ввиду своего смирения, эти прекрасные, полные внутреннего света существа, люди-ангелы, не замечают за собой этого дара, как живой здоровый человек не обращает внимание на биение сердца и дыхание. Просто они такие как есть - чистые, светлые дети, одна из которых сидит рядом в кресле, мелькая перед моим взором бело-розовой кроссовкой.

– Ну, может, хватит комедию ломать!
– разбил вдребезги тишину голос девушки. Я поморщился как от ноющей боли в зубе мудрости.

– Зачем, ну зачем нарушать покой!

– Пап, я что, приехала к тебе за тысячи километров бутеры жевать и в молчанку играть?

– Ну почему!..
– взвыл я, театрально воздев руки.
– Отчего вы все такие шумные и рациональные? Чем тебе не по нраву тишина, которая может рассказать гораздо больше, чем ты в своих открытках и электронных письмах?

– Ага, ты все-таки их получал!

– Получал, - кивнул я.
– Только что оттуда я мог извлечь? Что такое: "Привет из Майами. У меня все хорошо. Здорова. Не волнуйся. Целую. Маша."

– Ого, наизусть выучил!

– Что тут учить? Шифровка агента под прикрытием, а не письмо отцу родному.

– Па, ну не обижайся, пожалуйста.
– Она молитвенно сложила по-прежнему детские ладошки.
– Что поделаешь, если я у тебя такая бродяга. Ну, нравится мне это: ездить, мир узнавать, с интересными людьми знакомиться.

– И когда же ты нагуляешься? Когда в отчий дом вернешься?

– Да вот только слетаю в Австралию...
– она помычала себе под нос.
– Пожалуй еще в Южную Африку - меня туда пригласила съездить Шарлиз Терон, она сама оттуда. Мы с ней задружились. Видишь, эти джинсики? Она подарила. Даже поносить не успела, прямо в фирменной упаковке мне и протянула. Кроссовки, кстати, тоже.

– Ты что же там, побираешься? Тебе не хватает моих переводов?

– Как тебе сказать... Если бы я жила как все нормальные люди, то хватало бы. Но я ведь в папу уродилась, - дочь ехидно улыбнулась, - так что пожинаю плоды твоего воспитания и непростого генотипа. Кстати, ты не одолжишь мне пять тысяч зелени? И еще, позвони дяде Косте, я к нему в гости заеду.

– Ладно, только давай не будем нарушать традицию: выстроим композицию "Возвращение блудной дочери".

Маша встала передо мной на колени, уткнулась ехидной мордашкой мне в ребра. Я трагически вздохнул, погладил по голове и чмокнул в макушку.

– Прощена! Вставай.

Маша встала с колен и спросила:

– Ты не напомнишь, сколько тебе сегодня стукнуло? Я бы и сама сказала, но у тебя какое-то своё летоисчисление.

– Если считать год войны за три мирных, то сегодня мне сто пятьдесят.

– Неслабо! А выглядишь не старше сорока. Неплохо ты у нас сохранился! Щас.
– Маша сбегала в свою комнату и вернулась с большой раковиной в руке.
– Это тебе мой подарок. Между прочим, самолично со дна океана подняла.

– Спасибо, дочка. Люблю, целую.

– У тебя тут фонарь есть?
– как всегда, резко перескочила она с официоза на "интересненькое".

– Да, на полке у камина. А зачем тебе?

Она взяла фонарь, включила, покрутила настройку яркости и подошла к картине. Долго, с сопением всматривалась в изображение и, наконец, выпалила:

– Мы с княжной - одно лицо! Подойди, пап, внимательно присмотрись.

Она встала спиной к полотну, приблизила своё лицо к милому личику старинной девушки. Я фонарем посветил туда-сюда и удивленно выдохнул:

– Одно лицо! Невероятно!

– И вот этот медальон, что у девушки, очень напоминает тот, что у нас в шкатулке бабушкиной лежит. Я в детстве им играла.

– Ну что ты! На картине камень ярко-зеленый, а у нас какой-то мутно-трясинного цвета. Впрочем, художники всегда немного приукрашивают. Надо бы проверить твою версию.

– Проверь, пап. Так это моя бабушка? Как думаешь?

– Скорей всего, прабабушка. ...Если прикинуть по возрасту и времени написания картины.

– Ничего себе! Так это что же - я княжна?

– Строго говоря, ты похожа на девушку, изображенную на картине. Остальное покрыто пеленой тайны. Но я с этим разберусь.

– А знаешь, папочка, я сейчас вспомнила один разговор. Бабушка однажды мне сказала, что если я буду хорошо себя вести и папу слушать, то придет время и он - то есть ты, пап, - откроешь мне страшную-престрашную тайну нашей семьи.

– Видишь, ты уже нарушила условие. Отца ты не слушаешь. Носишься по белу свету...

– Папулечка, да я только в Австралию, в ЮАР - и сразу обратно, в отчий дом. Обещаю! Как говорим мы, крутые княжны, век воли не видать! А ты к моему возвращению как раз и разгадаешь тайны Мадридского двора. Ну, не обижайся!.. А?

Я кивнул, отдал дочери кредитную карточку с десятью тысячами евро, продиктовал пинкод, соответствующий её году рождения, и обнял блудную дочь. Она вызвала такси, собрала вещи, взяла с собой три бутерброда, бутылочку минералки и укатила в дальние страны. Оставшись в одиночестве, я погрузился в тишину. Пришло время отпраздновать мой полуторавековой юбилей, по-своему, ментальным пиршеством.

Опускаюсь на мягкое дно кресла, включаю диктофон, закрываю глаза и начинаю осторожный спуск по винтовой лестнице вниз, в архив моей памяти. Под ногами ступени, "впрямь из тех материй, из которых хлопья шьют" или даже легче и прозрачней и уж точно надежней - это самая сильная и самая короткая молитва, в которой сконцентрировано всё Евангелие - Иисусова молитва. Виток за витком - и вот я на глубине, на удивление не тёмной, а освещенной ярким лимонным светом летнего полдня. А вот почему - ищу я на этот раз картину "Счастье моё", разгребая холсты сумерек и плача, обид и печали, расчищаю путь к самому светлому, что было и есть в моей жизни. Вот оно! И не такое уж маленькое, как предполагал, наоборот - огромное и ослепительно красивое. На полотне - множество мазков, цветовых пятен - это мгновения счастья. Приблизил подслеповатые глаза, стал вглядываться в крупицы света, а в груди будто растаял лёд и потекли ручьи, затеплело, птицами запело, пахнуло ландышными запахами весны, пряными - лета...

Малышей выстраивают парами строгие тетки в белых халатах и ведут в парк. Мы такие маленькие, что густые сочные травы колышутся прямо перед нашими глазами, а деревья вокруг кажутся монстрами, подпирающими синее небо. На мшистой земле, на длинных колосьях метлицы и пырея, под зонтиками подорожника открываем для себя целую вселенную иной жизни. Тут ползают противные гусеницы, страшные пауки, бронированные жуки, вспархивают из-под рук глазастые стрекозы, роскошные крыльями бабочки, выстреливают вверх кузнечики и, расправив крылышки, летят прочь от нас, а мы за ними. Открытие следуют одно за другим. Мы жили до сих пор в комнатах с холодными стенами, затертыми коврами, пластмассовыми игрушками, гуляли в лысых каменных дворах на грязном песке и пыльном в трещинах асфальте, по утрамбованному снегу с солью, по грязным лужам в бензиновых разводах. И по малости лет, нам казалось, что это и есть наше счастливое детство, за которое мы обязаны благодарить партию и правительство, народ и родителей. И вдруг ты открываешь для себя совершенно неизведанное и чудесное царство природы с таинственным многоликим населением и своими законами, которым до нас и дела-то нет. А ты здесь гость, а не царь зверей и вовсе не венец природы и не центр мирозданья. Поэтому давай, ходи аккуратно, смотри, наблюдай, запоминай, не забывая, что даже малые букашки умеют защищаться и вполне способны тебя укусить, исцарапать, вонзить жало, отравить ядом. Так что будь осторожен, маленький большой человек. Воспитательницы накрыли на траве скатерть-самобранку, выложили банки-тарелки и принялись за внеочередную трапезу, отгоняя нас: а вы давайте, гуляйте, аппетит нагуливайте. Девочки собирали цветы, мальчики ловили кузнечиков и жуков, мы с моей парой Леночкой бродили, взявшись за руки, разглядывая зверобой, тысячелистник, васильки, ромашки, задирали головы, роняя панамки, любуясь корявыми дубами, гладили поникшие ветви плакучей ивы, сидели на корточках на берегу большой лужи, казавшейся нам морем, и пускали кораблики из листьев с муравьем на борту. Потом несколько дней я буду видеть во снах и бредить этими минутами общения с дикой природой, когда всюду - в белых облаках в высоком синем небе, под каждым лопухом и в соцветии простенького цветка, в корявых складках коры дуба и под кустом жасмина, в толще воды и на крыльях стрекозы - всюду жила чудесная светлая тайна. Позже я стану это называть благодатью Божией, а тогда чисто подсознательно ощущал всепроникающую солнечную любовь, разлитую в пространстве природы, будто огромные нежные материнские руки обнимали нас и гладили по макушкам.