Тильда. Маяк на краю света

Я бросилась к стене, где на нас по-прежнему пялились улыбавшиеся до ушей сирены. Если у них есть уши. На дне… совсем блекло светилась ларипетра. Она терялась среди золота, камней шкатулок и сундуков. Мамина шкатулка тоже была где-то там… И даже компас королевы Мерче. Подводная сокровищница, она же тюрьма, она же театр.

И у нас теперь нет даже средства выбраться.

Я сползла на пол и схватилась за голову.

— Тиль… — коснулась моего плеча рука мужа, — ну, не расстраивайся… Мы что-то придумаем, непременно.

Что бы мы ни придумали — даже если мы сможем выбраться из комнаты-клетки, у нас нет шансов. Добраться до ларипетры до того, как сцапают, будет чудом. А соединить ее с серебром, которое еще в куче сокровищ надо отыскать — и подавно. Мы выберемся, только если нам позволят. А нам не позволят — король Басс живое пока тому доказательство. Теперь целью будет не жить, а выжить — из «мозгов» не превратиться в «мясо». Писать научные трактаты о подводной жизни сирен, которые никто никогда не прочтет.

А ведь мне предлагали… А я его жизнь выбрала. Жизнь авантюриста, в котором резко взыграла застарелая ненависть. И пожизненное заключение под водой на потеху сиренам.

Если бы… Если бы его никогда в моей жизни не случалось!

«Любовь делает нас по-настоящему живыми».

Тогда ты никогда бы не ожила по-настоящему, Тиль. И — ради жизни на дне моря?.. Я ударила ладонями по полу и заскулила, раскачиваясь. Кастеллет неожиданно прижал меня к своей груди, начал гладить волосы.

— Ну, прости… это все моя вина… Трусишка…

— Да, твоя… — тихо подтвердила я. — Можешь любоваться теперь на короля Басса сколько влезет — он наш сосед.

Выскользнув из мигом ослабших Кастеллетовых объятий, я зашагала туда и обратно. Пытаясь успокоиться, начала разглядывать нашу прозрачную стену. Потрогала рукой. Эластична, будто натянутая ткань, но… не больше. Проплывающая мимо сирена махнула хвостом и подмигнула. Обнажила острые зубы в улыбке. Я отпрянула. Новая реальность. Привыкаем, Тиль. Король привык? И ты привыкнешь.

Король. Он улыбался и изобразил приветственный поклон. Я бессознательно сделала свой лучший книксен. Король подошел к столу. Я вытянула шею. Он что-то писал.

Что же, Тиль… Раз жизнь изменилась… придется приспосабливаться. Условия не так уж плохи. Туалетный столик, пуфик, два кресла, шикарная кровать на гнутых ножках и с великолепными перинами, шкаф, письменный стол.

Я подлетела к нему в три шага. Чернильница, бумага, перья и карандаши. Слава Видящему! Шкаф — так, что у нас тут?.. «Естествознание», «Книга о траволечении»… «История и обычаи архипелага Вольных Торговцев». Автор… «в пересказе со слов барда Сваля». О-о! А вот это сокровище! Я тут же сгребла книгу и прижала к груди.

Обвела взглядом новое жилье и… врезалась им в соседа, о котором успела забыть. Маньяке, которого я люблю, прости Видящий. Он стоял посреди «комнаты"-"аквариума» и сверлил взглядом короля, что показывал листок бумаги с надписью: «Я Тириан Басс. Приветствую в пещере Финтэ Серебряной».

— Тириан Басс, — процедил Кастеллет сквозь зубы, будто выплюнул. И бросился на стену с воплем: — Убийца!

Стена прогнулась под ударом, и Чак съехал по ней носом прямо под туалетный столик. Я покосилась на подводный коридор: сирены снова собрались у нашего «аквариума» и беззвучно хохотали. То ли они слышали нас, несмотря на звукоизоляцию, то ли им было достаточно немого движения.

— Тириан Басс!

Мне хотелось упасть ничком на кровать. Вместо этого я подошла к столу, отложила драгоценную книгу и взялась за перо.

— Я тоже тебя убью!

«Тиль…», — начала писать я и задумалась: писать настоящую фамилию? Стоит ли нас представлять?.. Стоит ли ему знать, кто такой Чак Кастеллет и отчего бросается на стены с намерением его убить?..

Я обернулась: Чак снова сполз по прогибающейся стене и… оказавшись на полу, бил в него кулаком и… плакал. В очередной раз когтистая лапа сжала мое сердце. Приходится смиряться с тем, что любовь не выбирает, что ты любишь всяких упрямых ослов, и от того сам становишься идиотом. Факт есть факт, и его из жизни не выбросишь. Этого ребенка некому было утешить всю жизнь. Шарк — сам не выздоровел от раны, если это вообще возможно, так что он мог? А с Чаком… можно?..

Он так и не вырос.

Нет. Ответ — точное «нет» — Тириану Бассу совершенно точно не стоит знать, кто мы такие. Я дописала: «и Чак, молодожены».

Продемонстрировала бумагу королю. Снова кивнула, улыбнулась дежурно и присела к Кастеллету. Взяла его за плечи.

— Чак… Иди сюда.

Обняла его как маленького, погладила по рыжей голове. Он схватился за мое запястье, как за последнюю надежду.

— Тиль, он… он виноват…

— Может быть, — поддакнула я ему, потому что взывать к разуму сейчас лишне.

И потому что каждый в чем-то да виноват. Один вот этот индивидуум чего стоит. Со всеми своими ранами. Кто его знает, у кого их сколько. И не убивать же его за это.

— Я его убью.

— Не убьешь. Но поугрожать можешь, если тебе от этого легче.

Чак поднял на меня мокрое лицо и повторил упрямо, как мальчишка:

— Убью.

— И чем ты тогда будешь лучше? — я ласково поправила его челку.

Ребенок. Несчастный ребенок. Когда нам плохо — мы такие бедные дети.

Он поймал мою руку и серьезно уточнил:

— А я лучше?

Я пожала плечами и улыбнулась.

— Не знаю. Но хочешь ведь.

— И смогу?

— Если захочешь — точно сможешь.

Чак хмыкнул. Как-то… довольно.

И постепенно начал возращаться к облику обычного Кастеллета. Который не только плакать, но даже злиться не станет. Только меня не обманешь. Я — жена. Я теперь знаю. О чем он плачет. Утер щеки, брякнул что-то вроде «ладно, мелочи» и попытался встать. Я придержала и уточнила:

— Будешь смирно себя вести? — и подмигнула.

Он слабо улыбнулся в ответ. И устало ответил, ткнув пальцем в сторону королевского «аквариума»:

— Ты не знаешь, каково это.

— Я знаю, что политика сама по себе — зло. Но о том, каково было тебе — послушала бы.

— Ты сейчас серьезно?..

— Конечно, — я даже удивилась. — Давно гадаю, между прочим, как оно тебе было. Знаешь, что мне однажды сказала Ро?

Кастеллет поджал губы, сложил руки на груди, отвернулся. Спросил почти безразлично, почти весело:

— Что?