Тишина

— Мне нужны ответы.

— Его поймали, — признается он.

— Нет, это не правда, — кричу я, не желая ему верить.

— Они позволили ему провести этот последний день с тобой, пока они опустошали дом.

— Нет.

— Он ушел.

— Нет!

И именно в этот момент мир сошел со своей оси и рухнул в ничто. Я существовала только в царстве пустого пространства. Я не знаю, что произошло дальше. Я не помню, как мы возвращались в отель. Я не помню, как легла спать. В ту ночь ничего не существовало. Я предполагаю, что боль, должно быть, была настолько невероятно мучительной, что я не могла ее терпеть, и все мои чувства обострились. Может быть, это было нечто большее, что избавляло меня от необходимости носить это воспоминание с собой всю жизнь. Что бы это ни было, что спасло меня от ужаса той ночи — спасибо тебе.

Глава 27

Я сижу в своей машине с пистолетом и наблюдаю за Арчером и его дочерью на пляже. Они не обращают на меня внимания, так как я нахожусь достаточно далеко от их машин, но мои глаза ни на секунду не отрываются от них.

Я беспокоился с тех пор, как мне позвонили и сообщили об их новом местонахождении, и теперь, когда я здесь, это беспокойство достигло небывало высокого уровня. Когда кто—то поступает с вами неправильно, это просто так не исчезает. Он гниет и маринуется, разрастаясь как лесной пожар. Я думаю о своем брате, который потерял свою свободу. Он сидит в тюрьме уже больше десяти лет. Его жена потеряла своего мужа. Его дети потеряли своего отца. Мои родители потеряли своего сына. Это волна разрушения, и Арчер заплатит за все, что он разрушил. Но это не моя расплата — это расплата моего брата.

Когда это маленькое семейное воссоединение завершается, я выезжаю из дома на своей машине и жду, пока машина Стива проедет дальше по улице. Ему не требуется много времени, чтобы уйти, и я осторожно следую за ним. Как только мы добираемся до Гиг—Харбор, движение редеет. Петляя по густо заросшим лесом переулкам, пришло время идти.

Я нажимаю ногой на акселератор и сворачиваю на двойную полосу. Когда моя машина поравнялась с его, я вывернул руль и столкнул его с дороги в кювет. Быстрыми движениями я подхожу к его машине, направив на него пистолет.

— Открой гребаную дверь.

Он открывает, умоляя:

— Бери все, что хочешь, но пож...

— Никаких разговоров, — я приставляю дуло к его лбу, когда он смотрит на меня с ужасом. — Это месть за моего брата. Ты сдал Карлоса Монтего федералам, и теперь он проведет остаток своей жизни за решеткой.

Его глаза вздрагивают, когда я упоминаю имя моего брата.

— Он сказал мне убить тебя, но я собираюсь дать тебе выбор, — говорю я ему, издеваясь над ним, потому что, что бы он ни говорил, он умрет. — Я знаю, что твоя дочь здесь и остановилась в «Жемчужном крае».

— Нет, пожалуйста, не надо...

— Выбирай. Ты умрешь или она умрет. У тебя есть пять секунд.

Я передергиваю затвор и досылаю патрон в патронник, когда он настойчиво умоляет:

— Убей меня. Не причиняй вреда моей...

Выстрел.

Выстрел.

Я делаю два выстрела ему в голову, и он безжизненно падает на землю, из него сочится темно—бордовая кровь. Быстро убирая пистолет в кобуру, я оглядываюсь, но по—прежнему не вижу ни одной машины. Я хватаю его под мышки и тащу его тело в лес. Адреналин, бурлящий в моих венах, помогает мне двигаться с огромной скоростью. Швыряя этого ублюдка за кучу кустарника, я бегу обратно к своей машине и уматываю оттуда с трепетом мести, охватившим меня.

Все кончено.

Глава 28

Элизабет

Дождь барабанит в окно, его частицы одиноки и унылы, ожидая, когда к ним присоединятся другие капли дождя. И как только они соединены, они падают, стекая по стеклу. Я лежу в постели на боку и наблюдаю, как этот бесконечный узор повторяется снова и снова. Я уже некоторое время не сплю — не знаю, как долго, но достаточно долго, чтобы заметить, что шторм усиливается каждые несколько минут или около того.

Мрачные тучи нависают, как вуаль, окутанная мраком дисфории. Я знаю, что солнце где—то там, далеко—далеко. Оно отказывается проливать на меня свой свет, но это нормально. Я все равно этого не хочу. Я лучше утону в своих страданиях, чем буду осмеяна ослепительным сиянием.

Тяжесть руки Деклана, когда он кладет ее на мое бедро, предупреждает меня о его пробуждении. Часть меня злится, что он знал и не сказал мне, что вчера я в последний раз видела своего отца. Но в то же время мне нужно, чтобы он был рядом, и чтобы между нами не было вражды. Он продолжает доказывать, что он единственный человек, на которого я могу положиться. Он — все, что у меня осталось, снова.

Я перекатываюсь на спину, прижимаюсь к нему и наблюдаю, как он наблюдает за мной.

— Прости, — прохрипела я, преодолевая напряжение в горле, свидетельство того, как сильно я, вероятно, кричала и рыдала прошлой ночью.

— Ты сильно шлепаешь. — Его губы растягиваются в тонкой усмешке, а затем он меняется, говоря более серьезно:

— Никогда не извиняйся за то, что ты чувствуешь. Все в порядке.

Я больше ничего не говорю, обменивая слова на сдержанность. Закрывая глаза, я ищу уединения в тепле тела Деклана. Мы остаемся в постели большую часть утра, погружаясь в сон и выныривая из него, потому что сон гораздо привлекательнее, чем необходимость смотреть правде в глаза. Реальность может пойти к черту сама по себе, мне все равно, я бы предпочла порезвиться среди фантазий снов.

В конце концов, Деклан решает, что пришло время просыпаться. Я остаюсь под простынями, пока он заказывает кофе и чай. Затем он лезет в мою косметичку и находит мой рецептурный флакон. Я беру таблетку, которую он мне протягивает, и снова принимаю ее за щеку. Как только он оказывается в ванной, и я слышу, как течет кран, я бросаю таблетку за изголовье кровати.

— Он будет в ярости, если когда-нибудь узнает.

— Он не узнает.

Пик встает и прислоняется к затянутому туманом окну, глядя на шторм.

— Все, что они говорили мне о моем отце, было ложью, понимаешь? — шепчу я, понизив голос, чтобы Деклан не услышал.

Пик подходит ко мне, опускается на колени рядом с кроватью и берет меня за руку.

— Я знаю.

— Он был таким, каким я думала, после всех этих лет.

— Ты вообще голодна? — спрашивает Деклан, когда возвращается в комнату, и внезапно Пик исчезает.

Я качаю головой, когда смотрю на него через плечо, а затем снова отворачиваюсь к окну. Деклан призывает меня встать с постели и привести себя в порядок, и я, как автомат, делаю это — все время в оцепенении.

Случилась ли прошлая ночь на самом деле или это был мираж?

Когда я проскальзываю обратно в кровать и сажусь у изголовья, Деклан протягивает мне чашку с чаем. Я держу его в руках, пока пар поднимается в воздух, в конце концов испаряясь в метафорическом представлении.

Деклан садится рядом со мной со своим кофе в руке. Он делает глоток, а затем нарушает тишину.

— Поговори со мной.

Я не отрываю глаз от своего чая.

— Что тут можно сказать?

— Скажи мне, как ты себя чувствуешь?