Ткач

— Это прекрасная история, — Ахмья наклонилась вперед и вдохнула аромат цветка. Она одобрительно промычала и продолжила идти. Рекош не отставал от нее, пока они поднимались по ступенькам.

Она взглянула на него краешком глаза.

— Рекош, могу я спросить тебя кое о чем?

— Всегда.

Ахмья остановилась на самом верхнем ярусе и повернулась к нему лицом.

— Не мог бы ты рассказать мне еще о своем детстве? О тех временах, когда был птенцом?

Рекош остановился, и ухватился за пояс нижними руками, поправляя его положение на груди. Его жвалы дернулись.

— Когда я был птенцом…

— Ты не обязан рассказывать мне то, чего не хочешь, — поспешила сказать она, размахивая ладонями. — Я… я не хочу совать нос не в свое дело. Я знаю, что тебе было больно, что другие вриксы издевались над тобой. Так что, если ты больше ничего не хочешь мне рассказывать, ничего страшного. Я просто… — она прижала копье к груди и сжала его. — Я хочу знать о тебе. Все о тебе.

Его взгляд ненадолго задержался на ней, прежде чем он отвел его, обшаривая взглядом окружающую обстановку. Послеполуденный солнечный свет проникал сквозь просветы в кронах деревьев, включая довольно большой над скалой, где стояла Ахмья, делая цветы особенно яркими.

Нежное журчание источника в сочетании с другими звуками джунглей делало это место почти безмятежным.

Конечно, это не означало, что здесь было менее опасно, чем где-либо еще.

Рекош вернул внимание к Ахмье, придвинулся ближе и забрал у нее копье, прежде чем подхватить ее с земли. Просунув одну руку ей под ноги, а другую за спину, он прижал ее к своей груди.

— Что ты делаешь? — спросила она, обнимая его за плечи и кладя ладонь на теплую грудь.

— Я буду говорить, — сказал он, взбираясь на скалу, чтобы добраться до места на ее гребне. — Но не громкие слова.

— Не громкие слова?

— Мы должны сесть. История… тяжелая.

В тот момент она ощутила часть этого веса, он был заметен и по его голосу, и по тому, как он двигался, немного медленнее, немного более обдуманно и размеренно, без обычной непринужденной грации.

Он прошел мимо бассейна с кристально чистой, мерцающей водой и отнес ее в тенистое местечко неподалеку. Несколько более высоких каменных выступов, покрытых лианами и мхом, стояли там, как покосившиеся колонны, по бокам от низкой стены из упавших камней и валунов. Часть земли внутри естественной ниши, созданной этим нагромождением, была покрыта мелкой травой и пучками мха.

Прислонив копья к высокому камню, Рекош снял сумку и положил ее поверх мха, прежде чем опуститься рядом. Его сложенные передние ноги образовали импровизированное сиденье, и, как только он устроился, то усадил Ахмью на них так, чтобы она прижалась спиной к его груди.

Потянувшись в сторону, он открыл сумку, достал бурдюк с водой и протянул ей.

— Пей, ви’кейши.

— Спасибо, — Ахмья улыбнулась и откупорила его, сделав большой глоток прохладной воды. Он тоже выпил, прежде чем вернуть бурдюк в сумку.

Когда она начала поворачиваться к нему лицом, Рекош положил руки ей на плечи, удерживая на месте.

Брови Ахмьи нахмурились.

— Рекош?

Он скользнул ладонью с ее плеча вверх по шее, где обхватил горло и нежно запрокинул голову назад. Его красные глаза были серьезными, когда он смотрел на нее сверху вниз.

Ахмья посмотрела на него в ответ.

— Ты не обязан мне ничего рассказывать.

— Я хочу, — он провел другой рукой по ее щеке, касаясь кожи тыльной стороной когтей.

Дрожь пробежала по телу Ахмьи от его прикосновения, от его голоса, от пристального взгляда, устремленного на нее.

— Я буду слушать.

Рекош убрал руку с ее шеи и запустил пальцы в волосы. Кончики когтей задели кожу головы, когда он расчесывал пряди, но он был таким нежным и благоговейным, что все, что она почувствовала, это покалывание, оставшееся после них. Он просто расчесывал ей волосы, оставаясь тихим достаточно долго, чтобы у Ахмьи возникло ощущение, что это его способ успокоиться.

Откинув голову назад, она закрыла глаза и сложила руки на коленях, давая ему столько времени, сколько было нужно.

— Как я уже сказал, я был самым маленьким в выводке, — начал он низким голосом. — Мой отец был ткачом, а мать — Клыком. Я не мог пойти с ней, поэтому последовал за ним, чтобы спрятаться от других. Чтобы быть в безопасности. Он научил меня ткать. Научил многим вещам. Может быть, он и не знал, почему я последовал за ним, но это принесло ему радость. Радость от того, что он делился иголкой, ниткой и ткацким станком, радость от того, что учил и видел, как я учусь. Поскольку я был маленьким птенцом среди больших вриксов, я держал свои слова при себе и слушал, и многому научился. В клыках и когтях воина есть сила, но в словах тоже есть сила. Знание — это сила. И поскольку я был маленьким, они говорили так, как будто меня не было рядом, — его пальцы продолжили работу, разделяя ее волосы на пряди, которые он держал крепко, но тянул. — Шепоты, говорят вриксы. Это то, чему я научился, — Рекош защебетал. — Но большинство из них были сказаны не шепотом.

— Наше слово — сплетни, — сказала Ахмья с ухмылкой.

— Сплетни, да. Я сидел рядом с отцом, ткал и слушал. Вскоре я понял, что слова иногда могут дать мне безопасность. Знания можно использовать как щит и копье. Знание слов, которые вриксы хотели услышать, было силой. Но все, чего я хотел, это стать величайшим ткачом в Такарале, чтобы мой отец видел меня всеми восемью глазами и гордился мной.

Острая боль пронзила грудь Ахмьи, и ее глаза защипало от подступающих слез. Она открыла их шире. Сделав медленный, глубокий вдох, она прогнала слезы и положила руку на ногу Рекоша. Она была тверже, плотнее всего остального тела, но волоски на ней были мягкими под ее ладонью и слегка приподнялись от прикосновения.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказала она. — Я хотела того же от своего отца. Он… не замечал меня, как бы я ни искала его одобрения, как бы сильно ни старалась.

Из его груди вырвался несчастный гул.

— Мне жаль, ви’кейши. Но знай, что я видел тебя всегда.

Ее нижняя губа задрожала, и, несмотря на все усилия, она не смогла сдержать слезы, наполнившие глаза.

— Я знаю.

Он наклонился и потерся жестким ртом о ее висок. Теплое дыхание коснулось ее кожи.

— Не надо слез, Ахмья. Не надо снова дождя.

Ахмья негромко рассмеялась.

— Прости. Обычно я не такая плаксивая… По крайней мере, я не была такой до того, как проснулась в этом мире.

— Я знаю, это тяжело. Со временем все наладится.

Она повернула к нему лицо. Ее губы были так близко от его рта, так близки к тому, чтобы коснуться его, поцеловать.

— С тобой все лучше.

Издав негромкую трель, он поднял голову и снова пустил в ход руки.

— Мне лучше с тобой.