Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья

Из биографического лексикона алъ-Маркризи (ум. 1442)2

ФРАНКИ В АЛЕКСАНДРИИ

Почти половину столетия ан-Насир Мухаммед был первостепенной фигурой в Каире. К его времени относится попытка мамлюков участвовать в разделе наследства ильханов, как показал пример Эретны. После гнусного, но удачливого Бейбарса (прав. 1260 -1277), подлинного основателя мамлюкского султаната, именно ан-Насир утвердился на каирском троне окончательно в 1309 году через несколько десятилетий, заполненных борьбой за власть, и с тех пор до своей смерти в 1340 году спокойно смог править3.

После этого в летописях отмечены до 1363 года одиннадцать смен правителей. Последние инсценировал Йелбоджа Старший, военачальник, собравший вокруг себя воинство, которого все боялись. Он назначил правителей по своему усмотрению, несовершеннолетних сыновей умерших султанов; себе он присвоил титул «великого эмира»4. Султан аль-Ашраф Шабан, юноша, которого посадили на трон в 1363 году, тоже был творением Йелбоджи. Его власть казалась непоколебимой, и все же через несколько лет он был убит своими собственными мамлюками, а те, свободные от своего деспота, но и покровителя, пали жертвами, за немногим исключением, необузданной ярости так долго мучимых жителей Каира5. Это обстоятельство способствовало тому, что аль-Ашраф Шабан смог утвердиться до 1376 года — период, который современник, оглядываясь на бывшую перед этим смуту, ощущал как счастливый6. Если можно говорить действительно об улучшении расшатанных условий жизни мам-люкской империи, то оно было коротким. Кроме того, к первым годам султана аль-Ашраф Шабана относится и роковое событие, которое раскрыло слабость империи: крестовый поход Петра I Лузиньянского, короля Кипра. Расхищение и разграбление Александрии в 1365 году явились кульминацией этого предприятия. Уже упомянутый современник, некий Мухаммед Касим ан-Нувайри из Александрии, рассказал об ужасных кошмарных снах, в которых объявлялось несчастье: одному человеку показалось, как будто бы у него сгорели указательный и средний пальцы, так что он больше не мог совершать ритуальную молитву по правилу: это не могло означать ничего другого, кроме катастрофы, которая разразится над исламом. Аодин купец увидел себя во сне в крепости на побережье, и мужчин и женщин снаружи охватил вдруг необъяснимый ужас; плача они били себя в грудь, умоляли посланника Бога о защите, «и потом я увидел орду франков, прикованных друг к другу, — они вторглись в Александрию; у некоторых из них были хвосты, как у обезьян». А один испытанный борец с неверными видел во сне в мае 1365 года в Дамаске, как ему приказали поспешить в Александрию, чтобы помолиться там за упокой мусульман. Когда он туда прибыл в сентябре, несчастье как раз произошло. «Я оделся как франк и смешался с ними, так как я понимал их язык. Я пробрался к королю Кипра, стал одним из его слуг. Я украл золотую шпору, которую позже заложил в ломбард за триста дирхамов серебром7. Франки тогда брали на службу мусульман, которые должны были тащить им награбленную добычу. «Мы вас после этого отпустим», — обещали они им. Когда франки закончили грабить, то схватили семьдесят человек из них и приковали к мачте корабля, который стоял на якоре у острова (Кипр), и открыли огонь, так что они сгорели»6.

Нападение на Александрию повредило авторитету мамлюкской империи настолько, что Ала-ад-дин, князь Карамана, был вынужден искать компромисса с киприотами; так как он больше не мог рассчитывать на достойную упоминания поддержку со стороны мамлюков, то самым благоразумным было прекратить бои с Петром Лузиньянским9. Влияние мамлюков на политику Анатолии значительно снизилось несмотря на то, что Петр потерпел крах в дальнейших предприятиях, которые были направлены против Левантийского побережья: летом 1366 года часть его флота затонула во время шторма, немного позже попытка высадиться в Триполи была отбита10. Неизвестно, дошло ли до слуха мамлюков в Каире, что усилия Петра добиться энергичной поддержки в осуществлении своих военных планов от европейских королей принесли мало результатов: европейские поселения в Александрии были тоже разграблены его крестоносцами, и итальянские торговые республики приложили все силы к тому, чтобы их экономическим интересам снова не помешала такая война на религиозной основе, которая в их глазах могла только причинить зло 11.

Стремления восстановить Александрию не дало плодов. И в 1369 году посланник султана поехал на Кипр, он должен был согласовать мирный договор. Снова оживилась торговля. Пленных мусульман, конечно, не передали, они стали тем временем христианами12. Угрожать султан не мог. Но он подготовился к одному предприятию, которое должно было вытеснить из памяти перенесенный позор: десант на Кипр. Для этого были построены корабли, среди них транспортное судно для лошадей. В роскошном облачении аль-Ашраф Шабан поскакал однажды в ноябре 1366 года из крепости вниз, к Нилу, чтобы увидеть укомплектованные экипажами для боя корабли, парадом плывущие по реке.

Йелбоджа Старший, создатель этого флота и сильный мужчина, который со своей солдатней вызывал страх и ужас, после маневров удалился в свою роскошную палатку. Торжества показали наблюдающей толпе его мощь. Но она оказалась более хрупкой, чем можно было предположить. Так как Йелбоджа был садистом, жестокой суровостью согнул он своих военных рабов; кто роптал, тому он велел отрезать язык. Делегация мамлюков за несколько дней до этого умоляла его о более мягком обращении, но была грубо выпровожена. Но в то время как Йелбоджа еще воображал себя на вершине власти, удар по нему уже был подготовлен. Его роскошная палатка была окружена. Когда он узнал об опасности, то оделся феллахом и ускользнул, объединил вокруг себя в Каире всех тех, кто еще был ему верен, занял крепость, назначил нового султана. Но жители Каира (это мы уже слышали) не дали на этот раз себя снова запугать. Они отказались присягать на верность: базары были закрыты, чернь пела издевательские песни о Йелбодже. Аль-Ашраф Шабан находился в это время на западном берегу Нила под Имбаба; на лежащем перед ним острове на Ниле Замалек Йелбоджа собрал оставшиеся у него силы. Перед бесчисленными любопытствующими, которые не делали тайны из своей симпатии к аль-Ашраф Шабану, устраивали обе партии сильные перестрелки через рукав Нила, причем использовалось и огнестрельное оружие. Наконец, привели новый флот, чтобы доставить султана на восточный берег. При этом флот был сильно поврежден. Аль-Ашраф Шабан спасал для себя султана: Йелбоджа Старший наконец попал в руки собственных мамлюков и был убит13. Тиран был мертв; наступательная кампания тоже была проиграна.

КРИЗИС ИМПЕРИИ МАМЛЮКОВ

Пословица: «Нужно знать, кому давать взятку, так как каждый любит жизнь и хочет царствовать!»

По этому поводу одна история. Друг рассказал мне: «Как-то я совершал паломничество из Дамаска в святой Иерусалим. По пути остановился на ночлег. Было холодно и ветрено. Мы, несколько человек, (были в одном из складских помещений, среди нас один дрессировщик со своей женой, громадной обезьяной и клячей. Мы сидели и беседовали, и ночь продолжалась. Тут обезьяна притворилась, будто она совсем сонная и дремлет. «Эта обезьяна что-то намерена делать, — сказал я себе, — поэтому она представляется сонной и хочет, чтобы мы уснули!» Поэтому я стал внимательно за нею следить. Все наконец задремали, один я только притворился спящим. Я хотел увидеть, что она будет делать. Так как она теперь думала, что все спят, то направилась к жене своего хозяина, дрессировщика, и совокупилась с ней. Когда я это увидел, я привстал, и когда обезьяна заметила, что я за нею наблюдал, пошла и обшарила карман своего хозяина, выташила кошелек с деньгами, а именно с пятьюстами дирхамов, и принесла его мне — как будто хотела сказать: «Возьми это и молчи!» Я взял деньги, помолчал и уснул, страшно удивленный тем, что увидел. Утром мы сидели вместе с дрессировщиком, который вдруг заметил, что у него украдены деньги. Он закричал: «Слуги, дверь не открывать, мои деньги пропали, но обезьяна знает, кто это сделал, так как она охраняет нас, когда мы спим!» Слуга запер дверь. Я страшно испугался, что обезьяна укажет на меня, и не знал, что делать. Если бы я вытащил деньги и рассказал, что произошло, мне никто бы не поверил. Итак, я молчал. Когда стало совсем светло, пришли все обитатели ночлежки. Их было немного, среди них один еврей. Обезьяна осматривала всех по очереди. Наконец, она подошла к еврею, крепко уцепилась за него и начала визжать. Все закричали: «Это еврей, и никто другой украл у дрессировщика деньги!» Но еврей настаивал на своей невиновности. Теперь дверь снова была открыта. А я удивлялся обезьяне, что она вцепилась в еврея, а не в мусульманина. Дрессировщик потащил еврея к наместнику, чтобы тот приказал его высечь. Тогда я сказал себе: «Это несправедливо. Пойду к наместнику и расскажу, что я видел». Когда я к нему вошел, еврея уже приковали, чтобы бить. «Не его! — крикнул я. — Он ничего не сделал!» Теперь я сообщил все, как произошло, и отдал деньги дрессировщику. Наместник приказал убить обезьяну, и ее заковали и забили». Разве это не удивительно? Посмотри... на обезьяну! Она знала: надо дать взятку, тогда дело уладится! На сколько больше знают сыновья Адама об этом!14.

Эту историю, от которой волосы встают дыбом, рассказывает нам Мухаммед Сасра из Дамаска, вставив ее в сообщение о разрушении его родного города во время волнений, в которых черкес Баркук снова завоевал для себя султанат после того, как его на несколько месяцев прогнали с каирского трона и держали в плену в крепости Керак. В декабре 1389 года Баркук сумел собрать под Дамаском вокруг себя часть своих старых сторонников: в самом городе, однако, он сначала не мог удержаться, так как чернь, подстрекаемая кади Ибн аль-Кураши, одержала верх. В последующих стычках, в которых особенно наводил ужас грохот пушек, целые кварталы города начинали гореть. Полный бессильной ярости Ибн Сасра сообщает: Ибн аль-Кураши и его сторонники, «дураки», сидят в безопасной башне, подстрекают ободряющими выкриками массы на борьбу и покорно мирятся с тем, что город превращается в развалины. Разве Пророк не предупреждал, что если два мусульманина скрестили друг против друга клинки, то оба сгорят в огне ада? Об этом вспоминает Ибн Сасра, и о своей ненависти к тому самому Ибн аль-Кураши пишет он в своем дневнике, чтобы облегчить душу. Неподкупным должен быть судья, требует Ибн Сасра с ожесточением, правда, не объясняя нам, насколько нарушил эту заповедь Ибн аль-Кураши.

Он добавляет анекдот о силе воздействия подарков, которые приподмосятся в нужный момент, — именно таковы теперь исламские сановники, насквозь испорченные! Так сильно развращены люди властью денег, что даже обезьяна может следовать этому! Жалобы на судей и других чиновников, которые предоставляют свои услуги эмирам для прикрытия их предосудительных махинаций, не принимая во внимание шариат, соблюдение которого они должны гарантировать, в сирийских и египетских источниках четырнадцатого века не редкость. Мамлюки, часто лишь поверхностно знакомые с исламом, правят и притесняют по своим собственным правилам; они не изгоняли местных образованных мусульман, они подчинили их себе, так как именно мамлюки распределяли доходные должности. Политическое влияние семей, таких как Бану Сасра, из поколения в поколение занимавших посты, которые можно было получить только после обстоятельного изучения исламских наук, постепенно уменьшалось, по меньшей мере, с середины четырнадцатого века15.

Так возрастала, как казалось Ибн Сасре, власть чистых денег 16. Богатый маклер и бессовестный делец Ибн ан-Нашу - это был как раз человек по вкусу военных: он мог им достать необходимые деньги, и поэтому они сделали его эмиром — ранг, который ему никогда в жизни не удалось бы получить из-за его низкого происхождения! И, наконец, этот Ибн ан-Нашу, который брал себе должность за должностью, был истинным правителем Дамаска. Значит, наступили плохие времена для тех, кто еще поддерживал старое образование! Ибн Сасра доверил своему дневнику многочисленные стихи, в которых говорится о всесильи денег: у кого есть деньги, к тому прислушиваются; деньги помогают трусу победить героя; деньги решают, что правильно, а что неверно, — короче, деньги могут просто все! И не в последнюю очередь именно дьявол сеет такую мудрость; Ибн Сасра верит в это совершенно серьезно17.

Жестокость, беззастенчивость — это было все, что ожидало местное население в городе и на селе от правящей военной касты. По поводу введения в должность наместника в Дамаске, в честь которого город, как обычно, должен был быть иллюминован, Ибн-Сасра пишет, что население было очень обрадовано, так как впереди этого человека шла слава, что «он лишь немного вреда приносит людям»18. О грубой силе и кровавых столкновениях между местным населением и мамлюками, которые большей частью одерживали верх благодаря их вооружению и владению военным исскуством, источники рассказывают нередко19. Конечно, нельзя приписывать мамлюкам всю вину за нищету, о которой арабские летописцы четырнадцатого пека сообщают так часто и, как это кажется, чаще, чем в предыдущие эпохи. Может быть, те, кто тогда писал историю, воспринимали нужду и коррупцию лишь острее, чем раньше, именно потому что они, принадлежащие к слою имеющих исламское образование в столицах, видели, что их общественному и политическому статусу все больше и больше угрожает опасность20.

Кризис империи мамлюков, который начался в середине четырнадцатого столетия, имел много причин. Ужасное сокращение населения в год чумы 134921 тоже относится к этим причинам; какое влияние мамлюки оказывали на менталитет, на настроение людей Ближнего Востока, до конца еще не известно. Однако можно себе представить, что расходы военной касты на свое содержание стали в смутное время еще более тяжким грузом, так как теперь они должны были лечь на плечи меньшего количества людей, чем до этого. Природные катастрофы тоже обостряли бедственное положение населения. Источники отмечают, что между 1365 и 1369 гг. Сирия подверглась нашествию саранчи. Против нее существовал только один способ борьбы: в Дамаске на башне замка и на одном из минаретов вешали медные бутылки, наполненные определенной, привезенной с Востока ключевой водой; она должна была привлечь птиц, похожих на скворцов, которые уже в воздухе ловили и поедали саранчу. Вера в то, что таким образом можно победить вредителей, была подтверждена документально и в Османской империи при Мехмеде Завоевателе (прав. 1444-1481). Египту, снабжение которого зависело от ежегодного паводка Нила, пришлось страдать не меньше. Зимой 1373-1374 гг. уровень воды в реке был значительно ниже среднего, так что султан приказал читать молитвы. Позже цены на продукты поднялись на такую высоту, что каждого зажиточного заставили государственной властью кормить определенное число бедных, которым под угрозой наказания распятием на кресте было запрещено просить милостыню на рынках. И подаяние было запрещено22. Очевидно, таким образом начинающий разваливаться султанат «тюрок» пытался бороться с нищетой и одновременно препятствовать всяким волнениям. Что удивительно, так это то, что астрологи в таком положении предсказали на следующий год и на 777 (х) (начался 2 июня 1375) одни несчастья! Другого совсем не ожидали, и что плохие предсказания не подтвердились, это достойно внимания хрониста — причем он, по-видимому, подорожание в Сирии вообще не считал бедой23.