Тисса горит

— Ну, молодой человек, возьми себя в руки, — уговаривал меня Анталфи, когда мы остались вдвоем.

— Я сам не понимаю, что со мной сталось, — право, не понимаю. Прежде… прежде я никогда так не боялся.

— Ну, да, тогда путь революции вел вверх, теперь же он идет вниз. Но поверь мне, я уже видел нечто подобное: он еще пойдет вверх. Только не надо сейчас же делать под себя со страху.

К вечеру и Анталфи овладел страх. На вечернем представлении он перепутал роль, хотя суфлер орал, как пьяный унтер-офицер. По окончании спектакля он заявил директору, что мы здесь дольше оставаться не можем — для нас здесь недостаточно безопасное место, да и всей труппе могут угрожать неприятности, если жандармы догадаются, что у нас дела не в полном порядке. Директор, понятно, испугался еще больше нашего.

— Вот видишь, — воскликнул он с упреком, — в какое положение ты нас поставил! Лучше всего, если вы сегодня же ночью выедете скорым поездом обратно в Будапешт. Я оплачу вам проезд.

— В Будапешт? Нет. Мы поедем в Словакию. Ты все равно собирался туда ехать, пошли нас вперед в качестве своих квартирьеров.

— Чехи не дадут разрешения на поездку.

— Это не твое дело. Я достану разрешение.

— У меня на это и денег нет, — сказал директор с кислым видом. — Подобная поездка будет стоить гораздо дороже — это совершенно очевидно. Послушайся меня, лучше будет, если вы поедете обратно в Будапешт.

— Мы едем в Словакию — и на свой счет.

Этим Анталфи и закончил разговор.

На следующий день, около полудня, мы получили разрешение. Дежурный чешский офицер дал при этом Анталфи хороший совет:

— Вы только скажите коменданту станции Римасомбат, капитану Редель, что с вашей труппой едут красивые артисточки. Захватите с собой несколько фотографических карточек — увидите, что все будет моментально сделано.

Нельзя сказать, чтобы наше путешествие из Шалготарьян до Римасомбата было особенно приятным или удобным. Для восстановления порядка между этими двумя городками ходил бронепоезд. К нему прицепили три товарных вагона, и те, кто располагал билетами, разрешением на поездку и достаточной силой, чтобы отвоевать себе место, могли ехать в одном из этих вагонов. Так как поезд совершал этот пробег раз в сутки туда и раз обратно, получить место в вагоне было делом далеко не легким. Когда я благополучно взобрался, наконец, в средний вагон, чешский солдат так хватил кулаком по лицу стоявшую за мной крестьянку, что та свалилась, обливаясь кровью. У меня не хватило времени выяснить, что именно случилось, — да и в нашем положении, пожалуй, безопаснее было не расспрашивать. Одно лишь во всяком случае было несомненно: когда поезд тронулся, мы оба сидели в вагоне. Большинству путешественников не удалось влезть в вагон, оставшийся, таким образом, наполовину пустым.

— Не нужны ли вам чешские деньги?

— Почем даете? — спросил Анталфи очутившегося возле нас вертлявого чешского железнодорожника.

Тот плохо говорил по-венгерски и притом нараспев, словно на сцене.

— Вы, милостивые государи, верно, знаете, что по официальному курсу за две венгерские кроны дают одну чешскую. Но так как мне удалось заблаговременно раздобыть чешские кроны, то я могу дать десять чешских крон за пятнадцать венгерских.

Анталфи несколько минут молча вычислял.

— Ну, если вам не нужно… — сказал железнодорожник и пошел дальше.

— А ну, покажите-ка ваши чешские кроны, — крикнул ему вслед Анталфи.

Чех вынул из кармана брюк большой сверток бумажных денег.

— Пожалуйста.

Анталфи, взяв бумажку в сто крон, со всех сторон осмотрел ее и даже обнюхал.

— Из чего же видно, что это чешские деньга? — спросил он недоверчиво. — Это ведь старые австрийские деньги, — такие же, как и мои венгерские бумажки!

— Что вы, что вы, совсем не такие, — обиделся чех. — Извольте взглянуть: вот здесь печать, а тут двухвостый лев.

— Вижу, — сказал Анталфи уже менее недоверчиво. — Действительно, у этой скотины два хвоста. Ну, с богом! Дам двенадцать венгерских крон за десять чешских.

— Ну, нет, за дурака вы меня считаете, что ли…

Добрых четверть часа торговались мы, пока пришли к соглашению. За те тысячу пятьсот синих крон, которые вручил мне Пойтек при прощании, железнодорожник дал нам тысячу сто пятьдесят чешских крон.

— Не хотите ли поглядеть, — и чех указал на разрушенную снарядами сторожку, — это историческое место. Здесь чешские легионеры разбили большевиков, имевших численное превосходство. Красные бежали и как бежали!.. Победило моральное превосходство демократии, — да, демократии…

Мы уехали из Шалготарьяна в полдень и уже к вечеру были в Римасомбате.

— Пойдем поищем гостиницу, — предложил Анталфи. — Это совершенно безопасно; глупейший жандарм и тот сообразит, что человек, у которого документы не в порядке, не решится сунуться в гостиницу, где ему придется заполнять анкету. Не знаю, какова покупательная сила чешских крон, — я впервые в Чехии, — но так или иначе отправимся в порядочную гостиницу. Хотя я в Чехии еще не бывал, но про Римасомбат я кое-что слышал. Идем прямо в гостиницу «Хунгария».

«Хунгария» называлась теперь «Сокол» и была далеко не такой великолепной, как я того ожидал, судя по описаниям Анталфи. При этом в ней было довольно дорого: комната с двумя кроватями стоила тринадцать крон в сутки. Мы быстро умылись и отправились в столовую.

В столовой было почти пусто. В одном углу играл цыганский оркестр. За большим столом сидели, попивая шампанское, чешские офицеры в обществе чрезвычайно накрашенных женщин. В другом углу за кружкой пива сидел в одиночестве одетый в черное посетитель и, положив локти на стол, слушал музыку. Остальные столики тщетно дожидались гостей. Со стены против входа на нас глядели портреты Массарика и Вильсона.

— В честь чешской демократии я закажу себе клецки, — заявил Анталфи, просмотрев меню, — и тебе советую то же самое. И чтобы быть лойяльным чехом, буду пить пильзенское пиво.

Мы принялись за еду. Когда настало время расплачиваться, Анталфи вынул двухвостую стокронную бумажку. Официант осмотрел ее со всех сторон, вынул из кармана увеличительное стекло, еще раз внимательно исследовал двухвостого льва, покачал головой и положил бумажку на стол.

— Фальшивая, — сказал он.

— Как может быть она фальшивой, чорт вас возьми? — рассердился Анталфи. — Не видите вы, что у этого льва два хвоста?

— Вы, господа — иностранцы, — ответил официант. — Штемпель фальшивый. Здесь в ходу теперь очень много денег с фальшивым штемпелем, но такой грубой подделки еще ни разу не приходилось видеть. Это венгерская работа — венгры хотят таким способом понизить стоимость чешских денег.

— У меня и впрямь других занятий нет, как понижать стоимость чешских денег! Ну, все равно. Вот другие сто крон. Надеюсь, эти-то уж не фальшивые?

— Эти тоже фальшивые.

Через несколько минут выяснилось, что бородатый железнодорожник подсунул нам только такие деньги, которыми венгры собираются обесценить чешскую валюту.

По кивку официанта посетитель в черном оставил свою кружку и подошел к нашему столу.

— Следуйте за мной, господа, — сказал он после того, как тоже рассмотрел наши кроны через увеличительное стекло.

— А с кем мы имеем честь?.. — спросил Анталфи.

Тот показал ему свой полицейский значок.

Мы на извозчике отправились в полицейское управление. Сыщик уплатил извозчику одной из наших фальшивых стокронных бумажек, а полученную сдачу положил к нашим деньгам, конфискованным в качестве фальшивых. Поступить таким образом он имел, как потом выяснилось, полное основание, потому что деньги, полученные от извозчика, были такие же фальшивые, как и та стокронная бумажка, которой сыщик уплатил ему.