Тирания мух

В свои юные годы дети уже знали, что мама их не любит.

И лучшим во всей этой ситуации было то, что они отвечали ей полной взаимностью.

Между ними отсутствовало чувство, которое так превозносится в книгах о счастливых семьях, но в реальной жизни не так уж и необходимо. Терпимость, в свою очередь, действительно была нужна для поддержания равновесия в семье. Мать с большим трудом выносила странности своих детей, а те терпеливо позволяли этой женщине на каблуках, их генетическому инкубатору, постоянно пытаться что-то в них поправить с помощью книг по самоанализу и бессмысленных вопросов.

Таким образом в их семье достигался необходимый баланс, который временами принимался почти что за счастье.

Внутри семьи существовал молчаливый уговор. Нужно признать, что его заключили не произнеся ни слова — всех объединял лишь страх, похожий на тот, что испытываешь в кошмарном сне. Как только у Калии проявились художественные наклонности, она мгновенно попала под пристальное внимание всех членов семьи. И не столько она сама, сколько каждая линия, выходившая из-под карандаша одаренного ребенка. Все внимательно рассматривали бесчисленные зарисовки обезьяньих поп, скрупулезно запечатленных в период течки, изучали каждый волосок на хоботах у слонов и фрактальные узоры у насекомых. Все искали крылья — знак Калии, ставшей вместилищем смерти или провозвестницей Божьей воли.

Другими словами, все превратились в ее надсмотрщиков.

Совсем неудивительно: в этой стране следить за соседом, дочерью или младшей сестрой — обычное дело, как очередная домашняя обязанность. И семья добросовестно ее выполняла.

По-настоящему добросовестно… до этого дня.

— Мы все умрем? — спросил Калеб, заметив, что под рукой Калии проступают очертания крыльев.

— Конечно, нет, — ответила мама, но ее глаза выдавали, что она пытается скрыть правду.

Она сгребла все рисунки, лежащие перед Кали-ей, и смяла их, превратив в бесформенные бумажные шары. А потом закричала:

Оставь меня в покое! Чего тебе еще от меня надо?

Она схватила Калию за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза.

Калия выразила несогласие гримасой и невнятным мычанием, пытаясь вернуть себе отнятые матерью комки бумаги.

— Я сожгу твоих чертовых бабочек! Ты слышала меня? Спалю их дотла.

Надо признать, Калия не подняла на мать насмешливый взгляд, как жуткие дети в фил ьмах ужасов, не завыла в темноту, не превратилась в оборотня и ничем не проявила свое недовольство. Только покрепче сжала в кулачках карандаши, чтобы маме не пришло в голову отнять и их.

Раньше папа терпеть не мог усы. Ему казалось, они придавали неряшливый вид. На то, чтобы усы были опрятными и красивыми, требовалось много свободного времени. В противном случае они напоминали бесформенную кляксу, смахивали на лобковые волосы посреди лица. Отцу вечно не хватало времени, поэтому он брился каждый день, раздражая свою и без того чувствительную, покрытую морщинами кожу. Он воспринимал это как необходимую рутину, домашний ритуал.

В прошлом отец ненавидел усы. Но с тех пор все поменялось. Теперь у него хватало времени на то, чтобы строить планы и даже следить за еле заметным ростом волос на лице.

Какой же он был идиот, что не носил усы. С ними намного практичнее. Прощайте, ржавые бритвы, раздраженная кожа и утренние порезы.

Это изменение было первым в последовавшей череде многих других: отпустив усы, отец словно вернул себе часть потерянной власти, эта бесформенная растительность на лице приносила ему своеобразное утешение. Он считал себя человеком немедленного действия и быстрого ума. Отец прекрасно понимал, почему Генерал решил носить усы. Этот выбор был продиктован не эстетикой, а гениальной мыслью.

Мужчина с усами всегда внушает доверие.

Даже более того, в его руках всегда будет власть.

Очевидно, что мужчина с усами способен взять в свои руки бразды правления семьей или страной. Больше всего отец хотел быть справедливым. Он хотел, чтобы дети его любили.

Люди, облеченные властью, прекрасно знают: чувство любви всегда идет рука об руку со страхом. Мы любим то, что нас пугает, и наоборот.

Тень, отбрасываемая усами на лицо, придавала ему моложавый вид и скрывала губы. Отец понимал, что Генерал был умным, мудрым человеком, опередившим свое время: тот, кто произносит слова, которые нельзя прочитать по губам, — победитель, а не проигравший.

В семейной жизни, как и в политике, эту разницу нужно было обозначить очень четко.

Впервые за долгое время, в первый раз после того, как он попал в опалу, отец был счастлив: посмотрев в зеркало утром, он не узнал самого себя. На мутной поверхности отражалось новое лицо, не похожее на лицо отца.

Это было лицо Усатого генерала.

— Угадай, что в пакете.

— Не знаю.

— Подумай, Касандрита. Это подарок для такой красивой девочки, как ты.

— Платье?

— …В цветочек. Тебе нравятся цветы?

— Они окей.

— Нет ничего красивее, чем девочка в цветастом платье, Касандрита. Хочешь посмотреть?

— Ага. Наверное.

— Открой. Забудь про эти скучные куклы. Они были скучные, правда ведь? Тебе не понравилось платье?

— Ага.

— Понятно. Значит, не понравилось. Не волнуйся, тебе не нужно меня обманывать. Касандрита, ты кажешься единственной на свете, кто старается быть честной с Усатым дедушкой. От других я уже ничего не жду, но вот от тебя…

— Я хочу, чтобы ты подарил мне кое-что другое.

— Вот видишь. Мы начинаем друг друга понимать.

— Стул из твоего кабинета.

— Мой стул? А что в нем такого?

— Всё.

— Тебе нравятся стулья? Серьезно? До такой степени?

— Умираю — хочу именно этот.

— Почему?

— Потому что я его люблю.

— Хорошо, хорошо, понимаю. Он очень удобный. Когда-то у меня было ружье. Было в нем что-то особенное. Я не мог с ним расстаться. Ружье понимало меня. Было продолжением моей руки. Скрупулезно выносило мозги… Видишь, Касандрита? Мы с тобой уже ведем взрослые разговоры.

— Что такое «скрупулезно»?

— Аккуратно. Терпеть не могу пятна крови, кровяные потеки. Убийство не всегда приятное занятие.

— Тебе нравилось?

— Убивать? Или мы снова говорим о ружье?

— О ружье.

— Звучит невероятно, но достаточно было просто направить дуло в голову, нажать спусковой крючок, и ружье довольно чисто делало свое дело, почти с хирургической чистотой.

— Ты любил его?

— Оно было полезным. Ты уже задумываешься о любви, Касандрита?

— Так ты подаришь мне свой стул?