Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья
Шрифт:
Приходит с Востока один юноша, его лик,
более сияющий, чем полная луна!
Гибко сгибается его фигура,
еще более гибкая, чем ветка.
«Откуда ты?» — спросил я, когда он пришел
искусить меня. Он молчал
и смотрел на Восток. И тут я крикнул:
«Оттуда постоянно приходит наказание!»
И посланник. Бога — пусть Бог помолится за него и подарит ему исцеление! — сказал: «Благослови нашу Сирию, Боже, и наш Йемен!» Тут кто-то спросил: «И наш Восток, о посланник Бога?», на что Мухаммед повысил тон: «Там поднимается род сатаны, там девять десятых всего колдовства; все вредные новшества, все несчастья — большей частью приходят с Востока!»1
Ибн Сасра (ум. после 1397)
Не слишком хорошо знали в Дамаске о событиях на Востоке исламского мира. Иначе не пришлось бы в начале 1388 года бояться нападения Тимура на Сирию, так как уже в январе он получил известие о лету млении войск Тохтамыша и спешно отправился в Манераннахр 2. Но неточные сведения о событиях и закулисной стороне этих событий и воспоминания
Война Тимура против эмира Вали из Мазендерана и сразу после нее трехлетняя кампания с 1386 по 1388 год дали, однако, повод для серьезных тревог, о чем уже говорилось. В марте 1386 года князь Мардина сообщил в Каир, что войска Тимура захватили и разграбили Тебриз5. Поздней осенью узнали более точно: Ахмад Увайс послал миссию в Каир. То, что она сообщила, совпадает в основном с тем, что передает историография Тимуридов. Уже давно войска Чага-таев активно действовали в Иране, приблизительно год назад разграбили Тебриз и окрестности; и теперь пришел Тимур и потребовал, чтобы Ахмад У вайе подчинился ему — он должен чеканить монеты с именем Тимура и упоминать его в проповедях по пятницам6. Знали ли в Каире, что военные походы Тимура в тот год были задуманы для уничтожения иранских мелких князей и отражения Тохтамыша, который незадолго до этого руководил разбойничьим набегом на Тебриз?
Если Ахмад Увайс, вероятно, убаюкивал себя надеждой, что султан Баркук окажет ему поддержку, то он заблуждался. Стабилизации джелаиридской империи, интересы которой в Анатолии, должно быть, совершенно противоречили мамлюкским7, никто в Каире не стремился содействовать. Ничего не изменилось от того, что Ахмад Увайс попросил настоятельно предупредить султана о предполагаемом намерении Тимура пойти на мамлюкскую империю в 1387 году. Не Джелаирид, а правитель кипчаков, Тохтамыш показался Баркуку подходящим в этом положении партнером. Взаимодействие мамлюков с потомками Батыя хорошо сработало против ильханов, почему бы и не против Тимура, который как раз собирался присвоить себе их наследство? Еще в 1386 году из Каира отправилась миссия в Куманскую степь8. В начале 1387 года в Малатье готовится заговор Минтаса; влияние Баркука на Восточную Анатолию убывает. Вскоре после этого в Каире становится известно, что войска Тимура осаждают Амид, а Кара Мухаммед, предводитель туркменов «Черного барана», разбитый мавераннахрской армией, ищет убежища в Малатье. Теперь, действительно, нужно было торопиться, потому что как молено было бы в таких обстоятельствах успешно отражать нападение Тимура на Сирию? Но военная касса султана пуста. В удручающих ссорах с учеными-правоведами Баркук силой добивается того, что хотя бы был внесен эквивалент годового дохода с поместий, освобожденных от налогов благодаря пожертвованиям с благочестивыми целями. Четыре эмира с войсками отправляются в Алеппо, где ожидают хорошие вести: Кара Мухаммед разбил чагатаевское войско, которым командовал сын Тимура; Тимур отступает из Восточной Анатолии!9
Еще раз легко отделались, толком не зная, почему. Если бы Тимур планировал серьезно удар по Дамаску, то мамлюкский султан едва ли нашел бы средства на оборону. Но внимание Тимура было направлено, прежде всего, на Иран и границу на Кавказе. Поэтому начинающиеся стычки с мятежниками из-за Минтаса не привели к катастрофическим последствиям, которые могли бы быть в другом случае.
В конце 1392 года население Сирии и Египта снова было напугано известиями о том самом Тимуре. Он наносит удар по Западу, желая сначала уничтожить Музаффарида Шах-Мансура в Ширазе. Но снова волнения, на этот раз в Самарканде, вынудили агрессора отступать10. Источники, близко стоящие к Тимуру, называют заболевание полководца под Бухарой ответственным за временное прекращение военного похода; кроме этого, наступление Тимура затягивалось из-за борьбы с еретиками Сайдами под Амолом11. Шах-Мансур воспользовался непредвиденной отсрочкой12, чтобы получше подготовиться к борьбе, и лишь с большим трудом Тимур избежал поражения и даже смерти в решающей битве13. В тяжелых боях воины Мавераниахра в ответ на это победили летом 1393 года своих врагов в Западном Иране и вошли осенью в Иран. Все это происходит в то время, когда в Сирии бедуин Нуайр отворачивается от своих соратников, мятежников Минтаса, и предает султана Баркука. Даже в Каире людей охватил ужас, когда они услышали, что Синджар и Тебриз, находившиеся с некоторого времени под властью мамлюков14, были опустошены Тимуром, и что Багдад взят15. Как можно было вооружиться к отражению такого агрессора после только что окончившейся гражданской войны? Уже с середины 1393 года Тимур постарался прозондировать почву для нападения на мамлюков и посеять замешательство целенаправленной ложной информацией. В Каире как раз с ликованием встретили сообщение о смерти Минтаса, когда в мае или июне прибыла миссия, которая принесла послание Тохта-мыша с выражением дружбы — фиктивное послание, как потом выяснилось, составленное по приказу Тимура16. Вероятно, представитель рода Чагатая надеялся, что сможет ввести Баркука в заблуждение ложной надеждой на поддержку кипчаков. На южной окраине Анатолии, куда мамлюки как раз распространили в последние годы свое влияние, Тимур, очевидно, хотел оживить для своей пользы старые связи с ильханами, наследником которых он себя считал. Мадж-ад-дин Иса, князь Мардина, сообщил летом Баркуку не только о военных успехах мавераннахрцев в Азербайджане, но и предупредил его о том, что Тимур потребовал от него подчинения, и он не нашел другого выхода, кроме как извиниться за контакты с Каиром. Тимур не хотел ни с чем считаться ради того, чтобы султан Египта даже не мог ничего сказать в Марди-не. Другие известия подтверждали также, что Тимур стремился подорвать положение мамлюков в прежнем пограничном с империей ильханов районе. Так, он велел передать наместнику Ар-Рахба подарки в знак выражения дружбы и — как дерзкое требование предательства
по отношению к Баркуку! Ибн Сасра, внимательно наблюдавший за политическим развитием того времени, пишет в своем дневнике, что этот план Тимура провалился, посланников разрубили пополам — злодеяние, искупления которого Тимур будет постоянно жаждать в последующие годы.В Каире скоро услышали также о смерти Шах-Мансура — мало радующая весть, так как Чагатаиды теперь не должны были ожидать какой-либо серьезной опасности с юго-востока. Отрубленную голову Музаф-фарида Тимур приказал отправить в Багдад Ахмаду Увайсу вместе с настоятельным советом сдаться добровольно. Ахмад тоже начал чеканить монеты с именем Тимура, но это не могло спасти его от нападения — Багдад пал!17. В сентябре 1393 года прибыл еще один посланник из Мардина в Каир; между тем Тимур завладел и страной курдов: двадцать шесть городов Востока — вероятно, имеется в виду северовосточный пограничный район мамлюкской империи — присвоил он себе и прилагал большие усилия, чтобы покорить и Басру. Итак, внушающие опасение перспективы! Миссия османского султана Баязида (прав. 1389-1402) укрепила опасения еще больше: она описала действия Тимура и предупредила Баркука, чтобы он был начеку . Но был еще один проблеск надежды. Бои за Басру развивались не так, как, вероятно, ожидал Тимур. Князь бедуинов Салих Джа-улан19 успешно отразил атаки и взял в плен сына Тимура Мираншаха — неприятный случай, о котором умалчивают летописцы из окружения Тимуридов. По-видимому, Мираншах освободился только в результате обмена на одного из сыновей Ахмада Увайса, удерживаемого Тимуром20. Того, что поражение под Басрой помешало бы мавераннахрцам напасть на Сирию, конечно, вряд ли можно было ожидать.
Баркук не мог уйти от вооружения войск, которые были бы в состоянии защитить империю. Относящийся к этому указ послали в Дамаск, где он, как пишет Ибн Сасра, восемнадцатого октября 1393 года был объявлен: наместник должен со своим войском продвинуться к Евфрату. Восторга у мамлюков этот приказ не вызвал, пишет Ибн Сасра и сообщает о мероприятиях населения Дамаска для защиты города, а также об усилиях судей поощрить желание защитить город. Войско султана уже подошло для поддержки. Неделей позже жители Дамаска смогли ощутить последствия подготовки к войне: зерно было конфисковано, и лишения людей стали еще больше, чем в дни правления Минтаса. Одновременно в городе распространились страшные слухи о неистовствах маве-раннахрцев в Багдаде; самые различные народности были в войске Тимура, всего около пятисот тысяч боеспособных мужчин21.
Вскоре появился повод к новым тревогам. В Алеппо с конца лета Ахмад Увайс ожидал, что Баркук предоставит ему убежище в мамлюкской империи. После того как султан посовещался со своими эмирами, он приказал сопроводить в Каир низвергнутого с престола правителя22 со всеми подобающими ему почестями — решение, которое могло только укрепить враждебное отношение Тимура к мамлюкам. В середине декабря Джелаирид со своей свитой прибыл проездом в Дамаск. Как и полагалось правителю, он был принят наместником. Но город наводнили чужие, «злодеи, которые не считали прием гашиша позором; совершенно открыто совершали они мерзости... Из-за отсутствия у них манер их ненавидели жители Дамаска, и Бог решил только Тимура поставить над Ахмадом и его кликой, потому что они своими злодеяниями заслуживали этого». Таково было мнение Ибн Сасры, который поддерживает мнение тимуридских источников о Джелаиридах и сразу же добавляет еще сообщение наместника Иерусалима, который возмущен тем, что те странные гости, когда находились в его городе, отказались выразить почтение святыне, а предпочли отправиться за покупкой наркотиков23.
В конце года Ахмад Увайс со своей свитой отправился в Каир, где Баркук приготовил ему роскошный прием и завалил его ценными подарками. Он назначил ему также удел24. Проявляя такую широту натуры, султан, видимо, лелеял надежду на то, что он сможет расширить свое господство до Ирака, как когда-то уже пытался сделать это Бейбарс, если только тот самый Тимур снова отступит за Оке. Что Баркук вынашивал такие задние мысли, выдает нам то обстоятельство, что он породнился с Джелаиридами — средство для обоснования претензий на власть, которым также часто пользовался Тимур.
Между тем Баркук форсировал в Каире подготовку к военному походу против Тимура; распространившаяся в Дамаске весть, что султан сам пойдет со своим войском, соответствовала действительности. Но сейчас, как это уже было не раз, султан должен был решить неприятный вопрос, как ему финансировать вооружение своих войск. Через несколько дней после приезда Ахмада как раз пришло известие о нападении Тимура на Эдессу. Баркук произвел смотр войск, причем они начали бунтовать из-за недостаточных выплат, и это в присутствии гостя26! Как можно было побороть усталость мамлюков от войн? Имуществом сирот, которым заведовали судьи! Один шафи-ит среди них, который не хотел и в беде идти на такие махинации, был снят со своей должности, на которую уже давно положил глаз соперник; он одобрил предосудительный способ и заплатил сверху значительную сумму за назначение на такой желанный пост. Кроме того, три состоятельных торговца должны были подписаться принудительно на заем в размере миллиона серебряных дирхамов всего27; и другим способом попытался Баркук поднять моральный дух своих войск. Когда султан, готовый выступить, расположился со своим лагерем за пределами Каира, кто-то подошел к нему и рассказал, что ему приснился Пророк; Баркуку предсказана победа, поскольку он прилежно читал наизусть первую суру. Баркук вознаградил за радостную весть деньгами. Хронист, который описывает этот случай, считает это все заранее обусловленным28.
Тимур, со сноси стороны, послал известие врагам и пригрозил их уничтожением, если они только не сдадутся и в знак этого не признают чагатайского марионеточного хана своим новым правителем. Ибн Сасра цитирует слово в слово писбмо с угрозами в адрес Баркука; воины Тимура являются войском Бога, созданным им в гневе на заблуждения мусульман; непобедима эта армия, нельзя остановить ее воинов, которых обзывают неверными, но которые в действительности являются инструментом Бога, посланным, чтобы наказать не разобравшихся с религией! Без сомнения, Тимур знал настроение людей в странах, которым он грозил войной и разрушениями, так как Ибн Сасра признает в своем дневнике, что тяжелое время, которое пришлось переживать, было наказанием за несоблюдение правил шариата. О чем умалчивает дамасский летописец, это чрезвычайно мучительный для Баркука намек на расхищение денег сирот и на пышно процветающую коррупцию, который Тимур велел вставить в послание. Он, вероятно, бьщ информирован об этом самым лучшим образом, впрочем, немного позже в Каире было арестовано несколько шпионов29. Но Баркук не дал себя запугать; он ответил на послание Тимура тоже грубыми словами, подчеркнул отличное состояние мамлюкского оружия и похвастал, как хорошо натренированы его бойцы30 — преимущество, которое отсутствовало у подавляющего большинства наскоро собранных войск Тимура.